Содержание

ПРОБЛЕМА. Что, казалось, может быть, банальнее темы: “Потоп”. Сколько написано на эту тему книг, статей, заметок, что, право, неловко даже вновь обращаться к ней. И все-таки. Парадокс “Потопа” заключается в том, что чем больше о нем пишут, тем более запутанной и загадочной предстает перед читателем суть этого явления. Недавнее прошлое не знало сомнений, Библия своим авторитетом далеко выносила потопную тему за пределы возможного обсуждения, объясняя феномен либо миссионерским влиянием, либо влиянием представителей десяти пропавших израильских колен. Не так сейчас. Современная этнография обнаружила массу сходных потопных преданий у народов, заведомо с Библией незнакомых, и не только обнаружила, но и попыталась дать этому факту какое-то объяснение. От чего и возникла та лавина литературы, что породила в свою очередь потопную загадку. Загадку, несмотря на значительные усилия, остающуюся пока без вразумительного ответа. И удивляться здесь особенно не приходится, предмет таков, что не скажу - осмыслить, охватить его - уже не простая задача.

Миф о потопе уникален. География его - весь мир. Известен он был практически везде, где жили люди: от Исландии до Огненной земли, от Японии до Перу. Если же географию потопного мифа помножить на число его вариантов, в некоторых странах достигавшее десятка, то масштаб этого явления и без того соответствующий масштабу планеты, вообще окажется за пределами существующих норм и представлений.

К настоящему моменту все попытки решения проблемы единственного в своем роде общечеловеческого мифа о потопе можно свести к трем основным гипотезам.

Первая: миф явился отражением действительно произошедшей на памяти человечества всемирной катастрофы, скорее всего, космического происхождения. Виновники: или Луна, или гигантский астероид, или комета, или еще что-нибудь в том же роде - словом, все, что могло в достаточно короткий срок существенно повысить уровень мирового океана.

Вторая гипотеза больше походит на изнанку первой: миф запечатлел произошедшие в разное время местные катастрофы, чье внешнее сходство обусловило сходство легенд.

Хотя обе теории чаще других встречаются в литературе, авторы, их излагающие, редко бывают упорны в отстаивании своих точек зрения. И не по недостатку рвения. Слишком уж уязвимы оказываются их позиции для сколько-нибудь серьезной критики. Первым же камнем преткновения на их пути становится геология. Она не только напрочь отрицает предположение о произошедшей на памяти  человечества мировой катастрофы, но и часто доказывает совершенную беспочвенность многих бытовавших в сейсмически и климатически спокойных районах местных потопных легенд (например, русское предание об утонувшем граде Китеже).

Вдвойне сомнительно выглядят обе гипотезы на фоне поразительного единообразия разбросанных по всему миру мифов о потопе, одноликих мифов, обычно не только сходно отмечавших сам факт катастрофы, но и совершенно согласных между собой в сюжетных линиях и даже деталях повествования. Трудно поверить, что человеческая фантазия могла быть настолько скудна, чтобы так однозначно откликаться на катастрофу, которой, по мнению геологии, не было вообще.

Гораздо лучше объясняет парадокс “Потопа” третья из существующих гипотез. Согласно ей, легенда о потопе сложилась в одном месте, действительно пережившем какое-то крупное стихийное бедствие, а потом была разнесена по всему миру остатками спасшихся аборигенов. Преимущество такой трактовки, очевидно, она сразу примиряет предание и с геологией, и с подозрительным единообразием изложения мифа у разных народов.

Однако, несмотря на всю ее выигрышность, данная версия, видимо, не пользуется особой популярностью. Обычно к ней прибегают лишь “открыватели” мифических земель, вроде Атлантиды в Атлантике, Лемурии в Индийском океане, Му - в Тихом. Что немногого стоит, поскольку  доказательство данного положения для них вопрос несущественный, отступающий на задний план перед необходимостью доказать само существование этих, скорее всего, вымышленных стран.

Признаться, в привязке к реальной местности, ясно и твердо сформулированная концепция единого для всех локального первоисточника потопной легенды за последнее время излагалась лишь однажды в учебнике “История древнего мира” за 5-ый класс. В нем прямо говорится, что первопотоп был в Месопотамии и оттуда миф о нем “распространился в другие страны”. Хотя изложение этой точки зрения страдает в учебнике голословностью, что, вероятно, обусловлено спецификой издания, определенность позиции автора и привязка к району одной из самых древних цивилизаций, безусловно, заслуживают если не доверия, то - внимания.

