Что стряслось с американцем в его ипостаси «хомо поли- тикус»? В XIX в. европейцев, приезжающих в Соединен- ные Штаты, изумляла повальная одержимость американ- цев политикой. Токвиль в 30-е годы XIX в. писал, что «политическая деятельность — единственное удовольст- вие, доступное американцам»1. Спустя полвека Брайс за- метил, что система политических партий «в Соединенных Штатах гораздо сложнее, чем в любой другой стране ми- ра»2. Статистические данные о выборах того времени под- тверждают, что европейцам и впрямь было чему подивить- ся. Ни на одних президентских выборах в период после Гражданской войны и до конца столетия процент избира- телей, принимавших участие в голосовании, не опускался ниже 70%. В 1876г. участие в голосовании приняли почти 82% избирателей.

Для сравнения: ни в одних президентских выборах на- чиная с 1968 г. не принимало участия более 55% амери- канцев, имеющих право голоса, а на выборах 1984 г. го- лосовало всего 52,9%. Тем временем в демократических странах Европы, некогда взиравших на политическую ак- тивность американского населения с почтительным удив- лением, процент принимающих участие в выборах непре- рывно возрастал; в Великобритании и во Франции он со- ставил в среднем 70%, в Западной Германии, Нидерлан- дах и Скандинавии — свыше 80, в Италии — свыше 90%. Соединенные Штаты занимают ныне двадцатое место сре- ди двадцати одного демократического государства по про- центу участия населения в выборах (только в Швейцарии дело обстоит еще хуже)3. Так, в президентских выборах 1984 г. до среднего уровня XIX в. недоставало 50 млн. голосов.

I

В чем же причина снижения избирательной активности американцев? Отнюдь не азарт и не захватывающие пери- петии избирательной борьбы между незаурядными канди- датами побуждали законопослушных граждан XIX в. идти к урнам. Напротив, именно в период высокой избиратель- ной активности бесцветные кандидаты в президенты чере- дой сменяли друг друга. Брайс с полным основанием включил в книгу «Американская республика» нашумев- шую главу под названием «Почему незаурядных людей не выбирают в президенты». К тому же между главными по- литическими партиями США не было особых расхожде- ний в принципиальных вопросах.

Снижение активности на выборах в наше время объяс- няется, вне всякого сомнения, изменениями в составе из- бирателей. В 1920 г. после принятия 19-й поправки к Конституции, предоставившей избирательное право жен- щинам, контингент избирателей значительно расширился, точно так же как в 1965 г. после принятия закона об избирательных правах, предоставившего избирательное право неграм, ав 1971 г. — с принятием 26-й поправки к Конституции, снизившей возрастной ценз избирательно- го права до 18 лет. Однако эти новые группы избирателей, по крайней мере на первых порах, не проявляли достаточ- ной активности на выборах и не участвовали в них столь же регулярно, как взрослые белые американцы мужского пола, для которых это было привычным делом. В итоге всякий раз, когда контингент избирателей расширялся, общий процент голосующих снижался. Но почему же тог- да процент активных избирателей в XIX в. постоянно воз- растал, и прежде всего благодаря притоку иммигрантов, для которых сам институт выборов был куда более непри- вычным, чем для коренных американок, негров и 18-лет- них молодых людей? Белые иммигранты — мужчины в те времена легче интегрировались в американское общество.

Политические партии боролись за иммигрантов и ак- тивно американизировали их. Но в XX в. партии не сумели повторить этот успех в отношении новых групп избирате- лей, стимулируя политическую активность женщин, не- гров, молодежи, не говоря уже о совершеннолетних бе- лых мужчинах. Причины столь значительной разницы между 80-ми годами XIX и XX вв. заключаются в том, что роль партий как организующего звена американской по- литической жизни значительно ослабла (Некоторые ученые-политологи доказывают, что основной причиной низкой активности американцев на выборах является процедура регистрации избирателей. В отличие от других демокра- тических государств в Соединенных Штатах все формальности, связанные с регистрацией, возлагаются на каждого избирателя. Однако опросы общественного мнения не дают достаточно основа- ний для допущения, что с упрощением системы регистрации и про- цедуры голосования количество голосующих резко возрастет. — См., например, сообщение Адамса Клаймера в «Нью-Йорк тайме» от 25 марта 1983 г. об опросе общественного мнения, проведенного компанией Эй-би-си). В любом случае для сильной партии регист- рационные процедуры решающей роли не играют.).

II

Политические партии представляли собой абсолютную аномалию в американском политическом устройстве. В представлениях и традициях отцов-основателей республи- ки политическим партиям не было места. В XVIII в. в парти- ях вообще не видели проку. Во Франции Руссо обличал «группы интриганов и объединения фанатиков», которые, удовлетворяя свои эгоистические интересы, забывают о чаяниях большинства4. В Англии партия рассматривалась как «фракция». Под этим имелась в виду эгоистичная и без- ответственная клика. «Влияние фракции, — писал Юм, — вступает в прямое противоречие с законом. Фракции под- рывают власть правительства, выхолащивают законы и се- ют раздоры между гражданами одной и той же страны, тогда как им надлежит поддерживать и защищать друг дру- га»5. Существование партий более всего входило в проти- воречие с господствовавшей в колониальной Америке фи- лософией гражданского республиканизма, в центре кото- рой было понятие общественного блага, трактовавшееся шире, нежели сумма групповых и личных интересов.

Изначальный американский политический опыт был реальным выражением отрицательного отношения к пар- тиям в концептуальном плане. В стране существовала бес- партийная система самоуправления. Ни на колониальных ассамблеях, ни на континентальном конгрессе партии не фигурировали, не упоминались они и в статьях конфедерации. В Конституции также не содержалось каких-либо положений о политических партиях. «Подобные наклон- ности, — писал Джефферсон о тяге к образованию партий в 1789 г., — свидетельствуют о полной деградации сво- бодного и высоконравственного политического деятеля. Если бы мне нашлось место в раю лишь как члену какой- либо партии, я предпочел бы отказаться от рая»*>. Свои первые шаги республика делала при непартийном прави- тельстве. В своем прощальном послании к нации первый президент «самым торжественным образом» предостерег от «тенденции к созданию партий, — тенденции, ведущей к самым пагубным последствиям». Эти вредоносные на- строения, подчеркивал Вашингтон, отталкивающие в са- мой своей сути, проявляются и в народных правительст- вах, что для тех воистину смерти подобно.

И все же, как и отмечал Вашингтон, партии начали формироваться еще при его жизни. Отверженные отцами- основателями, не упомянутые в Конституции, они властно утверждали себя в политической жизни молодой респуб- лики. Будучи формально внеконституционными формиро- ваниями, они тем не менее очень скоро обрели де-факто конституционный статус. Даже Джефферсон десять лет спустя решил, что с подходящей партией он отправился бы если не в рай, то по крайней мере в Белый дом. К тому времени, когда принес присягу первый президент, рож- денный уже как гражданин США, партии стали незамени- мым инструментом американского самоуправления. (Кста- ти сказать, именно президент Мартин Ван-Бюрен разрабо- тал классическую концепцию роли партий в американ- ской демократии.)

Этот революционный сдвиг, так и не нашедший отра- жения в Конституции, произошел потому, что партии от- вечали настоятельным социально-политическим потребно- стям общества, или, говоря языком социологов, были функциональны. Партии обеспечивали стабильность сис- темы самыми различными, в том числе и нестандартными, способами.

