Во все времена европейской науки творцы ее объективно способствовали укрепле-нию позиций материализма, так как сознательно или бессознательно исходили и развива-ли в своих исследованиях метапарадигму: "вселенная - саморегулирующийся автомат" (формулировка, заимствованная из "Мыслей перед рассветом" В. Тростникова). Вопреки учению величайшего в европейской традиции мыслителя Платона о трансцендентном ца-рстве идей, определяющем Организацию непосредственно воспринимаемого нами слоя Реальности, наука практически полностью сошлась с материалистической теорией позна-ния. Согласно последней наши органы чувств, подкрепляемые по мере надобности прибо-рами, сообщают нам все релевантные сведения о реальности, нуждающиеся далее лишь в чисто техническом упорядочивании их теорией. Только последователен был Ленин, дове-дя в "Материализме и эмпириокритицизме" это представление до младенчески наивной "теории отражения", уподобляющей мятущийся разум исследователей с их "драмой идей" - стоячей луже¹.

Как показали мы в предшествующей главе, уже обнаружение источника динамики материальных моментов Организации с необходимостью выводит нас за пределы физиче-ского мира в трансцендентный ему и лишь умом постижимый слой реальности - Бин. Этим материалистическая - и с ней научная, коль скоро таковая претендует на исчерпы-вающий характер, - метапарадигма замкнутого в себе материального мира приводится к абсурду и краху.

Как, однако ж, наука могла принять и веками удерживать эту доктрину гносеологи-ческой и онтологической серости? Разве ученые не живут в том же, что и все мы, ослепи-тельно многоцветном и мятущемся в противоречиях мире? Этот культивированный даль-тонизм научного мировоззрения тем более странен, что едва ли не все великие ученые ми-ра были и остаются людьми глубоко верующими².

Ответ на эту причудливую загадку довольно прост: истолкование физической все-ленной как замкнутого в себе механизма есть неизбежное следствие использования уче-ными формально-логического метода. Мы показали в главе 1, что формальная логика представляет мир как Организованный исключительно пространственно - Конечно-струк-турным образом. Вопреки логическому позитивизму, трактующему логику как систему безусловных истин-тавтологий, ничего не сообщающих о реальности³, "А=А" есть в выс-шей степени сильное утверждение о характере Организации физического мира, как якобы целиком слагающейся и исчерпывающейся элементами, каждый из которых вполне от-дифференцирован от других в пространстве и пребывает во "времени", целиком истолку-емом "по аналогии с пространством"! Но неужели не заметно, что мир устроен несколько хитрее, и не одними размерами отличается от детского конструктора?

В той же главе 1, пройдя по стопам элеатов, мы увидели, что в самом формальном анализе обнаруживаются при достаточно пристальном его рассмотрении два пограничных момента: континуальный, то есть интенсивно-бесконечный, и целостно-точечный. Как показал в своих апориях Зенон, а впоследствии проявилось в парадоксах теории множеств, никакие ухищрения не позволяют без опаски проводить принципы формальной логики в царстве бесконечного. Что касается сверхжесткого царства целостности, то всякий, кто, подобно автору, сподобился опыта жизни в тоталитарном государстве, где безусловно правит именно интерес государственно-партийного целого, знает (даже будучи чужд лю-бым теоретическим интересам - знает целой своей шкурой), что логика здесь - целиком подрывная ересь. "Третьего не дано" закона исключенного третьего пахнет здесь анархи-ческим либерализмом. "Второго не дано"⁴ правит здесь смертью и подобной смерти жи-знью. Последняя формула "конформальной логики" вовсе не есть только ироническая иг-ра словами - но глубоко адекватная формулировка основного императива ортодоксально-го тоталитарного сознания, всецело направляемого государственно-партийным Единым и отнюдь от оного не дифференцируемого. В тоталитарном государстве закон исключенно-го третьего (как и прочие законы формальной логики) есть потому не "бессодержательная тавтология", но лишь слабо закамуфлированный лозунг индивидуализма, за провозглаше-ние коего, не будь он столь темен для не склонных теоретизировать обывателей и дрему-чих в массе бюрократов, расстреливали бы как за государственную измену!

Проследив антагонистическую пространственной Организованности сторону конти-нуальности и целостности, мы еще в главе 1 вышли за пределы Организации нашей физи-ческой вселенной. Разобраться, куда таким образом мы попали, мы смогли, однако, лишь в главе 5, предварительно определив характер двух основных форм регресса и связав их с материальностью. Результатом явилось открытие нами Бина - "нижнего" относительно Организации "слоя" Реальности.

Не все благополучно обстоит и с зауженным (абстрагированным от своих погранич-ных моментов) пространственно-аналитическим "обоснованием" идеи замкнутой в себе физической вселенной. Именно от геометрии с ее только чистым разумом постижимыми идеальными формами пришел Платон к необходимости существования царства чистых идей, трансцендентного грубым формам материального мира. Как видим, он оттолкнулся от того же антагонизма материального и пространственного, что и нами рассмотренный, но отправился в противоположную сторону. В самом деле, как в пределах представления о замкнутом в себе материальном мире истолковать, например, идеальный геометрический шар? Если, как требует материализм, непременным и окончательным критерием истины является материальная практика, то понятие идеального шара есть чистая мистика - и в этом мировидении - абсурд. Действительно, такой шар не может быть построен как мате-риальный объект даже в принципе. Материя ведь дискретна: молекулярна, атомарна, де-лится на элементарные частицы... Построить из нее иднальный геометрический шар, все точки поверхности коего удалены от точечного же центра на совершенно равное расстоя-ние, было бы физически невозможно, обладай даже мы невозможными же совершенными инструментами. И того более, современная физика все настоятельней приходит к необхо-димости рассматривать как дискретное само пространство. Стало быть, идеальный шар не может быть вписан в фактуру физического пространства даже мысленно! Но мы прекрас-но знаем, что геометрический шар и еще более невещественные абстракции геометриче-ских плоскости, линии и точки не только не заводят наше мышление в тупик, но отлично работают на объяснение несовершенных вещей материального мира, и коль скоро мы хо-тим дать это объяснение не в расплывчатых словах, но в точных понятиях, мы обязаны оперировать идеальными категориями, коим в окружающем нас вещном мире полных объективных аналогов быть не может] Разумеется, идея идеального шара подсказывает-ся нам "приблизительными шарами" окружающего мира, но ирония точного знания в том и состоит, что мы не можем оценить ни степени приблизительности, ни степени шаро-образности означенных "шаров", не рассекши анализом косную ткань материального ми-ра, дабы прорваться в потустороннний ему мир абсолютно строгих форм⁵.