Месопотамия - район особый. Шумерская запись мифа о потопе - самая древняя из ныне известных. Это обстоятельство уже дает шумерам некоторое преимущество в споре за первородство мифа. К шумерской версии обычно возводится и классический библейский вариант легенды. Но, не оспаривая пока предположения о вторичности библейского потопа по отношению к шумерскому, естественно задаешься вопросом: а не вторичен ли и этот источник? Нет, считают многие специалисты. По их мнению, жители Месопотамии ниоткуда этой истории не списали, а сочинили ее сами, отразив в сказании одно из местных наводнений, вызванных разливом Тигра и Евфрата. И кажется, что данные археологов, обнаруживших на месте некоторых поселений Междуречья толстые слои ила, подтверждают это предположение. Однако принять его мешают серьезные возражения.

Во-первых, ил месопотамских поселений датируется разным временем. Во-вторых, разливы рек - явления обычные, ежегодные, они могут быть небольшими и очень значительными, но для жителей речных берегов в них нет ничего неожиданного, сверхъестественного; подобные события волнуют своим размером, но не самим фактом. В разливах рек есть система, а миф - как раз та область, которая холодно относится к системе, его влечет все неповторимое, чудесное, что уже в силу своей неординарности надолго откладывается в памяти. Особенно противится такому единообразию миф о потопе. Ведь “потоп” стал для многих народов вехой, делящей его историю на до и после потопную, точкой отсчета, с которой началась жизнь более благообразного, обновленного человечества. Могли ли ежегодные, неотвратимые, набившие жителям Месопотамии оскомину разливы рек стать такой вехой в их истории? Разумеется, нет.

Скажем больше, одним из характерных мотивов потопных легенд является обещание божества не наказывать более человечество таким способом. Вот как, например, говорится об этом в классическом библейском варианте мифа:”...не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли” (Быт.9,11), очевидно, месопотамский бог не мог подобное обещание ни дать, ни исполнить, так как прекрасно знал о неизбежности и регулярности местных наводнений.

Наконец, самое главное. Даже если когда-нибудь будут найдены безукоризненные доказательства потопа в низовьях Междуречья, сам по себе этот факт не сможет стать достаточно серьезным основанием для возведения к данному району всего общемирового свода потопных легенд. За долгую историю человечества много чего на его памяти тонуло, и, наверно, множество наберется мест на земле, где, начав копать, можно обнаружить слои ила со следами человеческого жилья под ним. Что будет неуместнее включения каждого такого места в кандидаты на первоисточник знаменитого мифа?

Практически тот же вопрос можно задать всем, кто искал и обрел  знаменитую Атлантиду.

Но прежде - несколько слов о взаимоотношениях между потопологией и атлантологией. Хотя давно замечено, что знаменитый миф об Атлантиде - не более как расцвеченный блестками платоновской фантазии вариант потопной легенды, атлантология, не отрицая, в принципе, своего родства с потопологией, тем не менее, на нем не настаивает, лелея свои, к сожалению, столь же малообоснованные версии происхождения платоновского мифа.

Сейчас наиболее прочной среди них считается гипотеза, выдвигающая в кандидаты на звание Атлантиды остров Тера в Эгейском море. Дело в том, что на этом острове находится вулкан Санторин, около 1500 до Р.Х. гигантским взрывом потрясший все Восточное Средиземноморье.

Слов нет, катастрофа была великой, гибли культуры, менялся облик островов и побережий, но, спрашивается, какое отношение имело это событие к Атлантиде? Взяв в руки Платона, легко убедиться, что в его описании легендарного острова и бедствия нет практически ничего, что даже косвенно указывало на причастность вулкана Санторин к гибели Атлантиды?  Совсем другая география: целиком западно-средиземноморская с упором на Африку (даже сама история Атлантиды рассказывается у Платона не устами жителя наиболее пострадавшей от Санторина Эгеиды, а устами египетского жреца). Совсем другая геология: Платон писал о землетрясениях и наводнениях (Тимей, 25d), но словом не обмолвился о вулкане, хотя не знать о главном виновнике бедствия просто не мог, про него знал родившийся много позднее Платона географ Страбон, сухо, по-деловому, без всякого мифического флера и с натуральными деталями описавший взрыв на Тера. И последнее. Без всяких сомнений, при изобилии произошедших на памяти человечества катаклизмов, даже доказанная и пусть внешне сходная с данными литературы катастрофа - слишком слабый аргумент в споре об источнике мифа.