Генезис американских политических партий отражал весь спектр материальных и духовных устремлений моло- дой нации в процессе ее становления. Мэдисон в 10-м выпуске «Федералиста», отдав дань традиционному осуж- дению «неблаговидных деяний фракций», заметил все же, что основная причина их возникновения кроется в «мно- гообразии форм и неравномерном распределении собст- венности». Удивительное дело: он даже признал, что «ре- гулирование деятельности противоборствующих групп об- щества неминуемо придает партийную, «фракционную» направленность самым обычным и необходимым мерам правительства». Впрочем, Мэдисон надеялся, что бескрай- ние просторы новой республики смягчат противоречия со- перничающих социальных групп и тем самым нейтрализу- ют роковое влияние политики партий*.

Огромная территория нового государства придавала партиям еще одну функцию. Тринадцать колоний объеди- нились в непрочный союз, чтобы сбросить власть метропо- лии. Их единству мешали несовпадение местных интере- сов, несхожие принципы, не говоря уже о несовершенных средствах сообщения. И все же они присягнули на вер- ность вновь созданному американскому союзу с террито- рией почти в миллион квадратных миль. Именно партии как общенациональные политические объединения способны были стать противовесом местничеству и сепаратизму по мере роста их владения. Наряду с этим партии сцементиро- вали союз, узаконив идею политической оппозиции. Для того времени это был новаторский шаг, ибо сама идея оп- позиции не признавалась тогда законной даже в теории. (Кстати сказать, во многих странах она считается противо- законной и по сей день.) В 1800 — 1801 гг. американские партии доказали, что они способны решить самую острую из всех возникающих в молодых государствах проблем — проблему чередования у власти правящих и оппозицион- ных партий.

«Партийная система правления, — сказал как-то Фран- клин Д.Рузвельт, — один из лучших способов объедине- ния и воспитания людей в духе единомыслия»7. Один из наиболее видных исследователей американской политики, Именно в этом контексте, а отнюдь не в связи с внешней по- литикой, как доказывают беспринципные историки так называе- мой школы открытых дверей, Мэдисон призывал: «Расширяйте сферы влияния, — поясняя: — Это позволит втянуть в свою орбиту наибольшее количество партий и социальных групп. В результате большинству будет труднее объединиться для ущемления прав меньшинства. При таком положении дел эгоистическому большин- ству будет труднее сплотиться, осознать собственные силы и перей- ти к совместным действиям».

Генри Джон Форд, писал, что политические партии были «последним хранителем государственного единства»8, когда к середине XIX в. растущая напряженность между Севером и Югом привела к расколу большинства общена- циональных институтов вплоть до церкви.

III

Партии играли не менее важную роль и в структуре национальной администрации, нейтрализуя нежелатель- ные последствия кое-каких парадоксов Конституции. Идея разделения власти, если понимать ее буквально, не- минуемо вступает в противоречие с принципом единства действий, основой эффективности любого управления. Поэтому без механизма координации деятельности зако- нодательных и исполнительных органов новая Конститу- ция США осталась бы на бумаге. Необходимым связую- щим звеном, обеспечивающим единство властей, и стали политические партии.

Партии выполняли и другие функции в государстве, в частности при наполнении конкретным содержанием ле- жавших в его основе демократических принципов. Они проводили в жизнь эти идеи, помогали нации осознать себя политически, разрабатывая национальную политику и намечая национальные цели. Партии, пребывая в не- престанных поисках компромиссов как в своих внутрен- них структурах, так и в межпартийных отношениях, стремились разрядить и урегулировать общенациональ- ные конфликтные ситуации. Будучи представительными организациями, они обеспечивали влиятельным социаль- ным группам участие в принятии решений на националь- ном уровне, а следовательно, и прочные позиции на по- литической арене. Партии играли свою роль и в кадро- вой политике администрации, выдвигая честолюбивых людей на государственную службу, включая и высшие ее уровни. Кроме того, партии были инструментом моби- лизации масс, вовлекая простых американцев в полити- ческую деятельность. Они способствовали также и соци- альному прогрессу, открывая путь наверх энергичным людям из низов, для которых обычные пути были закры- ты в силу классовых, этнических или иных предрассуд- ков. Кроме того, в задачу партий входила и американизация иммигрантов-иностранцев, то есть, говоря словами того же Генри Джона Форда, они добивались «их рас- творения в массе американских граждан, придерживаю- щихся одинаковых взглядов, испытывающих сходные чувства и вдохновляемых определенным набором стимулов»9. Торо, обычно пренебрегавший политикой, в дан- ном случае весьма образно передал суть вопроса. «Ны- не, как и раньше, — писал он, — политика в обществе — что камнедробилка, а две главные политические пар- тии — два ее жернова»10, перемалывающие любые на- циональные различия.

На коммунальном уровне партии, отстаивая местные интересы, также стали главным элементом обществен- ной жизни, хотя изначально они и возникали как эго- истические и своекорыстные объединения. Сами по себе партийные боссы, разумеется, не были филантропами и благодетелями. Тем не менее партийные организации в городах, с их благотворительными мероприятиями, про- довольственными подарками, рождественскими индейка- ми и дружелюбными руководителями местных отделе- ний, давали обездоленным людям, затравленным в бес- пощадном мире чистогана, некий суррогат человеческого общения. «В любом районе города, — заметил как-то Мартин Ломасни из Бостона в беседе с Линкольном Стеффенсом, — должен быть человек, к которому мог бы обратиться за помощью любой гражданин, что бы с ним ни стряслось. Поймите же, что они нуждаются в самой элементарной помощи, а не в защите закона или справедливости, о которых вы все время толкуете». Пар- тийные организации, говорил в свою очередь Стеффенс, «помогали людям, давали им советы, давали кров одино- ким, потерпевшим жизненное крушение людям — муж- чинам, женщинам и детям, даже тем, кто попал в беду по своей вине и кого наши граждане во имя справедли- вости готовы были побить камнями»11.

Участие в партийной жизни было и своего рода развле- чением, видом досуга в те времена, когда индустрия раз- влечений была еще в зачаточном состоянии. «Обсуждение политических проблем и ощущение причастности к их ре- шению, — писал Токвиль, — предмет величайшего инте- реса для американцев, единственное доступное им удо- вольствие... Даже женщины частенько приходят на партийные собрания и внимают политическим дебатам, дабы отвлечься от домашних дел. Дискуссионные клубы в Аме- рике в какой-то мере заменяют театр»12.

IV

Американские партии быстро пустили корни в полити- ческой жизни США, что и неудивительно ввиду их много- численных функций, перечисленных выше. Период после Гражданской войны был, думается, «золотым веком» для наших политических партий. Их организационные струк- туры были прочнее, симпатии к ним устойчивее, а стабиль- ность их была куда больше, чем в любой другой период американской истории. Недаром Брайс писал в 1888 г., что американским партиям присуща «чуть ли не военная дисциплина»13.

Проявление личных симпатий на выборах считалось делом, не достойным порядочного человека. Даже самым уважаемым представителям политических кругов, при- звавшим в 1884 г. избирателей отдать голоса достойней- шим из достойных независимо от их партийной принад- лежности, не удалось поколебать это убеждение. Моло- дой Теодор Рузвельт, не выносивший республиканского кандидата Джеймса Дж. Блейна, не осмелился тем не ме- нее нарушить партийную дисциплину и выступил с резкой критикой своих друзей и единомышленников из числа «независимых» республиканцев, заявив, что они страдают «моральной близорукостью и интеллектуальным косогла- зием»14. «Хорошая партия, — язвительно заметил как-то властный спикер палаты представителей Томас В. Рид, — куда нужней, чем наилучший представитель рода челове- ческого за всю его историю»15. В той же связи можно вспомнить напыщенное высказывание сенатора Рэтклиф- фа, героя «Демократии» Генри Адамса (1880): «Будучи убежден в том, что великие достижения под силу лишь великим партиям, я без раздумий отказывался от собст- венного мнения в тех случаях, когда оно расходилось с мнением большинства»16.