Материалистическое "опровержение" платонизма до того безвкусно и уморительно, что его неловко и повторять. Нас уверяют, что платоновы рассуждения суть зловредные идеалистические выверты, а на деле все очень просто: математик созерцает в окружаю-щем мире вполне реальные, пусть и несовершенные, шары, и, абстрагируясь от их несо-вершенств, получает-де свой идеальный шар. Очаровательно, не правда ли? Точно так же, собрав уродин, и "абстрагируясь" от их уродств, художник мог бы создать портрет совершенной красавицы. Жаль, что могучие в "абстрагировании" материалисты до сих пор ничего подобного не продемонстрировали. Впрочем, в том ведь и заключается централь-ный догмат никем, кажется, доселе членораздельно не изъясненного, но отчетливо ощущаемого материалистами кредо, идущий от существа Деградации: творение есть усекновение! То, что творение требует помимо действительно небесполезного в нем в иных слу-чаях усекновения - еще и творения как такового, есть просто тавтология, но - совершенная мистика для всей "трезвой" материалистической братии.

Итак, необходимый нам для изучения окружающих вещей идеальный шар должен быть творчески построен в своей совершенной строгости в идеальном пространстве, и только там может быть воспринят нашими интуицией и разумом. И если правы матери-алисты в том, что дельный человек занимается только вещами реально существующими (а кто ж, если не хороший математик, дельный в математике человек?), то идеальное про-странство математика каким-то образом вполне реально существует, - и материалистам остается только благоразумно закрыть рот.

Впрочем, вовсе не мощь материалистической аргументации предотвратила смыкание метапарадигмы научного знания с платонизмом, но гигантские возникавшие на платоно-вом пути методологические трудности и неясности, поддававшиеся разве лишь усилиям глубочайших мудрецов. На регулярное явление таковых наука не могла, конечно, полага-ться. Она пошла по пути максимального облегчения своей и без того предельно трудной для рядовых ее тружеников задачи. Формальная логика была истолкована деловитыми учеными в лоб; к загадочно-глубоким намекам мудрецов на волшебные переливы ее смы-сла, обнаруживаемые в попытках применения ее ко всесвязному миру, научились быть глухи: слишком уж переплетались в таком случае все смыслы реальности, а соблазн ма-нипулировать ими, как детскими кубиками, был так велик! - и так долго и блестяще себя оправдывал (при ортодоксальной зашоренности видения мира, конечно) все новыми научными успехами! "А=А! - и этот кипящий и взаимопереливающийся во всех своих ча-стях мир с таким удобством можно было толковать как в "сущности" своей целиком ста-тичный, - и можно было отъединить от него и вынести за скобки исследования непо-стижного рассудку Бога, без коего не умел обойтись "наивный" миф, толковавший на сво-ем смутном языке чудовищную по трудности проблему становления из "ничего", или "ха-оса", мировой Организации! "А=А" - и время можно было толковать "по аналогии с про-странством" - какое достижение в сравнение с головоломными трактовками этой "про-клятой" проблемы мифом! "А=А" - и уравнения ньютоновской динамики демонстри-ровали изящнейшую независимость от знака времени (кое "по аналогии..."), а, значит, принципиальную для физики неотличимость прошлого от будущего - до чего же стройно! Когда около середины 60-х гг. физики обнаружили в реакциях элементарных частиц нару-шение закона комбинированной четности, из чего следовало, что уже на уровне элемен-тарных частиц будущее таки отличимо от прошлого - это стало для них сенсацией номер один! Ни один самый темный современный обыватель не сомневается в принципиальном различии "раньше" и "позже". Теперь, к своему изумлению, в этом убедились и самые блестящие научные умы нашего века - физики!

Смутное представление о принципиальном отличии прошлого от будущего, привне-сенное в культуру Запада Восточной по происхождению христианской священной исто-рией, в коей лишь однажды мог умереть за наши грехи Христос - и лишь однажды грядет окончательная победа над мировым злом с Его Вторым Пришествием, - вообще всегда крайне трудно поддавалось там усвоению. В ранний период Западного христианства его едва не захлестнула автохтонная ересь привычного античности "вечного возвращения" (Ницше в своем бунте против системы ценностей своего времени страстно проповедовал восстановление идеи "вечного возвращения" еще в конце XIX века!). Это христианское нововведение было решительно скомпрометировано в глазах просветителей XVIII века успехами классической механики, создавшей квазистатическую модель мира, чья дина-мика характеризовалась как исчерпывающаяся постоянными физическими циклами, в ко-их мир представлялся именно "вечно возвращающимся" на круги своя, - и не случайно просветители создали самое антиисторическое представление о "просвещенном разуме", способном-де исправить любые закрепившиеся в обществах глупости, оперируя по стан-дартным правилам - в полной независимости от традиций всякого места и времени.