Подводя итог проверки на прочность двух самых мощных в потопо-атлантологии теорий: “шумерской” и санторинской” - остается с сожалением констатировать, что даже они сформулированы не слишком корректно. Что спрашивать тогда с теоретиков, выдвигавших на роль прародины легенды совсем уж экзотические земли вроде Шпицбергена или Антарктиды?

В настоящее время потопо-атлантология переживает кризис. Ясные признаки его - откровенно компилятивный характер последних посвященных этой теме сочинений. Авторы, взявшись писать о потопе или узко специально об Атлантиде, уже не ставят своей целью выдвинуть новую или укрепить старую теорию, но ограничиваются изложением свода всего, что писалось и говорилось по данному предмету, откровенно предлагая читателю самостоятельно выбирать для себя наиболее приглянувшиеся теории, благо все они равно несостоятельны и ценность их одинаково равна нулю.

В последние десятилетия положение потопо-атлантологии стало просто катастрофическим (читатель, не сочти за каламбур). Виновники: недавно изобретенные акваланг и батискаф. Они, казалось, призванные облегчить решение проблемы, только усилили разброд в стане потопо-атлантологов, поскольку теперь Атлантиду стали находить ежегодно, каждый раз в другом месте, и конца этим находкам не предвидится, так как освоение шельфа мирового океана только началось. Тупик.

РЕШЕНИЕ. Из сказанного, однако, не следует, что положение совершенно безвыходно. Отнюдь. Проблема разрешима. Но решать ее не водолазу, а мифологу. “Всемирный потоп” - миф, поэтому ответ на вопрос об его истоках может дать только мифология и пусть достаточно хлопотным, но единственно возможным путем - путем сличения различных вариантов легенды.

Ход рассуждения тут может быть достаточно прост. Как уже говорилось, в преданиях о потопе у разных народов повторяются одни и те же сюжетные ходы и детали повествования, что само по себе, - уже весомый аргумент в пользу предположения о едином для всего свода мифов локальном первоисточнике. Однако этого мало. Сам факт наличия дубликатов чисто литературного характера допускает предположение, что сохранились повторы, позволяющие отыскать прародину мифа, дать ее геологические, археологические, этнографические, культурные приметы и дубликаты ономастики (имена и названия, встречающиеся в разных вариантах мифа).

Особое внимание следует обратить на ономастику (имена и названия). Если при прочесывании всего свода потопных мифов по линии ономастики действительно обнаружится система в использовании имен и названий (а будущее покажет, что так оно и есть), то это обстоятельство станет безукоризненным доказательством единого для все мифов первоистока. Еще с грехом пополам можно как-то предположить, что фантазия человеческая была настолько скудна, чтобы одинаково откликаться на разные катастрофы, но чтобы при этом она и называла все одинаково - за пределами логики!

Но и это еще не все. Обнаружение наличия системы в ономастике потопной легенды позволяет пойти много дальше констатации моноцентризма в потопной мифологии. Имея на руках характерные для мифов о потопе имена и названия, можно установить три принципиальные для мифолога вещи: язык народа-носителя потопной легенды, его этническую принадлежность и прародину. Для наглядности приведу такой пример: скажем, бытует у разных народов легенда с очень похожим сюжетом и в ней постоянно встречается одно название, скажем, “Новгород”. Сам факт повторяемости одного и того же названия в легенде свидетельствует, что она вышла из одного центра. А то, что название это является русским по конструкции и указывает на реальный русский город, делает непреложным факт русского происхождения легенды, а если быть совсем точным, ее новгородского происхождения.

Таким достаточно простым путем и решается проблема мифа о потопе. Разумеется, автор не стал бы говорить о сем предмете столь уверенно, если бы сам уже не прошел весь путь до конца и не убедился в эффективности предложенного метода.