Ничего общего с веком нынешним, не правда ли? Контраст между 80-ми годами XIX в. и 80-ми годами XX в. и впрямь разительный. Сто лет спустя после своего «золотого века» партии, как ни крути, попали в крайне неблагоприятное положение. Мало того, что резко снизи- лось общее число голосующих, ушло в прошлое и голосо- вание только за список кандидатов своей партии. В 1900 г. только 4% избирательных округов по выборам в конг- ресс голосовали за кандидатов в губернаторы от одной партии и за кандидатов в палату представителей — от дру- гой. В 1984 г. в 44% избирательных округов голосование прошло именно по этой модели. Ныне шансы кандидата заметно уменьшаются, если во время предвыборной кам- пании он чересчур акцентирует свою партийную принад- лежность. Избиратели, назвавшие себя при опросах обще- ственного мнения «независимыми», составляют треть электората. Примерно столько же людей вообще не уча- ствуют в голосовании. Традиционные партийные машины практически прекратили свое существование повсюду, да- же в Чикаго. Партийная лояльность, как она понималась раньше, все быстрее идет на убыль. Президентские выбо- ры последних лет отмечены подъемом политических дви- жений в поддержку независимых кандидатов — Джорд- жа Уоллеса в 1968 г., Юджина Маккарти в 1976г., Джо- на Андерсена в 1980 г. Это явный симптом деградации партий. Один из самых вдумчивых современных исследо- вателей американской политической жизни, Сэмуел Лу- бэлл, писал в 1970 г. о «походе избирателей против пар- тийной системы»17. Чем же это было вызвано?

V

В наши дни вошло в моду видеть причины упадка пар- тий в ряде новых негативных факторов, разъедающих си- стему, как-то: подъем альтернативных политических дви- жений, рост влияния лоббистов, дробление конгресса. Историка вряд ли удовлетворят подобные объяснения. Нынешние альтернативные движения на самом деле не такое уж новшество, каким они представляются нашим современникам, вконец запуганным феминистками, эко- логистами, борцами за право на жизнь, «моральным боль- шинством», противниками свободной продажи огне- стрельного оружия, гомосексуалистами и т.д. и т.п. Но ведь еще Мэдисон в ноябре 1787 г. охарактеризовал «фракцию» как «группу граждан... объединенных общностью интересов и побуждаемых к действию одними и те- ми же стимулами»18. Чем же все это не «фракции»?

Осуждение неблаговидной деятельности «фракций» было дежурной темой во все периоды американской ис- тории. Альтернативные движения то и дело появлялись на американской политической сцене начиная с 1787 г. и вплоть до наших дней. Здесь и борьба против масонов, и движение за отмену рабства, и движение против дискри- минации иммигрантов, и за выпуск ассигнаций, и за запрет на продажу спиртных напитков. Небывалый размах по- следнего из перечисленных движений способен был вы- звать серьезную озабоченность. Но американская демок- ратия без труда пережила все эти всплески политической активности. Так, в период расцвета партии Ничего не Зна- ющих, или коренных американцев, Горас Грили предска- зывал, что она обречена, «просуществовав какое-то вре- мя, исчезнуть столь же внезапно, как и появилась... У этой партии ничуть не больше шансов на длительное существо- вание, чем, скажем, у движения за профилактику холеры или борцов против гнилого картофеля»1^.Следует, одна- ко, отметить, что «партия ничегонезнаек» получила в свое время куда больше мест в законодательных органах, чем любые альтернативные движения наших дней. Но она бес- следно исчезла с политической сцены, как и предсказывал Грили.

Что до лоббизма, то с исторической точки зрения рост влияния лоббистов сильно преувеличивается. Лоббисты в США — ровесники конгресса. Наибольшим влиянием они пользовались именно в «золотой век» партий. Тем, кто счи- тает лобби кошмарным порождением XX в., стоит перечи- тать «Золотой век» (1879) Марка Твена и Чарльза Дадли Уорнера или припомнить в подробностях блестящую карь- еру «короля лоббистов» Сэма Уорда (1814 — 1884). Правда, во второй половине XX в. необычайно активизи- ровалось лобби, отстаивающее подлинные общественные интересы. Деятельность его служит своего рода противо- весом действительно темным махинациям лоббистов «за- интересованных групп». «Общее дело» и Ральф Найдер стали настоящим противоядием от классического лоббиз- ма в отличие от полковника Селлерса и Сэма Уорда. Атомизация конгресса также имеет свои прецеденты.

Политические наблюдатели часто характеризуют нынешнюю неуправляемость конгрессменов как достойный со- жаления отход от прежних норм, когда депутаты беспре- кословно повиновались своим парламентским организато- рам. Но разве так уж все гладко проходило раньше? Даже Франклин Рузвельт, будучи президентом эпохи послуш- ных конгрессов, после первых ста дней своего правления вынужден был выдерживать тяжелые бои за каждый оче- редной закон «нового курса». Планы, на которые Рузвельт возлагал самые большие надежды, как, например, план ре- организации Верховного суда или законодательство о дис- креционном нейтралитете, были отклонены конгрессом, большинство в котором принадлежало демократам — то есть партии Рузвельта.

Но и во времена Франклина Д.Рузвельта недисципли- нированность законодателей не была чем-то новым. Вуд- ро Вильсон, написавший свою книгу в «золотой век» партийной системы в США, назвал ее «Правление конг- ресса». Однако конгресс в его изображении выглядел весьма строптивым. «Вне рамок конгресса, — писал он в 1885 г., — аппарат наших национальных партий — вещь самая что ни на есть реальная и определенная... но в рамках конгресса он превращается в нечто аморфное и нереализуемое. В конгрессе нет авторитетных лидеров, признанных выразителей интересов своей партии. Нет и центров влияния. Вместо этого преднамеренно и с при- вычной ловкостью власть и влияние рассредоточиваются среди тусклых статистов»20.

Причины разболтанности и своеволия законодателей кроются в самой американской Конституции. Принцип разделения власти лишает исполнительную власть консти- туционных средств контроля над законодательным боль- шинством. Принцип федерализма превращает националь- ные партии в свободные ассоциации партийных организа- ций штатов. Конгресс никогда не отличался строгой пар- тийной дисциплиной. Токвиль констатировал это еще пол- тораста лет назад. В американской демократии, писал он, «партии не поддаются никакому контролю и абсолютно неуправляемы в любой ситуации, за исключением разве что возникновения угрозы нации». А Токвиль посещал США, когда у власти там находились сильные президенты, столь же уверенные в себе, как и Франклин Д.Рузвельт.

Токвиль безошибочно определил, что главная причина неуправляемости американских законодателей — их полная зависимость от своих избирателей. «Выборный представи- тель, — писал он, — никогда не уверен в поддержке своих избирателей; стоит им почему-либо отвернуться от него, он лишится всех своих возможностей». Вот почему зако- нодатели «куда больше пекутся о своих избирателях, чем о своей партии. Умасливая своих избирателей, депутат да- леко не всегда служит интересам партии, которую он, по его словам, представляет»21.

Вывод Токвиля о законодателях, проявляющих больше лояльности по отношению к своим избирателям, нежели к своей партии, остается справедливым и в наше время. Так что ничего нового тут нет. Но так ли уж это плохо — строп- тивые законодатели? Многим ли лучше была бы жизнь в государстве, в котором законодатели беспрекословно слу- шаются парламентских организаторов? «Читатель, пред- ставь себе, что ты идиот, — писал Марк Твен, — и кроме того — член конгресса. Впрочем, я повторяюсь»22. Атоми- зация конгресса в наши дни в известной мере и объясняет- ся тем, что сегодня в конгрессе заседает меньше идиотов и гораздо больше образованных и мыслящих людей, чем в любой другой период начиная с первых дней республики. Независимость законодателей, действующих по собствен- ному усмотрению, и есть та цена, которую демократия пла- тит за независимость их взглядов.