На рубеже XVIII-XIX веков упомянутое христианское представление нашли, одна-ко ж, удобным для своих целей, и внешним образом "секуляризировали" неразборчивые идеологи, подготовившие Великую французскую революцию, - а за ними историки - "ученые" только в самом расширительном и либеральном значении этого, вовсе не ли-берального в своей строгости слова. Историки были вынуждены это сделать под давле-нием лавины колоссальных происходивших тогда в Западном мире изменений, никак не желавших укладываться в прокрустово ложе "А=А". Этот феномен получил тогда звуч-ное и пустейшее наименование "прогресса", то есть "движения" (куда?! - "вперед"!), Со временем столь звучное слово приобрело на Западе громчайшую популярность, ибо ка-залось надежной опорой прямолинейному историческому оптимизму, столь пришедше-муся по душе Западным массам с их уникально уплощенным мироощущением. Было бы, однако, смехотворно утверждать, что какая-либо чисто научная (то есть по определению базирующаяся на "А=А") теория способна дать членораздельное истолкование стояще-му за столом "прогресс" феномену.

Как, но разве не дает такое объяснение для случая биологии "теория эволюции" Дарвина?

Перечитаем "Происхождение видов". Там мы найдем прежде всего попытку истол-ковать прогресс Организации биологических видов как результат чисто механической иг-ры факторов: "наследственности" (в этом контексте, естественно, чисто консервативной) и "изменчивости" (здесь, разумеется, целиком случайной, стохастической), - каковая игра получает кульминацию в "естественном отборе"⁶ (то есть целиком слепом, автоматиче-ски усекновляющем всех "недостаточно приспособленных", как впрочем и тех, кто по любой причине ни подвернулся бы под ее топор, - узнаете светлую материалистическую идею "творения как усекновения"?) средой видов, популяций и особей, оказавшихся наи-более приспособленными к жизни ходом мертвой игры означенных двух факторов.

Там же, правду сказать, мы обнаружим в затемнение означенной прозрачной схемы, кажется, и все мыслимое многообразие попыток привлечь к объяснению изменения видов идеалистические биологические теории. Последние, впрочем, носят в схеме Дарвина ха-рактер сугубо подчиненный и случайный и являются в ней явно по недостатку ясности и последовательности мысли ее создателя. В самом деле, Дарвин не только не пытался бо-роться с отчетливо определившейся задолго до его времени метапарадигмой научного знания, истолковывающей природу как "саморегулирующийся автомат", и оказавшейся скандально очевидно неработоспособной в биологии при сколько-нибудь незашоренном видении ее феноменов, но стал ключевым героем среди тех, кто приложил все усилия, чтобы по видимости "утвердить" означенную метапарадигму и в этой сфере научной тео-рии. Как недоразумение трактует эти идеалистические привески и современный неодар-винизм, отбрасывающий их к вящему торжеству определяющей для дарвинизма механи-ческой схемы.

Но имеет ли хоть малейшее право на почтенное звание "теории" эта сохраняемая неодарвинизмом схема? Вовсе нет, поскольку она не отвечает минимуму требований, предъявляемый к теории всеми серьезными учеными во всех нормальных науках. Она ведь только якобы "объясняет" ряд явлений, относящихся к феномену биологической эво-люции, ухитряясь при этом ровно ничего существенного не предсказывать - не считая, конечно, "предсказаний", категорически опровергнутых массой накопленных в биологии и палеонтологии данных (о чем говорит цитируемый в эпиграфе к этой главе В. Краси-лов)! В частности, не позволяет она предсказывать до сих пор не открытые виды⁷. Да что виды - практические исследования открывают доселе время от времени целые типы!⁸, су-ществование коих оказывается всякий раз для обученных в дарвинизме систематиков пол-ным сюрпризом! Но и число, и характерные особенности типов представляются еще "сверхтонкостями", если учесть, что систематики не могут до сих пор договориться даже о числе биологических царств! Не очевидно ли, что "теории", не умеющей прояснить да-же собственные базовые категории, более подошло бы звание расплывчатой (то есть скверной) чисто спекулятивной идеологии, претендующей на истолкование биологичес-кого прогресса в свете представлений о причинности, не апробированных ничем, кроме успехов классической механики (чья система означенных представлений обнаружила, кстати, в ХХ веке свою ограниченность в самой физике)?

Да, но в круге собственных представлений механики, как мы видели, категория про-гресса не только отсутствует, но в принципе не может быть с ними примирена, как про-тиворечащая неотличимости в динамике будущего от прошедшего! Каким же чудом дер-жится "материалистическая" теория Дарвина? Неприятный ответ будет: держится она ис-ключительно гносеологическими приличиями, требующими хоть как-то объяснить необъ-яснимое в пределах принятой наукой метапарадигмы, - и подпираемыми... извращенным идеализмом.

Дарвин жил в эпоху, когда "суровый реализм" стал непререкаемой модой во всех "передовых кругах". Несомненно, он и его единомышленники вдохновлялись пафосом изгнания из биологии розового идеалистического тумана и обнаружения за ним "непри-крашенной действительности". Не через Божью-де благодать происходит тонкая гармо-ния и поступательное движение Организации живой природы, но через кровавую борьбу и переживание самых приспособленных⁹. Заявившие это получили, казалось, полное ос-нование к восхищению собственным трезвым мужеством. Но не так просто оказалось сла-дить с коварным идеалистическим туманом, и бравые изгонители напустили его куда бо-льше, чем выгнали.