Поэтому сразу же познакомлю читателя с полученными результатами: потоп пережили праиндоевропейцы, т.е. предки народов, составляющих ныне большинство населения Европы, а в Азии народов, говорящих на иранских и индоарийских наречиях. Произошел же потоп на индоевропейской прародине - месте, которое теперь носит название ПАЛЕСТИНЫ.

Сознавая насколько нелепо было бы ограничиться в данном случае голословной декларацией, попробую доказать это положение всеми возможными способами. Порядок же изложения материала будет следующим: начав с традиционных для потопо-атлантологии дисциплин (мифологии, геологии, археологии, этнографии), мы перейдем к анализу ономастики мифа, пройдем маршрутами, которыми прошли отдельные его носители и, наконец, проследим все этапы формирования легенды о потопе от начала, т.е. исторической ее основы.

Итак, начнем благословясь...

МИФОЛОГИЯ. В Библии место, где  произошел потоп, называется “Сиддим” (Поля). И была та земля “как сад Господень” (Быт.13,10). Но, как часто это случается, редок был мир на плодородной земле Сиддим. Часто сходились на ней окрестные цари померяться силой, побороться за власть. Особенно запомнилась авторам Библии “Битва девяти царей”, в которой коалиция пришедших из Месопотамии царей разгромила объединенное войско царей сиддимских и ограбила два принадлежащих им города; это были печально знаменитые Содом и Гоморра. Беда не ходит одна. Не успевшие еще оправиться после нашествия города  были добиты стихией: « Пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастания земли” (Быт. 19,24).

Обратим внимание, автор как-то удивительно скуп и немногословен при описании этой, наверно, необыкновенно грандиозной и впечатляющей картины. Если верить ему, пострадали только два города, но из других текстов Библии видно, что последствия катастрофы были гораздо значительнее. Вместе с Содомом и Гоморрой погибли еще два города: Адма и Севоим (Втор.29,23).Кроме того, понес большой материальный ущерб весь район, прилегающий к реке Иордан. Ранее автор книги Бытия писал: « Лот возвел очи свои и увидел всю окрестность Иорданскую, что она, прежде нежели истребил Господь Содом и Гоморру, вся до Сигора орошалась водой, как сад Господень” (Быт.13,10). Картину дополняет автор другой части Библии, книги Левит, рассказывая уже не о городах, а о целых “народах”, свергнутых землей: « Не оскверняйте себя ничем этим, ибо всем этим осквернили себя народы, которых Я прогоняю от вас: и осквернилась земля, и Я воззрел на беззаконие ее, и свергла с себя земля живущих на ней. А вы соблюдайте постановления Мои и законы Мои и не делайте всех этих мерзостей, ни туземец, ни пришелец, живущий меж вами, ибо все эти мерзости делали люди сей земли, что пред вами, и осквернилась земля; чтоб и вас не свергнула с себя земля, когда вы станете осквернять ее, как она свергла народы, бывшие прежде вас” (Лев.18,24-28).

Более или менее сходно с Библией, ссылаясь на местные неканонические предания, рассказывал о тех же событиях  античный географ Страбон: ”..некогда здесь было 13 населенных городов, из которых главный город - Содомы - имел около 60 стадий в окружности. От землетрясений, извержений огня и горячих асфальтовых и сернистых вод озеро внезапно вышло из берегов, и огонь охватил скалы; что касается городов, то одни были поглощены землей, а другие покинули жители”.

Трудно сказать почему, но содомское предание о катастрофе как-то не принято рассматривать  в общем ряду потопных легенд и, в частности, параллельно тому классическому, общеизвестному варианту, что рассказан в самой Библии несколькими главами ранее. А это неверно. Если говорить о традиции потопного мифа, то за вычетом одной, явно вымаранной цензурой детали, содомский вариант даже более каноничен, нежели классический, общеизвестный, и по-своему может претендовать на звание его прототипа.

Первое. Описание содомского бедствия явно древнее истории всемирного потопа. На древность его указывает крайне архаичное представление рассказчика о возможностях Божества. По содомской версии, все начинается с того, что до триады богов (в Библии “ангелов”) доходит “вопль” о безобразиях, чинимых содомлянами, но боги не знают, верить ему или нет и идут в Содом, чтобы лично проверить, насколько “вопль” правдив (Быт,18,20-21). Такая собственноручная божественная ревизия - очень характерная примета, из нее следует, что в пору создания содомской легенды представления ее автора о возможностях сверхъестественных существ еще далеко отстояли от позднейшей библейской концепции всеведения и высшей промыслительной способности Божества.