Альтернативные движения, лоббисты, атомизация в за- конодательных органах власти являются неотъемлемыми характеристиками американской политической жизни. Буквально с рождения республики партии успешно функ- ционировали именно в таких условиях. Причину упадка партий следует искать в другом.

VI

В нынешний период деградации традиционной партий- ной системы сильна ностальгия по «золотому веку», ког- да партии играли главенствующую роль в политической жизни страны. Не следует, однако, переоценивать слав- ное прошлое американских политических партий. Еще в 1835 г. Токвиль писал: «В Америке были в свое время великие политические партии, ныне прекратившие суще- ствование», — имея при этом в виду, что партии, объединявшие борцов за идею, тогда уже уступили место партиям мелких карьеристов и корыстолюбцев23.

По глобальным вопросам наши главные партии никогда и не занимали принципиальных позиций, меняя свою так- тику в зависимости от требований времени. «Каждая пар- тия, — писал Генри Адаме, — меняет свои принципы в зависимости от того, находится ли она у власти или же в оппозиции»24. Так, федералисты выступали и как сецес- сионисты (на Хартфордском конвенте), и как сторонники сильного федерального правительства. Демократы в раз- ные периоды то отстаивали права штатов, то выступали за централизацию, а республиканцы поступали так же, толь- ко в обратном порядке. «Символами американских пар- тий, — заметил как-то Шлезингер-ст., мой отец, — явля- ются слон и осел, а не леопард, который, как известно, не меняет своих пятен». Только мелкие партии позволяли се- бе роскошь последовательно отстаивать свои неизменные принципы «и в результате почти всегда так и оставались незначительными» 25.

Конец прошлого столетия был «золотым веком» имен- но для партий как общественных институтов, но не для президентов, профессиональных политиков и всей адми- нистрации как таковой. Культ партий вытеснил из памяти их генезис и изначальные цели. Возникнув как инструмент для достижения определенных политических целей, пар- тии с течением времени замкнулись сами на себя. Одновременно с превращением партий в главных про- тагонистов на политической сцене мельчали лидеры, воз- главлявшие исполнительную власть. За сорок лет от Лин- кольна до Теодора Рузвельта в США не было ни одного выдающегося президента. К тому же сам Линкольн был президентом меньшинства, а Т.Рузвельта привело в Белый дом случайное стечение обстоятельств. Профессиональ- ная политическая деятельность перестала вызывать ува- жение. Молодой Генри Адаме, вернувшийся в Штаты из Лондона после Гражданской войны, «ужаснулся, обнару- жив, что самая злая сатира на американских сенаторов или политиков неизменно вызывала смех и аплодисменты в любой аудитории. Ни богатые, ни бедные не испытывают к собственным представителям ничего, кроме презре- ния»26. Брайс, симпатизирующий американцам, пришел к печальному выводу, что «среднего американца вполне устраивают посредственности в политике», а партийные де- ятели — «сами по большей части люди весьма серые» — отдают предпочтение кандидатам посредственным перед незаурядными27. С другой стороны, даровитые политики на поверку слишком уж часто входили в конфликт с зако- ном. «Цифры и факты, — писал Марк Твен, — неопровер- жимо свидетельствуют, что в конгрессе заседают сплошь американцы с явно преступными наклонностями»28.

В наши дни американцев убеждают в преимуществах так называемой системы боссизма. Справедливо указывая на засилье в партиях дилетантов или фанатиков, одержи- вающих верх на праймериз и кокусах, журналисты и со- циологи тщатся доказать, насколько лучше обстояли дела в добрые старые времена, когда партийные боссы, уеди- нившись на пару часов в прокуренной комнате, выходили оттуда с респектабельными кандидатурами и сбалансиро- ванными списками. Правда, партийные боссы редко вы- двигали кандидатов, которых сами не в состоянии были полностью контролировать. Типичным кандидатом партий- ных боссов после упомянутых совещаний в прокуренной комнате был, к примеру, Уоррен Дж. Гардинг, а все без исключения по-настоящему сильные президенты XX в. оказались выдвинуты кандидатами вопреки желанию пар- тийных боссов, утративших к тому времени свое решаю- щее влияние. Новые идеи в политику привнесли реформа- торы, не признававшие контроля партийных избиратель- ных машин, такие, как Теодор Рузвельт, Вудро Вильсон, Франклин Рузвельт, Джон Кеннеди и, сколь ни странно, Рональд Рейган. Это были подлинные лидеры, вырвавшие свои партии из-под контроля боссов и формировавшие их по собственному образу и подобию. Партийные боссы, безусловно, чутко реагировали на требования тех или иных локальных групп, улавливали местные настроения. Истинные реформаторы, напротив, искали решения обще- национальных задач, стремясь сформулировать в своих программах общенациональные устремления. Так или ина- че, боссизм в период своего расцвета отнюдь не был та- ким уж благом.

Более того, с укреплением партийной дисциплины, ор- ганизационной структуры и внутрипартийной лояльности партии все меньше уделяли внимание насущным вопросам в жизни страны. В «золотой век» основные партии вообще мало что сделали для решения самых безотлагательных проблем. В результате неуклонно росло число недоволь- ных избирателей, отдававших свои голоса либо третьим партиям (Партии гринбекеров в 1880 г., антимонополи- стической партии — в 1884г., рабочей — в 1888г., по- пулистской — в 1892 г.), либо непартийным политиче- ским движениям. Основные партии предпочитали игнори- ровать наболевшие вопросы и вспоминали о них только в тех случаях, когда на карту было поставлено само суще- ствование партии, как, например, демократы в кампании 1896 г.

Культ партии вел к вырождению политики как искус- ства. Уолт Уитмен, долгое время бывший редактором од- ного из журналов «Локофоко», и после Гражданской вой- ны сохранит джексонианскую веру в политику как инст- румент демократии. В своей книге «Демократические пер- спективы» он с негодованием писал о «модном среди ди- летантов и хлыщей поветрии... поносить национальную политику Соединенных Штатов, заявляя, что она не вы- держивает критики, да и вообще, мол, от политики следу- ет держаться подальше». Уитмен призывал молодых лю- дей «заниматься... Всегда быть в курсе дел общества, от- давать ему все свои силы и неизменно принимать участие в выборах». Он подчеркивал при этом, что у него «вызы- вают тревогу наши партии, скопище дикарей с волчьими повадками». Молодым людям «не следует связывать себя с партиями, слепо подчиняясь их диктату, руководство- ваться надлежит мнением народа, который есть и судья, и хозяин».

Одним словом, доминирующая роль партии в политиче- ской жизни скомпрометировала политическую деятель- ность как таковую. Тот же Уитмен полагал, что искусство политики способны возродить лишь «свободные, не свя- занные с партиями избиратели — фермеры, клерки, ква- лифицированные рабочие — хозяева партий, непредвзято оценивающие их деятельность, склоняющие чашу весов на выборах в пользу то одной партии, то другой. Такие люди более всего нужны нам и сейчас, и в будущем»29. Дальновидный Уитмен еще тогда правильно спрогнозиро- вал неминуемый и неудержимый отток избирателей от партий, характерный для американской политической жизни последних ста лет.

VII

Партии стали собственными могильщиками. Они выми- рают, не выдержав трансформации общего политического климата. Новейшая история политических партий — это процесс постепенной утраты ими своих классических функций.