Процитируем еще раз знакомого нам по главе 4-а Шан Яна, в IV в. до н. э. заявив-шего в лучших традициях беспримерно трезвого и посюсторонне ориентированного ки-тайского социального мышления: "Когда армия применяет средства, которых противник устыдился бы, - она непременно окажется в выигрыше!"¹⁰ Генерализуем эту гниальную в своей кристальной цинической простоте мысль: во всякой борьбе, как деле дисгармони-ческом и разрушительном, сильней всех при прочих равных (и далеко не вполне равных!) окажется самый грубый разрушитель, и слабей всех - самый тонкий строитель. Заметим, что последняя мысль в сущности тавтологична, как тавтологично приведенное выше суж-дение, что творение требует для собственной реализации творения же. Но в каком резком диссонансе находятся эти "бессодержательные" тавтологии к определяемому в первую голову материализмом "духу" нашего времени и современной научности!

Зададим далее вопрос, какое строение организма наиболее отвечает задачам борьбы и внешнего разрушения? Уже простому здравому смыслу очевидно, и подтверждается тем, что мы знаем о Деградации, что самое примитивное наиоптимально, а наитонкое предельно уязвимо. Где тонко - там и рвется. А на войне, как на войне¹¹.

В ситуации, где выживание вида в его наличном состоянии становится невозможно, у него остается еще колоссальный шанс: Деградировать, высвободить в падении своей Организации гигантскую жизненную энергию, захлестнуть врагов и конкурентов неизме-римо размножившимся неприхотливым потомством. Вообразить, что в той же ситуации тот же вид может поставить прагматически проблематичнейший эксперимент прогрессив-ного самоизменения - и победить, да не в порядке шального исключения, а как правило, да притом еще целиком посюсторонней "силою вещей"(!) - вообразить этакое могли то-лько вовсе не подозревавшие о подлинной суровости жизни извращенные идеалисты, вы-глядывавшие в мир из-за розовых занавесок комфортабельных кабинетов. Обратно, те, кто, как никто другой, знают эту суровость на собственной шкуре - крестьяне, всегда и везде были и остаются самым истово религиозным слоем обществ: "Без Бога - ни до поро-га!"

В настоящее время палеонтологией накоплен колоссальный материал, свидетельст-вующий, что жизнь на Земле остается в нормальных условиях в общем статичной, и ко-лоссальные рывки в эволюции видов неизменно происходили вслед за страшными, веро-ятно, космического происхождения, катастрофами, когда вымирало огромное большинст-во видов, и межвидовая и внутривидовая борьба и конкуренция снижались практически до нуля, - в полном противоречии с дарвиновской доктриной об отборе как ведущей силе эволюции.

Целые монографии (как еще в 1885 г. вышедший "Дарвинизм" Н. Данилевского, как "Номогенез" Л. Берга) демонстрируют фактологическое и теоретическое убожество дар-винизма. К сожалению - и в этом дарвинизм целиком повторяет судьбу марксизма и фрей-дизма - судьба этого шутовского "учения" менее всего определяется фактологией и тон-костями теории. Дарвинизм и его аналоги в "материалистическом" истолковании соци-альной истории и человеческой психики подобно гипсовым атлантам под железобетон-ными перекрытиями зданий, держатся именно и только тем, что они якобы поддержива-ют: метапарадигмой целой научности. Несущественность упомянутых "учений" поэтому остается до времени несущественной. Существенно то, что принятые учеными гносеоло-гические приличия требуют, чтобы те считались существенными. Незашоренное рассмо-трение заставляет признать, что во всех указанных трех науках господствующей мета-парадигме пришлось до крайности плохо - нашла коса на камень. Но драмой науки явля-ется то, что тяжкий ее труд удается только в рамках согласия ученых относительно фунда-ментальной для каждой данной науки системы представлений - парадигмы, и лишь в рам-ках единственной для целой научности в течение веков (и даже тысячелетий!) метапара-дигмы. В науке, как и в антиподе ее - армии, согласие в действиях, обеспеченное пусть и ложной парадигмой, безусловно предпочтительней отсутствия всякого согласия¹². Вот и приходится, построив однажды более или менее работоспособное согласие относительно принципов исследования, держаться за него до последней возможности. Трюизм, что но-вая парадигма вытесняет старую не столько в результате переубеждения приверженцев последней, сколько в силу их естественного со временем вымирания. И лишь догадывать-ся можно, насколько медленней и мучительней окажется смена целой метапарадигмы на-учности, борьба за кою началась исподволь еще в прошлом веке с критикой дарвинизма и марксизма.

Не желая утомлять внимание читателя детальной критикой дарвинизма, и без того многократно и основательно специалистами проделанной¹³, предложим ему простую мо-дель, коя приблизит проблему прогресса биологической Организации к его повседневно-му опыту, и тем покажет, чего стоит ее дарвиново решение. Вообразите, что вы участвуе-те в гонке паровозов в век паровых машин. Допустим, на ставке ваша жизнь, и вы начи-наете проигрывать. Как бы понравилась вам идея изобрести в таких условиях электровоз и на ходу перестроить в него вашу машину? Надеюсь, не очень - это был бы подход ин-женера из сумасшедшего дома. Куда благоразумней в такой ситуации было бы не менять ни одной исправной детали. И, конечно, самое прагматичное решение было бы выбросить все, что возможно, из вашего механизма, прицепившись предварительно к машине фаво-рита - в прямую аналогию с биологическим паразитизмом. И еще одна - самая важная! - деталь, упорно ускользающая от взора трезвых дарвинистов: даже будь вы магом, и ухит-рись-таки перестроить на ходу вашу машину в электровоз, это было бы лишь бессмыс-ленным самоубийством: электровоз эффективней паровоза только в технически более вы-соко организованной внешней среде - с линиями электропередач, с мощными электростанциями, с выше, чем в эпоху пара, квалифицированными рабочими железнодорожных депо и более развитой инженерной мыслью. Но то же характеризует и живую природу и всякую вообще Организацию: "высшее" в ней становится таковым только в контексте вы-сшей же среды обитания. Но какая "естественная" сила вещей приготовит вам заблаго-временно эту высшую среду?! Короче, нет ничего туманней и мистичней "материализма", вообразившего себя в роли объяснителя причин прогресса. Воистину, как удачнейше, с глубиной, ускользнувшей от них самих, пошутили классики марксизма, это - идеализм, "поставленный с ног на голову"¹⁴.