Непосредственно до Содома дошли два ангела из трех и на месте убедились в справедливости вопля. Из всех содомлян только праведный Лот остается верен обычаю гостеприимства и приглашает богов к себе домой, тогда как остальные жители города, узнав об этом, делают попытки изнасиловать лотовых гостей. И в этом пункте заключена вторая примечательная деталь содомской версии мифа о потопе: конфликт между богами  и содомлянами произошел на почве отказа последних от соблюдения правил гостеприимства (“содомские” поползновения - лишь частное проявление пренебрежения этим священным, старинным обычаем). Единственным человеком, оставшимся верным традиции, оказывается Лот, он и спасается от катастрофы. И здесь нельзя не отметить, что данный гибельный для людей конфликт, подходя к нему статистически, является одним из наиболее популярных конфликтов в общемировой потопной литературе: сходные версии рассказывались во Фригии, Аркадии, Ликии, на Филиппинах, Коморских островах и островах Палау.

Третье. Хотя катастрофа Содома и Гоморры представляет собой локальное бедствие, а не всемирное, спасшиеся Лот с дочерьми воспринимают его почему-то как катаклизм вселенского масштаба, требующий от уцелевших канонического для всего свода потопных легенд акта: экстренного восстановления человеческого рода. Об этом Библия говорит совершенно недвусмысленно: ”И жил (Лот) в пещере, и с ним две дочери его. И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли; итак напоим отца нашего вином, и переспим с ним, и восстановим от отца нашего племя” (Быт.19.30-31).

Описанная выше ситуация - стандартней не бывает. И дело здесь не только в том, что, за редким исключением, все уцелевшие от потопа герои мучаются проблемой восстановления человеческого рода, но, прежде всего, в том, что решать ее приходится через кровосмешение (инцест). Чаще в инцестуальный брак приходится вступать близнецам: брату с сестрой. Происходит это потому, что с мифом о потопе обычно сопрягается так называемая “близнечная” мифология. Но встречаются и незначительные отступления от этой близнечно-кровосмесительной традиции. Типа: мать с сыном (тораджа), двоюродный брат с сестрой (греки) и т.д. Поэтому история противоестественных отношений между Лотом и дочерьми выглядит как нельзя более естественно с позиции потопной мифологии.

Практически в библейском описании содомского бедствия для признания его полнокровным вариантом потопного мифа единственно чего не хватает, так  это собственно потопа. Однако, судя по всему, и потоп был, и упоминание его некогда присутствовало в рассказе, но было позднее вымарано библейскими цензорами, очевидно, с единственной целью - избежать ненужных, на их взгляд, читательских ассоциаций с классическим вариантом мифа о потопе. Впрочем, как часто это бывает при подобных чистках, провели они эту операцию очень небрежно, совершенно позабыв, что несколькими главами ранее в Библии названы точные и многозначительные координаты Содома и Гоморры. Автор 14-ой главы  книги Бытия, начав описание “Битвы девяти царей” и помянув долину Сиддим, где стояли печально знаменитые города, тут же философски добавил: « Где ныне море Соленое” (Бы.14,3). “Море Соленое” - это знаменитое палестинское Мертвое море, и, естественно, что покрыть своими водами Содом и Гоморру оно могло не ранее гибели означенных городов. О связи истории образования Мертвого моря с историей праведного Лота Библия, как мы знаем, умалчивает, но об этом прямо говорит не столь щепетильная на сей счет арабская традиция, в ней за Мертвым морем издавна и прочно закреплено название “Бар Лут” (Море Лота).

Итак, выходит, что в Библии записан не один, а два мифа о потопе: “всемирный” и “содомский”. Второй явно древнее первого, и в нем можно заподозрить прототип всемирной версии. Кроме того, содомский вариант более каноничен и по многим признакам ближе, чем “всемирный”, стоит к мировой традиции изложения такого рода легенд. Наконец, главное преимущество рассказа о гибели Содома и Гоморры -  он проверяем. Со всемирным потопом ничего такого поделать нельзя, истинность его - вопрос веры, а не знания. Иное дело содомский потоп, он локален и география его четко вписана в обводы Мертвого моря.