Совершенствование административных структур, по- стоянный приток в управленческие органы компетентных специалистов лишили партии возможности влиять на под- бор кадров. Спад массовой иммиграции, возобновившейся лишь в последнее время, лишил их традиционной клиен- туры в городах. Государство всеобщего благоденствия че- рез службы социального обеспечения взяло на себя преж- ние функции партий по оказанию помощи слабым и обез- доленным. Нарастающая социальная диверсификация в обществе открыла выходцам из низших слоев пути для продвижения наверх. С развитием средств массовой ин- формации партии утратили и свою роль в сплочении на- ции. Индустрия массовых развлечений обеспечила граж- данам куда более привлекательные возможности досуга, чем болтовня политических демагогов. Жители провин- ции, ныне имеющие в большинстве своем законченное среднее образование, благодаря так называемому вете- ранскому Биллю о правах не ищут теперь покровительства партийных боссов. Кроме того, партии в последнее время явно остаются в стороне от жгучих проблем, привлекаю- щих внимание общественности. В наши дни возникло мно- го влиятельных новых альтернативных движений, как, на- пример, движение за гражданские права, за эмансипацию женщин, за охрану окружающей среды, против атомного оружия, движение «Моральное большинство» и т.д. Дви- жения эти, вобрав в себя самых что ни на есть простых людей, оказывают немалое влияние на политический кли- мат в стране.

Распад партий оказался длительным процессом. Поход на партии возглавили прогрессисты в начале XX в. Гер- берт Кроули, их видный теоретик, убежденный сторонник прямой демократии, считал «ликвидацию двухпартийной системы непременным условием конечного торжества прогрессивной демократии»30. Это первое наступление на партии вскоре захлебнулось.

Но распад партий продолжался. «За последние 20 лет, — писал Кальвин Кулидж в 1929г., — лояльность в партиях ослабла, а их моральное состояние резко ухудшилось»31. В XX в. не было политика более искушенного, чем Ф.Руз- вельт. Рузвельт не фетишизировал партии, как это было принято в XIX в. Демократ, он, впервые участвуя в прези- дентских выборах, голосовал за республиканца, а став сам президентом, ввел двух республиканцев в свой кабинет, а позже, во время войны, — еще двух. Незадолго до смерти он задумывался о политическом союзе с республиканцем — своим противником на последних выборах за четыре года до этого. «Меня упрекают в том, что я не столь уж прочно связан с партией, как большинство моих предшественни- ков на посту президента, — заявил он на обеде в день памяти Джексона в 1940 г. — Не буду оспаривать эту относительно мягкую критику в свой адрес». Партии, до- бавил Франклин Д.Рузвельт, «необходимы для разъясни- тельной и пропагандистской работы, для привлечения ин- тереса общественности к выборам, для отбора лучших кандидатов на государственные посты.

Однако будущее за теми благоразумными политиче- скими лидерами, которые отдают себе отчет в том, что общественность больше интересует деятельность прави- тельства, чем политические интриги... Все президентские выборы на моем веку свидетельствовали о независимости избирателей, и эта тенденция, если смотреть правде в гла- за, продолжает набирать силу»32.

Тенденция, подмеченная Рузвельтом, в последующие сорок лет значительно усилилась, и сегодня нам остается лишь с горечью признать, что партии, по сути дела, уже не нужны.

Несколько лет назад развернулась активная кампания за реформу партий, цели которой многими так и не были поняты. Сейчас вошло в моду объяснять нынешний кризис партий изменениями организационных регламентов. Но движение за реформу партий 60-х годов в отличие от дви- жения прогрессистов начала века ставило своей целью не подрыв, а, напротив, спасение партийной системы. По идее, реформы были нацелены на вовлечение в партийную деятельность новых социальных сил и на их использова- ние в интересах партий. Предполагалось, в частности, раз- вернуть работу среди женщин, цветных и молодежи по примеру того, как партии в XIX в. обрабатывали иммигран- тов. В самом деле, трудно не согласиться, что более актив- ное участие граждан в партийной жизни вряд ли принесет вред демократическому государству.

Некоторые реформы, как-то: изменения в партийных процедурах, расширение полномочий и увеличение соста- ва национальных комитетов, более широкое представи- тельство женщин и меньшинств, — сыграли роль кисло- родной подушки для хиреющих партий. Другие новшест- ва, как выяснилось, были введены или со злым умыслом, или по недомыслию, без учета интересов партии как об- щественного института. Это, например, лишение партий- ных функционеров и выдвинутых партиями депутатов не- которых прерогатив. Большая часть подобных промашек была впоследствии исправлена. Однако в любом случае само представление о том, что изменения в партийном ре- гламенте привели к кризису в партиях, преодолеть кото- рый можно, лишь вернувшись к старому порядку, сродни уверенности ростановского Шантеклера в том, что солнце не взойдет, пока он не прокукарекает. Партийные рефор- мы были реакцией на органические пороки партийной си- стемы, а отнюдь не их причиной.

Очередной удар по партиям нанесли реформы, предус- матривавшие контроль за расходованием денежных средств на выборах. Совершенно неожиданно эти рефор- мы резко ограничили возможности партий в финансиро- вании предвыборных кампаний. Федеральный Закон о вы- борах 1974 г. ввел государственное финансирование пре- зидентских выборов и ограничил размер пожертвований и затрат на проведение предвыборных кампаний. При этом, ограничивая общую сумму пожертвований кандида- там, закон разрешил не входящим в партии комитетам политического действия (КПД) вкладывать в избиратель- ную кампанию куда более значительные средства, чем это допускалось в индивидуальном порядке.

Это преимущество было закреплено за КПД два года спустя. В своем решении по делу «Бакли против Валео» Верховный суд отменил верхний предел затрат на избира- тельные кампании по выборам в конгресс на том странном основании, что финансирование избирательных кампаний может быть приравнено к их пропагандистскому обеспе- чению и потому подпадает под действие 1-й поправки к Конституции. Суд, видимо, счел, что деньги сами по себе достаточно красноречивы. Это непродуманное решение стимулировало образование все новых КПД и растущие запросы кандидатов. Более того, оно также легализовало «независимые расходы» КПД в рамках президентских предвыборных кампаний, финансируемых государством, иными словами, узаконило их расходы на предвыборные кампании любого, а не только наиболее перспективного кандидата в президенты. Денежные суммы предвыборных расходов КПД и пожертвования в их фонд также не огра- ничивались. В итоге, обретя практически не ограниченную свободу в финансировании избирательных кампаний, КПД фактически лишили партии значительной части средств, используемых теми на политические цели. Не случайно к середине 80-х годов число КПД увеличилось в 7 раз (с 600 до более чем 4000), а расходуемые ими денежные средства — в 10 раз. В 1974 г. пожертвования КПД составили 13% в общем фонде кампаний по выборам в конгресс, а в 1984 г. — 41%33. Растущая роль КПД, представлявших зачастую интересы корпораций и других групп давления, таит в себе опасность всевозможных из- вращений и нарушения демократического процесса выбо- ров.