Что до материализма более скромного, знающего свое место, таковой может быть ве-сьма поучителен. Им чревата вся серьезная наука (то есть физика и производные от нее дисциплины; все прочее, как сказал Резерфорд /и не он один/, есть "собирание марок"), как не касающаяся в силу своего аналитизма Бога¹⁵. И, разумеется, эта крепко стоящая на "А=А" наука понятия не имеет о "прогрессе". Зато и ей не удается уйти от идеи регресса, куда ближе, чем прогресс, подходящей к формальному тождеству - вспомним, как от "Бы-тия равного Бытию" элеаты строго пришли к своей Коллапсической по природе Целост-ности Как Таковой¹⁶.

В конце XIX - начале XX веков самое удручающее впечатление (сглаженное со вре-менем только невозможностью сохранять любое слишком сильное впечатление неограни-ченно долго) на образованную публику произвела формулировка 2-го начала термодина-мики, или принципа роста энтропии во всякой изолированной системе. Сам по себе этот принцип не утверждает как будто ничего устрашающего, констатируя ту тривиальную ис-тину, что в любой изолированной системе температуры ее частей имеют тенденцию выравниваться со временем в результате переноса тепла от более к менее нагретым частям (причем перенос этот характеризуется редкой для физических процессов на макроуровне интенсивностью, пропорциональной четвертой степени разности температур!) Но в соче-тании с 1-м началом термодинамики, или обычным законом сохранения энергии ("А=А" в применении к количественной характеристике энергии), 2-е начало приобретает злове-щее следствие: неизбежное выравнивание с течением времени температур в целой вселен-ной должно привести к потере тепловой энергией способности совершать работу и не то-лько к гибели всего живого от холода, но и к механическому оцепенению мира в той - ог-ромной - степени, в какой причиной механического движения выступает тепло. До какой степени удручало глубокие души известие о грядущей "тепловой смерти" вселенной, сви-детельствует, в частности, то, что талантливый сын Циолковского (и не один он) покон-чил с собой в значительной степени и под его влиянием. Циолковский выступил тогда против теории "тепловой смерти" со страстной, но беспомощной в существе своей аргу-ментации статьей.

Еще ранее с идеей "тепловой смерти" походя расправился в "Диалектике природы" Энгельс, указав, что энергия обязана-де - в соответствии с его передовыми диалектико-материалистическими воззрениями - сохраняться не только количественно, но и качест-венно. Увы, даже в СССР бестолковые физики оказались не в силах увязать это столь цен-ное указание в формулы. Как ни бейся, получается, что количественное сохранение энер-гии не оставляет ни малейшего шанса на сохранение качественное, а качественное неиз-бежно посягает на количественное (сакральное "А=А"!)

Время принесло с собой только максимальное усугубление неприятностей с принци-пом роста энтропии. В теории информации он был обобщен как универсальный закон снижения порядка, обесценивания информации "шумами" (в нашей системе представле-ний - закон неизбежной со временем Деградации всякой Организации, ранее прошедшей Рационализацию) во всякой изолированной системе в результате суммы ее внутренних изменений, то есть, в научной системе представлений, как принцип необратимого регресса всего и вся, включая целую физическую вселенную, как установлено в ХХ веке - конечную. Наука не знает (и, как стремимся мы показать, не узнает, доколе не перешагнет свою основанную на "А=А" метапарадигму, - и в значительной степени саму себя вместе с ней) ничего в противовес этому принципу, становящемуся таким образом в ее пределах принципом безнадежности¹⁷.

Исключением считают дарвинизм, как якобы научно освещающий механизм проти-воэнтропийного процесса роста биологической Организации¹⁸, но, как стремились мы по-казать выше, это лишь результат культивированного недоразумения, продиктованного ка-тегорическим императивом спасения научной метапарадигмы в области, где последняя вступает в скандальное противоречие с наблюдаемыми фактами. На деле, как слишком очевидно всякому непредубежденному наблюдателю, ожесточенная борьба за жизнь, в са-мом деле имеющая столь огромное место в действительности, и естественный отбор, бу-дучи факторами чисто усекновительными, способны оказывать на жизнь лишь чисто усе-кновительное же - то есть в общем мощно способствующее Деградации - воздействие. Так что, будь эти факторы действительно решающими для динамики жизни, та, раз возник-нув каким-то неизъяснимым механистическим чудом, могла бы в дальнейшем только ка-тастрофически Деградировать. Совершенно невозможно в свете этой гипотезы объяснить уже то, каким образом множество видов ухитрились пройти через миллиарды лет и фан-тастическое изменение условий среды на Земле, практически не изменившись, не потеряв однажды приобретенной ими высоты Организации. Таким образом, Дарвин был не Ко-перником, но Птолемеем теории прогресса биологической Организации. Он навязал нау-ке свое чудовищное буржуазное безвкусие, представив в качестве причин прогресса все те же чисто энтропийные факторы!¹⁹

Сказанное, конечно, нимало не покушается на отрицание действенности энтропий-ных факторов в Новации любой Организованности. Напротив, эта действенность весьма весома. Принцип роста энтропии, он же закон неизбежной Деградации всего, ранее Раци-онально Организованного, он же закон Шан Яна (по имени автора, давшего, вероятно, пе-рвую его частную формулировку) - Дарвина (как пытавшегося, пусть и самым путанным и превратным образом, объявить энтропийные факторы решающими для динамики жиз-ни), есть закон в высшей степени солидный и сурово наказующий всех, кто не желает с ним считаться (как, например, американских "либералов", упорно проводящих в своей стране и по мере своих возможностей за ее пределами принципы, в основном восходящие к XVIII-XIX столетиям). Дело, однако, в том, что это не единственный и не завершающий принцип Организационной динамики. Подпавшая под его власть Организованность вовсе не оказывается непременно в безысходном тупике. Сколь ни роковая, фаза Деградации, если не губит данную Организованность нацело, неизбежно сменяется со временем Эво-люцией - единственной целотворческой - напрямую питаемой Богом фазой Новации.