ГЕОЛОГИЯ. При рассмотрении геологической стороны проблемы ограничимся главным: вопросом о природе Мертвого моря. Мертвое море - это залитая водой (точнее, рапой)  часть самой глубокой на суше впадины - Вади-эль-Арабы. Низшая ее точка на дне Мертвого моря расположена ниже уровня мирового океана на 793 метра. В свою очередь Вади-эль-Араба представляет собой  один из участков рифтовой зоны, с северо-запада отмечающей границы тектонической плиты Аравийского полуострова. По мнению геологов, плита сравнительно недавно начала дрейф в северном направлении. Результатом этого движения явился отрыв Аравийского полуострова от Африки и образование Красного моря.

Перспективы так же впечатляют: если дрейф не прекратится, Красное море будет разорвано надвое, Персидский залив, придавленный плитой, исчезнет совсем, но главные события произойдут в интересующем нас районе. Именно по линии рифтовых долин сиро-палестинского ареала: Вади-эль-Араба - долина Иордана - долина Бекаа - предстоит окончательно оторваться Азии от Африки. Конечно, произойдет это, скорее всего, не завтра и не сразу, возможно, понадобятся миллионы лет, но для нас, занятых не будущим, а прошлым данного региона, в первую очередь важно отметить и объяснить хроническое неспокойствие земли Палестины.

Сейчас практически невозможно сказать что-либо определенное о силе описанного в Библии землетрясения в долине Сиддим (ныне дно Мертвого моря), но, наверняка, оно не уступало тому, что произошло в Палестине уже в историческое время, в 31 году до Р.Х.: огромное по тем временам и местам число погибших - 10 тысяч (Флавий, Древности, 15,5,2) - говорит само за себя.

Еще одно сообщение такого рода находим мы в древнерусских источниках. Со ссылкой на византийских хронистов они свидетельствовали, что в 9 веке по Р.Х. было в Палестине “землетрясение великое, так что земля разверзлась на три поприща, и дивно, из земли вышел мул, говоривший человеческим голосом.”

Правдоподобно звучит и библейская обмолвка о потопе, будто бы покрывшем своими водами долину Сиддим. Жителям, населявшим район Аравийской плиты, видимо, не раз доводилось переживать это бедствие. Арабский географ Аль-Масуди сообщал, что в 6 веке по Р.Х. в дельте Нила произошло страшное землетрясение: суша опустилась, море хлынуло на нее, смело несколько городов и образовало на месте впадин соленые озера. Сходный случай, произошедший в Финикии, описан Страбоном. После битвы, когда одна из противоборствующих сторон, будучи  разгромлена, кинулась в бегство, внезапно пришла с моря гигантская волна и поглотила всех бежавших.

Разумеется, печальный опыт Египта и Финикии не доказательство правдивости приводимых в Библии сведений. Да в таких косвенных доказательствах и нет никакой надобности. То, что Мертвое море образовалось в результате потопа (говоря по научному - трансгрессии) практически никогда не оспаривалось и неоспоримо: состав солей его, несмотря на давность события, до сих пор почти не отличается от обычного морского состава.

Таким образом, имея некоторое представление о геологии Палестины и располагая минимумом воображения, можно без труда представить себе, что произошло в те памятные дни в долине Сиддим.

Внезапно заколыхалась и ушла из-под ног наклонившаяся к югу земля. Море высоко поднялось. Расступились горы, и в коридор Вади-эль-Арабы, достигающий местами ширины в 25 километров, хлынул из Красного моря гигантский вал воды, объемом превышающий современный объем Мертвого моря как минимум в 7,5 раз. Навстречу ему устремились воды потерявшего свое русло, разлившегося Иордана. К небу взметнулись гейзеры природного асфальта, которым еще до катастрофы была богата долина Сиддим. Из образовавшихся в земле расселин забил пахнущий серой геотермальный кипяток, и поползла магма, поджигая некогда знаменитые дубовые леса Палестины...

Да, тому, кто выжил после этой катастрофы, было что вспомнить и рассказать внукам. Свидетельства непосредственных участников драмы не сохранились, но, сличив геологию Мертвого моря с описанием бедствия в разбросанных по всему миру потопных легендах, можно считать нарисованную картину достаточно близкой к первоначальной.