VIII

Одним словом, нынешнее бедственное положение пар- тий объясняется их неспособностью (даже в период сво- его расцвета) найти ответы на общенациональные пробле- мы и, как следствие этого, постепенной утратой всех сво- их исторических функций. Значительное изменение поли- тического климата в стране, происходящее сегодня, еще больше подрывает и без того непрочные структуры поли- тического устройства США. В наш век электроники теле- видение и компьютеризированная система опросов обще- ственного мнения нанесли сокрушительный, а возможно, и смертельный удар по политическим партиям в США. Впрочем, телевидение вопреки пророчествам некото- рых комментаторов оказало отнюдь не только негативное влияние на политический процесс. Предсказывалось, на- пример, что телевидение неизбежно повысит шансы кан- дидатов, обладающих актерским дарованием, фотогеничной внешностью и личным обаянием. В этой связи ссыла- лись на президентство Рональда Рейгана как закономер- ное порождение эпохи телевидения. Но, надо полагать, Рейган добился бы успеха и в минувший век, век радио, как это удалось Ф.Д. Рузвельту, а возможно, и еще рань- ше — когда ход избирательных кампаний определяли кад- ры кинохроники, как во времена У.Дж. Гардинга или же в век безраздельного господства бульварной прессы, как при Франклине Пирсе. Кандидаты в президенты в век те- левидения — Джонсон, Никсон, Макговерн, Форд, Кар- тер, Мондейл, — видит Бог, не красавцы в купальных ко- стюмах, покоряющие Атлантик-Сити. С другой стороны, Джон Линдсей и Джон Коннели — опытные и искушен- ные политики, обладавшие к тому же весьма привлека- тельной внешностью, — потерпели сокрушительное пора- жение в борьбе за президентское кресло.

Предсказывали, что президенты, имея возможность использовать телевидение и доступ к результатам опросов общественного мнения, употребят эти достижения элект- ронного века для усиления имперского президентства. Однако именно в эпоху телевидения институт президент- ства чаще всего подвергался критике и нападкам. Опаса- лись также, что богатые владельцы телекомпаний исполь- зуют это средство массовой информации для защиты тра- диционных привилегий. Но на деле именно благодаря те- левидению представители самых различных неформаль- ных организаций, от «Национальной организации жен- щин» до «Морального большинства», получили беспреце- дентную возможность прямого воздействия на обще- ственность. Политики пытаются с помощью телевидения манипулировать общественным мнением, но обществен- ность в свою очередь через телевидение оказывает встречное влияние на политиков.

Вообще по телевидению избиратели в наши дни гораз- до больше узнают о своих лидерах, чем в то время, когда основным источником политической информации были га- зеты. Живой образ на телеэкране воздействует на изби- рателей гораздо сильнее, чем печатное слово. В отличие от прессы телевидение — средство более беспощадное. Гарольд Макмиллан, непревзойденный мастер по части создания собственного имиджа, писал в этой связи: «В прежние времена имидж политического лидера редко отражал его истинный характер. Он искажался в зеркале общественности партийными пристрастиями, слухами и прежде всего — прессой... Радио, а особенно телевидение позволяют широким массам самим увидеть, услышать и сделать собственные выводы. Таким образом, несмотря на все свои недостатки, поверхностность и мелкотемье в по- даче материала, эти средства массовой информации спо- собствуют выявлению истины»34. В какой-то мере именно благодаря этой своей способности делать тайное явным (разве можно забыть быстро меняющееся выражение глаз Никсона на голубом экране) телевидение не оправдало многих мрачных прогнозов ученых мужей.

Более того, в некотором отношении телевидение даже стабилизировало политическое равновесие. Не следует забывать, что телевидение многофункционально, являясь одновременно и средством информации, и коммерческим предприятием, и фабрикой грез. Но даже в последнем случае, создавая коллективную фантазию, телевидение знакомит свою аудиторию с новыми идеями, новыми ви- дами деятельности, новыми возможностями. В целом те- левидение скорее побуждает людей к активности, нежели к апатии и примирению с действительностью, порождает стремление к равноправию, а не готовность к иерархиче- скому подчинению, способствуя тем самым социальному раскрепощению и диверсификации общества.

IX

С другой стороны, телевидение, к сожалению, снизило интеллектуальный уровень предвыборных кампаний и свело к минимуму продолжительность политических дис- куссий. В XIX в. политики обычно произносили двух- или трехчасовые речи, подробно разъясняя все важные воп- росы один за другим. Избиратели приезжали издалека, чтобы послушать Дэниела Уэбстера, Генри Клея, Уильяма Дженнингса Брайана и Боба Лафоллета. Они чувствовали себя обманутыми, если тот или иной знаменитый трибун, по их мнению, не отрабатывал свой гонорар. Потом в жизнь вошло радио, и средняя продолжительность поли- тических выступлений сократилась сначала до часа, а за- тем и до получаса. Но и за полчаса еще можно было вник- нуть в суть дела. Но с появлением телевидения средняя продолжительность политических дебатов сократилась до 15 минут.

В последние годы пятнадцатиминутные политические программы, представляемые в ходе избирательных кампа- ний, уступили место коротким рекламным передачам. Ре- кламные агентства представляют кандидата за 60 секунд, делая это столь же изобретательно, цинично и професси- онально, как, скажем, при рекламе моющих средств и зубного элексира. «Идея о том, что кандидата на высокий государственный пост можно навязать публике так же, как хлопья для завтрака, — заявил в 1952 г. Адлай Сти- венсон, — это профанация демократического процес- са»35. Стивенсон не мог предполагать, что в избиратель- ных кампаниях 80-х годов на смену рекламным одноми- нуткам придут политические видеоклипы, которые покон- чат даже с видимостью политических дебатов, заменив их музыкально-зрелищной символикой.

Более того, телевидение главная причина неимоверной дороговизны нынешних избирательных кампаний. Оно по- глощает более половины федеральных средств, выделен- ных на финансирование президентских выборов. Впро- чем, доход телевидения от других предвыборных кампа- ний, тех, которые не финансируются государством, еще больше. В результате кандидатами все чаще стараются вы- двинуть политических деятелей, располагающих собст- венными средствами, или тех, кому оказывают финансо- вую поддержку комитеты политического действия. В лю- бом случае для демократии это смерти подобно.

Конечно, жизнь ныне немыслима без телевидения. Од- нако некоторые негативные последствия его политиче- ской инструментализации можно исправить. Америка ед- ва ли не единственное демократическое государство За- пада, в котором политические партии не обладают правом бесплатно использовать телевизионное время в период выборов. Последуй Америка примеру других цивилизо- ванных государств в данном вопросе, это помогло бы, во- первых, ограничить чрезмерные расходы на избиратель- ные кампании и, во-вторых, вдохнуть новую жизнь в по- литические партии. В конце концов телеэфир — общее достояние. Владельцы частных телевизионных компаний обязаны, как известно, получить государственную лицен- зию. Закон о средствах связи от 1934 г. обязал федеральную комиссию по средствам связи при выдаче лицензий руководствоваться «общественной выгодой, обществен- ными интересами и потребностями». Телевизионные баро- ны — владельцы приносящих огромную прибыль телеком- паний — не могут распоряжаться этим видом собственно- сти по своему усмотрению. Они доверенные лица обще- ства, обязанные постоянно делом подтверждать свое пра- во на его доверие. Ничто не принесет столько пользы об- ществу, как возможность использовать эфир для совер- шенствования процесса, в ходе которого граждане выби- рают своих руководителей.

Предоставив партиям бесплатное телевизионное вре- мя, следует одновременно запретить дополнительные предвыборные платные телепередачи, а также и бесплат- ные политклипы, продолжающиеся менее 5 минут. Даже сотрудники рекламных агентств признают, что повальное увлечение краткосрочными передачами зашло слишком далеко. «Настало время, — заявил председатель компании «Фут коун энд белдинг», — положить конец профанации избирательного процесса на телевидении, когда кандида- тов на государственный пост представляют широкой пуб- лике, словно новую марку средства от запаха изо рта или дезодоранта. Пора запретить политическим деятелям — кандидатам — покупать телевизионное время в ходе пред- выборных кампаний»36.