Последнее, однако ж, целиком выпадает за пределы постижимого в рамках принятой наукой метапарадигмы, как вообще выпадает оно за пределы разумения людей целиком практичных и посюсторонних. Мистики были первыми, кто постиг эту истину, более глу-бокую, чем закон Шан Яна. Великий полководец, политик, дипломат - и святой - Алек-сандр Невский, оказавшись зажат между двух самых могущественных политических сил своего времени, крестоносцами и монголами, дерзновенно определил направление своей политики именно этой истиной: "Не в силе Бог, а в правде !"^20,21

Не в обиду благосклонному читателю, мы написали совершенно излишнюю в раз-витии нашей модели главу. Ее содержанием стала конкретизация уже изложенных прин-ципов в столкновении с определяющими характер современной научности представле-ниями. Но, конечно, было бы опрометчиво обойти последние гордым молчанием, вовсе не способствующим ясности нашей концепции.

Теперь, как и по написанию предыдущей главы, но, может быть, на уровне несколько большей ясности, мы стоим перед вопросом о характере сил, обуславливающих восходя-щее движение Организации. Многовековая попытка науки снять эту труднейшую для познания проблему, как якобы мнимую, провалилась, как мы видели дважды: во-первых, по-нятие "прогресса" проникло таки в науку под давлением фактов социальной истории и биологии, во-вторых, попытка "научного" решения этой проблемы уперлась в то, что ме-тапарадигма науки допускает постижение ею одной единственной фазы Организационной динамики - Деградации!

¹ Характерно, что сам он, будучи человеком вовсе не глупым и по-своему не лишен-ным даже некоторой философской совести, вынужден был, познакомившись с гегелев-ской диалектикой, распроститься со своим невинным теоретико-познавательным детством в "Философских тетрадях" - чего дисциплинированные философы советского истэблиш-мента характерным же образом "не заметили". Слишком уж очевидно обнаружился в этом пункте неразрешимый антагонизм дубового по принципу материализма - и изощренной по методу диалектики. Так и осталась в советской истории философии "теория отра-жения" эпохальным вкладом Ильича в сокровищницу материалистической мысли.

² Трудно, в самом деле, творя в любой вообще области, не заметить, что результаты творчества являются на свет не столько в результате твоих личных скромных усилий, сколько "транслируются" через тебя из источника безмерно высшего знания, предусмотрительности, умения и вкуса. Или, как об этом у Губермана:

³ Мы видели уже в главе 1, что иная тавтология не вмещается в целый физический мир!

⁴ Эту кристалльную формулу автор нашел в стенгазете Института Философии АН где-то в конце 60-х или начале 70-х гг.: ""Второго не дано" - закон конформальной логики".

⁵ Аналогичные рассуждения, демонстрирующие "мистику" самых простых и привыч-ных понятий и представлений науки, можно провести в любом конкретном случае. Возь-мем, к примеру, 1-й закон механики Ньютона. Он характеризует состояние физического тела в отсутствие всяких действующих на него внешних сил (или в случае их равнове-сия, каковой, естественно, может быть понят только в свете случая предшествующего), то есть в абсолютно пустом пространстве, в бесконечном удалении от любых источников силовых полей. Но такое пространство, как известно физикам, в принципе не может су-ществовать в нашей конечной вселенной. Далее, даже если бы таковое где-то все же имелось, и мы могли бы каким-то образом поместить в него одинокое физическое тело, относительно чего могло бы оно сохранять свое "состояние покоя или равномерного прямолинейного движения"? Относительно пустого пространства? Это исключается тео-рией относительности. Значит, относительно воображаемой идеальной системы отсчета - относительно абстракции!

Не ясно ли, что с точки зрения вполне последовательного материализма (если бы, конечно, эта дубовая система могла исхитриться стать вполне последовательной - и не постесняться неизбежных скандальных выводов) закон инерции гласит нелепое: "поди туда - не знаю, куда; увидишь то - не знаю, что"! Если, тем не менее, 1-й закон механики прекрасно в ней работает, это значит, что источник его содержания восходит тем или иным образом к реальности идеальной и не может быть вразумительно истолкован в единственно допустимых для целиком последовательного материализма чисто "вещест-венных" терминах.

⁶ У Дарвина - "natural selection". Интересна история перевода этого рыхлого в англий-ском языке термина на русский язык. Дарвин отталкивался в своей теории от практики се-лекционеров, подбирающих при выведении новых пород особи с наиболее выраженными желательными свойствами. Соответственно, первые переводы "Происхождения видов" на русский язык - с его не всегда удобными возможностями сугубой точности выражения - говорили о "естественном подборе". Это невольное уточнение дарвинова термина служи-ло, конечно, проявлению глубинного смысла выражаемой им концепции. Единственный недостаток такого перевода состоял, однако, в том, что он невольно же обнажал в пе-редаваемой им таким образом идее ее трескучую глупость: каким бы образом природа, понимаемая чисто механически, то есть как целиком инертная (неспособная к самоорганизации), то есть в существе своем абсолютно мертвая, могла бы ухитриться творчески подбирать?! Поэтому в позднейших переводах "подбор" превратился в "отбор". Новый перевод оттенил, однако ж, ту же архиглупость другим - для поверхностного взгляда не столь броским, но в сущности уже вовсе издевательским - образом: на кой черт может служить в эволюции пусть и самый естественный, но лишь чисто усекновительный отбор, если он категорически не способен вылиться в абсолютно необходимый по ус-ловиям задачи творческий подбор?!