Упоминание потопных легенд в данном контексте совсем не случайно, и дело здесь не только в том, что сумма повсеместных описаний катаклизма в мифах о потопе - копия сиддимской катастрофы. Но прежде всего в том, что эти провинциальные рассказы зачастую не имели ничего общего с местными геологическими условиями, но абсолютно совпадали с условиями Палестины. Возьмем для примера греческий вариант потопной истории: “Зевс разразился с небес страшным ливнем и залил водой большую часть Эллады, так что все люди погибли, за исключением немногих, которые укрылись в расположенных поблизости высоких горах. В те времена расступились горы в Фессалии и покрылись водой все те области, что расположены за Истмом и Пелопоннесом” (Аполлодор,1,7,2). Это описание - сплошной нонсенс. Немыслимый, затопивший всю Элладу дождь (всей влаги небесной не хватило бы, чтоб совершить такое), расступившиеся горы, чей взаимный отход не оставил в Фессалии никаких следов - говорят об одном, о вторичности греческих источников. Не знаю, как дождь, а горы действительно расступались при потопе, но не в Греции, а в Палестине. Они и сейчас бруствером стоят на всем протяжении Вади-эль-Арабы, от Красного моря до Мертвого.

Сходно с палестинской катастрофой описывали потоп многие другие мифологии. Взять, например, Коран. Создатель его, пророк Мухаммад, хотя и воспользовался в рассказе о потопе библейским именем Ной (Нух), во всем остальном был от Библии совершенно независим и на свой лад излагал обстоятельства бедствия. Пророк писал, что глухие к проповедям праведника Нуха сородичи его поклонялись ложным богам. Аллах решил покарать их и вот: “закипела печь”, “вода переполнила долину”, “ от прегрешений они были потоплены и введены в огонь” (11:42; 71:25). Очевидно, что кораническая версия мифа о потопе с ее водой переполнившей долину, гораздо ближе к “содомской” версии легенды, нежели ко “всемирной”. И пророк не скрывал первоисточника своего вдохновения - это история Палестины. Мухаммад сообщает, что в волнах потопа утонул сын Нуха - Канан, т.е. утонула Палестина, так как “Канан” - вариант старинного названия этой земли (Ханаан, Кинаха). Может ли требовать мифология от арабской версии более точного адреса потопа, нежели этот?

Было бы не так удивительно, если бы содомский вариант мифа о потопе рассказывали только в Палестине и в близлежащей Аравии. Но в том-то и вся соль, что и далеко от этих мест потопную легенду предпочитали рассказывать на палестинский лад: нахлынуло море - образовалось озеро. На островах Новые Гебриды показывали озеро в середине острова Гауа и рассказывали, что на этом месте некогда была долина, заросшая густым лесом; местный “ной” срубил там дерево, вытесал из него ковчег, посадил в него все живое, что было на острове, и заперся. Естественно, бедствие не заставило себя ждать, вода залила долину, и ковчег, пройдя между холмов, умчался в море.

Свой “содом”, оказывается, был аж на Коморских островах. Корреспондент “Известий” Б.Пильников рассказывает: ”Делаем остановку у соленого озера. С высоты оно темнеет пятнышком в кратере потухшего вулкана на расстоянии несколько сот метров от океанского берега. Когда-то, утверждает предание, здесь была деревенька. Чужестранцу, однажды постучавшемуся в первый дом, отказали в глотке воды. Через несколько дней деревня сгорела дотла, а на ее место образовалось соленое озеро” (“Известия”, 20 января 1986 г.).

На свой вкус, но ту же содомскую версию мифа о потопе рассказывали в Африке сказители племени йоруба. Они говорили, что спустился некогда с небес на землю общий родоначальник “Праотец”. Выросли у него дети, а потом внуки. Все было бы хорошо, но не хватало на земле воды. Тогда собрал своих внуков Праотец и велел им, взяв по семь камней, положить их в те места, где желательна вода. Якобы из-под камней  должны были тут же потечь ручьи и реки. Один из внуков Праотца, пожадничав, превысил дедовский лимит: набрал полную корзину камней и высыпал их в одном месте - на своем поле. Результат превзошел все ожидания - разразился потоп. Праотец вынужден был залезть на пальму и оттуда взмолиться богу о спасении. По счастью, его молитва была услышана, “тотчас же вода начала сбывать. Скопляясь в низких местах, она прорывала русла: широкие для рек, узкие для ручейков. Только там, где находилось поле непослушного внука, осталось огромное озеро”.