Итак, принятие соответствующих законов, очевидно, нейтрализовало бы самые негативные последствия ис- пользования телевидения в политическом процессе: без- удержный рост предвыборных расходов и примитивиза- цию избирательных кампаний. Но куда трудней, однако, ослабить влияние телевидения и компьютерной техники на саму партийную систему.

В прошлом в основу партийной системы была положе- на известная триада: политический деятель — избира- тели — партия как связующее звено. Партия была неза- менима в роли посредника между политическими деятеля- ми и избирателями, налаживая взаимосвязь между ними и направляя политический процесс. Революция в электронике, лишившая смысла эту посредническую функцию, по- дорвала традиционные партийные структуры.

Благодаря телевидению избиратель получает сведения о кандидатах, что называется, из первых рук. Его выбор определяется ныне не пропагандистскими материалами партий, а телепередачами. Компьютеризованные опросы общественного мнения позволяют политическим деятелям узнать непосредственно, что думают избиратели, и самим оценить электорат без соответствующих разработок пар- тийных штабов. В электронный век партия утратила свою главную функцию — «маклерскую»3', по классической терминологии А. Лоуренса Лоуэлла. У партии как полити- ческой организации подрублены корни.

Партии утратили контроль над средствами информации и связи, впрочем, как и контроль над процессом отбора кандидатов на высшие посты. Последнее часто объясняют возросшей ролью первичных выборов. Хотя праймериз проводились с начала столетия, но только благодаря теле- видению они действительно стали главным элементом вы- борного процесса. Телевидение дает кандидатам возмож- ность обращаться к избирателям через голову партийных организаций, а избирателям — иллюзию непосредствен- ного участия в политическом процессе. Рядовые граждане сегодня практически выдвигают кандидатов в президенты задолго до того, как это делают профессиональные поли- тики на партийных съездах раз в 4 года. Канули в Лету заранее составленные в типично американских традициях сценарии с внезапным появлением «темных лошадок», вы- двинутых партийными боссами после их «совещаний в прокуренных комнатах». Партийные съезды по выдвиже- нию кандидатов в президенты, игравшие когда-то решаю- щую роль в избирательных компаниях, в электронный век превратились в своего рода протокольные церемонии по утверждению кандидатов. Последний партийный съезд, на котором пришлось проводить голосование в несколько туров по выдвинутым кандидатурам, состоялся в 1952 г., то есть даже не на памяти нынешнего поколения.

Партии, кроме того, утрачивают и контроль над орга- низацией предвыборных кампаний. В век телевидения и компьютеров появилась даже новая профессия — элект- ронщики — специалисты по политическим проблемам. Ра- ботают они, как правило, в агентствах по организации предвыборных кампаний, бесстрастно выполняющих за- казы любой партии. К ним и перешли соответствующие функции партийных организаций. Компьютеры контроли- руют доставку почты и бесперебойную работу телефон- ной сети. Предвыборные кампании проходят теперь без традиционных атрибутов массовой демократии. Уходят в прошлое добровольцы, массовые митинги, факельные ше- ствия, листовки, плакаты, афиши, гигантские рекламные щиты. Политическая деятельность, некогда крайне трудо- емкая, стала ныне капиталоемкой. Теперь главное в пред- выборных кампаниях — изнуряющая борьба кандидатов за возможность хоть раз мелькнуть на телеэкране. Компь- ютеры программируют проведение выборов. В результате вновь обретенное, казалось бы, избирателями чувство причастности к политике на поверку оказывается иллю- зорным. О личном участии нет и речи. Телевидение пре- вращает избирателей в зрителей.

Помимо этих конкретных последствий, сама атмосфе- ра телевизионного века губительна для партий. В силу оче- видных технических причин героем телеэкрана может стать только личность, а не организация, кроме того, ос- новное внимание в телепередачах уделяется текущим со- бытиям, а не анализу и историческим экскурсам. Растущая роль телевидения в освещении политических событий приводит к тому, что избиратели перестают видеть в пар- тиях главных протагонистов политического процесса. Те- левидение, заметил Остин Ранни, «по самой своей приро- де противопоказано политическим партиям»38.

XI

Таким образом, в век электроники возникла угроза са- мому существованию традиционных политических партий. Встает вопрос, можно ли спасти партийную систему? Ученые-обществоведы предлагают в качестве лекарст- ва организационные мероприятия: введение постоянного индивидуального членства в партии, проведение дополни- тельных партийных съездов в середине президентского срока, партийные кокусы на местном уровне, ужесточе- ние партийной дисциплины и обязательную отчетность. Одним словом, они хотят возродить партии с помощью более строгих правил и предписаний. Откровенно говоря, рецепт этот сомнительный. Ведь, по сути дела, это лишь попытка возродить старые партии, давно канувшие в Лету. Но заклятиями, то бишь новыми правилами и инструкция- ми, их вряд ли удастся оживить. Предлагаемая централи- зация в партиях идет вразрез с исторически сложившимся характером политического процесса, да и с центробежны- ми тенденциями электронного века. Правда, некоторые из этих нововведений, подвергавшихся у нас ожесточенным нападкам, действительно позволили партиям упрочить на общенациональном уровне свое институциональное поло- жение и финансовые дела. И все же партии как полити- ческая сила агонизируют. Наиболее же радикальные меры по упорядочению партийной работы, например проведе- ние партийных съездов в середине президентского срока, способны лишь ускорить их распад.

Процесс дальнейшего ослабления партий необходимо остановить. Как же это сделать? Планы прямых выборов президента, проведения общенациональных праймериз, референдумов и инициатив в масштабах всей страны по выдвижению кандидатов в президенты, будь они осуще- ствлены, нанесли бы партиям последний удар. Съезды, проводимые раз в четыре года, конечно, не усиливают влияния партий на выдвижение кандидатов, зато они пред- ставляют им неоценимую возможность всякий раз вновь сплачивать свои ряды после предвыборных схваток и внутрипартийной борьбы в ходе выдвижения кандидатур. В самом деле, в товарищеской атмосфере партийных съездов партийные активисты со всех концов страны вступают в личные контакты, происходит обмен идеями, проводятся дискуссии, достигаются компромиссы, выра- батывается общая платформа, по-новому оценивается ме- сто партий в политической жизни. Выделение националь- ным комитетам части государственных средств, ассигнуе- мых на предвыборные кампании, и предоставление им права на бесплатное телевизионное время, бесспорно, принесло бы партиям определенную и не слишком боль- шую пользу. Однако подобные структурные изменения малоэффективны в век нынешний, когда американская политическая культура отторгает от себя партии. Поэтому все попытки снабдить партии, утратившие свою функцио- нальную значимость, своего рода организационными кос- тылями противоестественны и обречены на провал.

Ни в одной из сфер многогранной деятельности партии не могут более претендовать на исключительную роль: ни в мобилизации масс, ни в политическом просвещении и агитации, ни в «маклерской» деятельности, ни в повыше- нии благосостояния масс, ни в приобщении их к культуре, ни в организации предвыборных кампаний. Партии не яв- ляются более камнедробилкой нашей политической жиз- ни. Они не способствуют налаживанию связей между пра- вительством и гражданами, не обеспечивают безработных работой или голодных — бесплатным супом. В чем же тогда их назначение?

Альтернативой партийной системе суждено стать, по выражению Уолтера Дина Бэрнхема, «политике без пар- тий», — политике, к которой страна придет в результате медленного и болезненного процесса агонии политиче- ских партий. Рост числа независимых избирателей, разде- ленное голосование, абсентеизм, выдвижение кандидатур политических деятелей, не связанных с партиями, органи- зация предвыборных кампаний специалистами по рекламе при активном использовании телевидения, подъем персо- налистских движений — все эти многочисленные свиде- тельства нарастающей борьбы избирателей против пар- тийной системы и впрямь предвещают наступление века «внепартийной» политики.