⁷ Известен, правда, закон гомологических рядов Н. Вавилова, констатирующий дово-льно однотипные модификации у родственных видов и, в меньшей степени, родов и се-мейств, отражающие гомологию генов и порядка их расположения в хромосомах у родст-венных видов. Эта своего рода "периодическая система" биологии, хотя в целом плохо изученная, позволяет предсказывать не открытые еще виды в пределах хорошо изученных рядов. Беда для дарвинизма заключается, однако, в том, что упомянутый закон есть одно из самых сильных возражений против него. В самом деле, единообразный порядок отно-шений свойств видов в рядах отлично работает на истолкование вида как "платоновской идеи", но разительно противоречит концепции решающей роли "конструктивно усекнов-ляющей", то ли "отбирающей", то ли "подбирающей" среды. Последняя столь разительна варьирует в пространстве и времени (дегустаторы вин, например, способны различать продукты разных участков на одном и том же склоне холма!), что никакого конечного чи-сла видов не хватило бы, чтобы выстроиться в более или менее стройные ряды, будь за средой в самом деле решающее слово. Вообще, целая дарвинова концепция эволюции как результата накопления чисто случайных мелких изменений зиждется на непонимании си-стемного характера вида и видовых различий, и не только не объясняет, но размывает по-нятие вида, не говоря о той малости, что категорически противоречит материалу и генети-ки, и палеонтологии.

⁸ Тип - крупнейшая, после царства, таксономическая единица. Единый тип образуют, например, хордовые, подтипом которых являются позвоночные.

⁹ Разумеется, знали, что иные виды добились успеха в борьбе за место под солнцем на путях радикального регресса собственной Организации и дисгармонизации отношений с другими видами - став паразитами. Поскольку, однако, было известно дефакто, что ог-ромное число видов в сотнях миллионов лет все-таки прогрессировало, связь биологиче-ского прогресса и борьбы за существование посчитали самоочевидной - тем более, что того же требовал "суровый реализм". Наконец, возможные поползновения маловеров пре-секал величественный прагматизм в понимании "эволюции", трактовавший оную как лю-бое (пусть и через паразитизм) приспособление вида к среде, обеспечившее ему успех в борьбе за выживание. Ведь наука чужда оценочности! Последнее замечательное откры-тие было сделано именно в разгар споров дарвинистов с их оппонентами, пытавшимися взывать к христианской совести ученых. (Она таки ей "чужда" - по той простой причине, что во взятом самом по себе непосредственно воспринимаемом нами мире - "вот уж, действительно, все относительно", так что оценки с необходимостью вынуждены восхо-дить в конечном счете к осознанному или неосознанному образу вышнего Бога в нашей душе /или иного трансцендентного/, а до вышнего трансцендентного на "А=А" никоим корректным образом не доскачешь. Однако ж, на том же "А=А" очень даже можно до-браться до трансцендента нижнего, супротивного Богу, как представляют Его в монотеиз-ме /см. главу 5/, каковой нижний трансцендент и принимается в сем случае диктовать уче-ному характер его "безоценочных" суждений /как стремимся мы раз за разом показывать, в этом всесвязном мире подлинно безоценочной не может быть даже тавтология, тем бо-лее ни одно теоретическое суждение, даже "простое, как мычанье"; сознательные или бессознательные, благого или зловещего характера, оценки так же неотделимы от мысли, как дыхание от жизни - и как гниение от смерти/, - посочувствуем науке в этом зло-счастном ее ограничении и постараемся все же мыслить, как люди порядочные.)

Трудно, любезный читатель, удержаться здесь от эмоционального комментария: какое же сплетение розово-сопливого оптимизма, буржуазной пошлости, звериного эгоизма, ву-льгарного безвкусия и фантасмагорической глупости подпирало - и подпирает доселе - эту маскирующуюся под науку идеологию! Недаром кто-то из русских публицистов сравнил ее еще в ХIХ веке с оперетками Оффенбаха, где, по его оценке, торжествуют типично буржуазные пошлые ловцы удачи.

Как констатирует В. Красилов ("Знание - сила", 2/97): "Можно без преувеличения ска-зать, что великая морализующая литература второй половины XIX века была реакцией на дарвинизм."

¹⁰ Единственное, что можно противопоставить железной в собственных пределах логи-ке военного успеха по Шан Яну, это то, что солдаты - тоже люди, а потому нормально стремятся не только побеждать, но, по возможности, и сохранять при этом самоуважение (не говоря о той малости, что доколе армия остается более или менее органической ча-стью общества, тому дешевле бывает проиграть войну, чем допустить создание армии, го-товой побеждать средствами, которых устыдился бы противник).

¹¹ Интеллигенты, прошедшие лагеря, дружно свидетельствуют, что уголовники стре-мятся выказать себя в столкновениях много тупей и психопатичней, чем они есть на са-мом деле. Тупость и примитивная безоглядность суть в самом деле великие в схватке си-лы! Разум, утонченность и тем более любовь суть, конечно, силы "величайшие", - но то-лько в специально созданных высокой культурой условиях.

¹² Классический пример благодетельной для науки ложной парадигмы - концепция те-плорода; физика тепла до сих пор использует разработанную в ее пределах аппаратуру, приемы исследования и терминологию.

¹³ Только самый сжатый ее обзор в "Мыслях перед рассветом" В. Тростникова занима-ет 20 страниц.