В этой связи нелишне, конечно, напомнить, что на пер- вых этапах американской истории политический процесс в стране отнюдь не определялся партиями39. Но даже при всей простоте политической жизни XVIII в. партии явля- лись гарантами эффективности Конституции. Одна мысль о последствиях «политики без партий» для страны в конце XX в. приводит в содрогание. С закатом традиционных партий политическая власть вполне может сконцентриро- ваться в руках популистских лидеров, действующих в ин- тересах финансирующих их групп, а также бюрократов- управленцев, которые будут играть роль главного стабили- зирующего элемента во все более мобильной политиче- ской жизни.

Это грозит Америке стать похожей на старый Китай. Политические авантюристы, обосновавшиеся в разных концах страны на манер китайских военных диктаторов, набирали бы собственные «армии» — компьютеризован- ные предвыборные команды, объявляли бы войну одним соперникам, заключали бы союзы с другими и, победив на выборах, формировали бы временные коалиции для уп- равления страной. Большинство избирателей лишилось бы при таком раскладе даже тех скромных возможностей участвовать в политическом процессе и влиять на него, которые предоставляет им партийная система при всех ее многочисленных недостатках. Ответственность руководи- телей перед избирателями испарилась бы без следа. Ли- шившись стабилизирующего влияния партий, американ- ская политика наверняка стала бы более агрессивной, не- предсказуемой и безответственной.

XII

Можно ли избежать подобной участи? При сохране- нии нынешних тенденций партиям останется, по сути дела, лишь собирать средства в фонд кандидатов, формально одобрять их предвыборные платформы и служить полити- ческими этикетками в избирательных кампаниях. Но, го- воря серьезно, какие же иные функции способны выпол- нять партии в электронный век?

Для начала припомним, что такое политика. Обычно го- ворят, что политика — это борьба за власть. Это, конечно, правда, но не вся. В последнее время можно услышать, что в век массовой информации политика сводится к ис- кусству создания имиджа. И в этом есть своя доля истины. И все же в демократическом обществе политика — это не только борьба за власть плюс создание имиджа политиче- ских деятелей. Это прежде всего поиск путей к благопо- лучию страны. В обществе, где граждане выбирают собст- венных руководителей, последние должны оправдать их выбор, продемонстрировав способность эффективно ре- шать проблемы своего времени. Никакая власть и никакая политическая реклама не помогут, если в конце срока пол- номочий того или иного выборного руководителя станет ясно, что его деятельность не принесла результатов. Бес- покойство и разочарование омрачают отношение амери- канцев к политическому процессу в созданном ими демок- ратическом обществе. Им не дает покоя мысль о том, что их руководители интеллектуально не на высоте, не спо- собны проанализировать долгосрочные кризисные про- блемы нашего времени, вскрыть их генезис и найти пути решения, вследствие чего бездумно импровизируют на краю пропасти.

«В стране столь изменчивой и динамичной, как Амери- ка, — писал Брайс еще сто лет назад, — постоянно возни- кают новые вопросы, требующие ответа. Администрация, сталкиваясь с новыми проблемами, должна находить пути их решения. На страну обрушиваются все новые беды, и их надо отвести. Подлинно великие партии обязаны найти ответы на роковые вопросы, открыть пути к исцеле- нию»40.

Брайс, безусловно, был прав. Единственный способ вдохнуть новую жизнь в наши одряхлевшие партии — это вернуть им роль врачевателей общества. Было бы гораздо лучше, если бы интеллектуальная энергия, затраченная в последние годы на организационные реформы, была по- священа анализу наших проблем. Представители штатов в составе комиссий — по два от каждого плюс Пуэрто-Рико и округ Колумбия — также вряд ли смогут решить наши ключевые проблемы. Вообще новые идеи всегда плод ин- дивидуального творчества. Лишь потом их шлифуют и до- водят до ума коллективно — в ходе неформальных экс- пертных обсуждений. А распространение в обществе но- вые идеи получат лишь после того, как политические ли- деры, осознав серьезность тех или иных глобальных про- блем и собственное невежество, обратятся за советом к специалистам. Таким образом, выработка новых идей за- висит не от организационного строения политических пар- тий, а от способностей и креативности экспертов, равно как и от ответственности политиков и их способности вос- принять эти новые идеи, а затем использовать партии как инструмент для их проведения в жизнь.

Вышеизложенное открывает еще один перспективный путь к возрождению партий: избрание на пост президента по-настоящему компетентных деятелей, стремящихся бо- лее эффективно контролировать политический процесс, опираясь именно на партии. Будущая судьба партий зави- сит, стало быть, от способности и желания президентов опираться на партии при осуществлении новых программ. В самом деле, партии в состоянии преодолеть разобщен- ность между органами власти в Вашингтоне и обеспечить массовую поддержку этим программам. Для того чтобы править по-настоящему эффективно, сильному президенту нужна сильная партия в качестве инструмента управле- ния. Это и есть та Нелегкая функция, которую партия может выполнять в наше время.

Воздержимся от прогнозов по поводу будущих струк- турных реформ наших партий. Видимо, названия их оста- нутся прежними, а структура будет изменена в соответст- вии с новыми потребностями. Сила американской демок- ратии в ее способности к адаптации. Наша демократия развивалась в самых различных социально-экономических условиях — и в бескрайних сельских просторах XVIII в., и в каменных джунглях современных городов. Совершен- ствование средств массовой информации незамедлитель- но находило отражение в демократических институтах.

Американская демократия в процессе своего развития приспособилась и к бульварной прессе, и к телеграфу, и к радио, и к кино. Вне всякого сомнения, она в конце концов оседлает и телевидение, и микропроцессоры. Электронная техника оказывает определенное влияние на настоящее, но отнюдь не предопределяет будущего. Авторитарные государства используют достижения элек- троники для манипулирования общественным мнением и контроля над ним. В демократической стране этот вопрос пока остается открытым. Новые средства массовой ин- формации можно использовать для достижения полярно противоположных целей: пропагандировать иерархиче- ское подчинение или, напротив, равноправие граждан; способствовать централизации или децентрализации поли- тической власти; содействовать укреплению или ослабле- нию контроля над средствами информации; погружать об- щество в апатию или стимулировать политическую актив- ность; вторгаться в личную жизнь или отстаивать ее не- прикосновенность, искажать или разъяснять истинный смысл политических процессов; укреплять представитель- ную демократию или подрывать ее. Демократическое об- щество само должно сделать выбор. Так или иначе, до сих пор достижения электронного века не подорвали веру американцев в основные ценности демократии — личную свободу и конституционное государство — и не заблоки- ровали усовершенствование управленческих структур. Наша национальная страсть к политическому экспери- ментированию, угасшая было в 80-е годы, непременно оживет на новом этапе политического процесса. «Стремление к действенной политической системе, — писал Генри Адаме, — было и должно остаться сутью политической жизни. Это необходимо обществу. Всякий раз, когда об- щество отвергало старые моральные нормы и в результате политический механизм начинал давать сбои, на смену приходили новые нормы»41. Именно эта проблема стоит перед американским обществом в наши дни: государствен- ным деятелям предстоит разработать новую систему мо- ральных приоритетов, создать новые политические меха- низмы и выдвинуть новые идеи. Ясно одно: никакие орга- низационные реформы партий и никакие попытки волюн- таристского возврата к прошлому не сделают нашу поли- тическую систему более эффективной. Политика в конеч- ном счете — это искусство решения проблем, стоящих перед обществом. Только при таком понимании можно до- биться нужных результатов политическим путем.