¹⁴ Во время учебы в МГУ автор столкнулся со студентами биофака, отвергавшими са-мую идею "биологического прогресса", как целиком бессмысленную с позиций последо-вательного прагматизма видового выживания (в самом деле, случись, например, мировая ядерная война, изо всей биосферы выживут, говорят, одни примитивнейшие сине-зеленые водоросли). Автор пытался им возражать - и получил большое впечатление от той пре-зрительной легкости, с какой они отбили все его наскоки. Автор весьма признателен тем своим оппонентам - они помогли ему со временем понять, что категория "биологического прогресса" в самом деле является целиком ценностной, то есть действительно вненауч-ной, - и может быть истолкована только с помощью "наивных" критериев, наподобие "подъема Организации по направлению к Богу".

¹⁵ С той выше сделанной оговоркой, что все понятия и законы, с которыми работает наука, суть по необходимости синтетические конструкты, реализуемые со всей строго-стью лишь в умопостигаемом царстве идеального. Каждый из таких конструктов есть по-тому одиночный прорыв в вышнее потустороннее, о целом коего наука нашла удобней не размышлять.

¹⁶ Признаем, что, при всей поучительности опыта элейской философии, переход от статики "А=А" к негативной динамике Деградации осмыслен у нас весьма пунктирно. Здесь очевиден у нас некоторый разрыв в цепи представлений, покрываемый в значи-тельной степени интуитивной "очевидностью" необходимости такого перехода, к которо-му подошли своими "наивными" средствами уже элеаты. В первом приближении дело здесь, повидимому, в том, что статика "А=А" и рядоположных ей законов формальной логики, как ни много связей объективного мира удается с ее помощью проследить (всю сумму рационального знания!), сама есть сугубо подчиненный и односторонне выделен-ный из общей всесвязности и решающего для Организации динамизма мира абстрактный момент ("Пространственности Как Таковой", напрочь "отделенной" от вклада в Органи-зацию Времени). Иными словами, означенная "статика" при всей своей рациональной по-знавательной ценности остается в окончательном объективном смысле сугубо условной. Вместе с тем та же "статика" оказывается весьма работоспособной в познании потому, что отражает и объективную тенденцию Пространственного момента Организации: укре-питься в собственной отдельной специфике, - каковая тенденция оказывается для нее во всесвязном мире в конечном итоге естественно саморазрушительной, выливаясь в Дегра-дацию.

¹⁷ Есть тут, правда, лазейка. Статистическое истолкование энтропийного процесса Бо-льцманом позволило ему развить представление о возможности чисто случайных скачков в организации систем посредством так называемых "флюктуаций". С тех пор флюктуа-ции, удачно заместившие в механистическом мировоззрении чудеса Божьи, всячески экс-плуатируются от космологии до биологии. Вопиющее безвкусие флюктуационного "ре-шения" проблемы прогресса становится очевидным, если учесть, что происхождение, на-пример, самой примитивной жизни из неживого вещества посредством флюктуации при-близительно столь же вероятно, как явление "Войны и мира", без единой ошибки напе-чатанной обезьяной, беспорядочно стучащей по клавишам пишущей машинки. Учитывая, что жизнь и после своего зарождения была нередко связана с подъемом Организации, и что существуют многие миллионы видов, жизнь в ее флюктуационом истолковании упо-добляется многомиллионной библиотеке шедевров, напечатанных мартышками. Это, увы, не пародия, но простое развертывание следствий из факта, что механистическая метапа-радигма неотделима от принципа роста энтропии, не сбалансированного идеей прогресса, обусловленного чем-то принципиально иным, нежели "творческие усилия" чисто случай-ных - "мартышечных" - факторов. Еще античные материалисты сформулировали возму-щавшую Платона механистическую идею Организации с предельной ясностью: все в мире происходит из одних случайности и необходимости, но - не искусства. Ко времени Дар-вина обойтись в биологии без "искусства" стало невозможно, и его "теория" стала по-пыткой наделить способностью к нему чисто механистические факторы. Если верить дар-винистам, Дарвин сумел таки объяснить, каким образом мартышки сумели отпечатать "Войну и мир" и прочие миллионы "Илиад"!

¹⁸ Существует, правда, более "строгая" точка зрения, отрицающая нарушение принци-па роста энтропии живыми организмами на том основании, что те суть не изолированные системы, но получают энергию извне (растения от солнца, животные с пищей). Забывают, однако ж (как вообще удивительно забывчивы дарвинисты, сталкиваясь с вещами, в лоно дарвинизма не влезающими!), что речь идет о нарушении жизнью не энергетического, а информационного аспекта принципа роста энтропии. В самом деле, информация, получае-мая жизнью с энергией, практически пренебрежимо. Таким образом, с чисто механисти-ческой точки зрения, живые организмы трактуемы как информационно практически безу-коризненно изолированные системы.

¹⁹ В настоящее время большой энтузиазм вызывает на Западе теория Ильи Пригожи-на, "объясняющего" возникновение жизни стохастическими, то есть все теми же энтро-пийными факторами. Почтенная комедия метапарадигмы науки должна ведь до времени продолжаться...

²⁰ Факт, что еще в XIX - начале XX веков это столь "нереалистическое" суждение об-ращалось в России как народная пословица, есть одно из свидетельств, что "Святая Русь" была не просто словом, но серьезной тенденцией жизни...

Сколь ни ослабленная ныне, тенденция эта будет, по нашему убеждению, сохраняться, доколе не воплотится в жизнь, или не погибнет наша страна.

²¹ Осенью 1996 г. консервативный и умный глава самой же консервативной и умудрен-ной церкви Запада папа Иоанн Павел II объявил о согласии Ватикана перенести "эволю-ционное учение" Дарвина из разряда гипотез в почтенный ранг научной теории. Еще одно весомое свидетельство, что духовная традиция Запада роковым образом подорвана вну-тренне, и удерживается внешним образом только силой инерции.