Думаю, читатель узнал в этом рассказе не только геологию Палестины, но и элементы содомской версии мифа: потопом наказывается порок, праведник спасается, но не как Лот пешком в гору, а забравшись на пальму.

АРХЕОЛОГИЯ. От геологии Палестины обратимся к археологической стороне проблемы. Археология в данном случае гораздо важнее, нежели геология. Те или иные бедствия происходили практически везде, но не везде при этом тонули города. Относительная редкость таких событий особенно значима для искателя прародины потопного мифа, так как, начиная с самой древней его записи - шумерской, у Платона и в русской легенде о граде Китеже - везде говорится об утонувших городах. Так что, признак этот очень твердый и явно исходный для всего свода преданий.

Вдвойне примечательна градостроительная метка тем, что ко времени записи шумерского мифа о потопе на земле было только три  страны, где существовала градостроительная практика. Это - сам Шумер, Египет и.. конечно же, Палестина.

Как мы знаем, древние источники давали основания предполагать, что на дне Мертвого моря покоится от двух до тринадцати городов. Однако проверить эти данные до недавнего времени не представлялось возможным. Дело решила водолазная экспедиция 1960 года.  Археологам удалось спуститься на дно Мертвого моря на глубину в 60 метров. Что уже можно назвать большим достижением, так как соленость Мертвого моря, превосходящая морскую в 7,5 раз, сама по себе значительное препятствие на пути изыскателей. Погружение дало очень интересные результаты: на обследованном участке была обнаружена мощеная дорога шириной в 3,5 метра и засыпанные илом руины древних построек. Пресса поторопилась объявить их останками Содома и Гоморры, но это вполне могли быть и Адма с Севоимом.

Таким образом, подтвержденный археологией факт гибели сиддимских городов сомнений не вызывает. И это обстоятельство имеет особый вес, потому что среди великого множества преданий об утонувших городах, археологическое подтверждение - случай редчайший. Но, к сожалению, этим все и исчерпывается. Ни датой гибели городов (о ней мы еще будем говорить особо), ни данными о характере сиддимской культуры мы не располагаем. Что, значительно усложняя решение проблем потопной легенды, все-таки не делает положение безвыходным.

Трагедии Мертвого моря исторически повезло и не повезло. С одной стороны, Библия сделала великое дело, увековечив на своих страницах память об этом эпохальном событии, с другой  - она же, сопроводив описание смакование скабрезных деталей, превратила долину Сиддим в исторического прокаженного. Густая тень противоестественных страстей, “содомского греха”, кажется, беспросветно затушевала для брезгливого ученого мира реалии сиддимской катастрофы, сделала исследования обстоятельств и последствий гибели Содома и Гоморры занятием почти одиозным.

Отсюда, видимо, тот нечистый авантюрный дух, что даже в современной литературе преследует каждое упоминание печально знаменитых городов. Достаточно сказать, что из всего великого числом клана атлантологов только четверо предприняли попытку выдвинуть Палестину на роль прародины платоновского мифа, да и то их теории оказались настолько скудно оформлены, что не вызвали и тени сочувствия в среде простоватых, доверчивых атлантологов. Разумеется, не обошло своим вниманием драму Мертвого моря и жуликоватое племя искателей НЛО: гибель Содома и Гоморры объяснялась у них то атомной бомбардировкой, то посадкой космического корабля...Что здесь сказать? Бог им судья...

Однако, думаю, пришло время, оторвавшись от Библии и навеянного ею фривольно-авантюрного тона, серьезно, без подмигивания и ужимок, поговорить о народе Мертвого моря и его культуре. При этом за отсутствием конкретных, добытых непосредственно со дна моря, данных, на появление которых, видимо, трудно рассчитывать и в будущем, возьмем за отправную точку археологию сопредельных земель, т.е. археологию сиро-палестинского региона в целом.

Что ни говори, а Палестина - это колыбель культурного человечества. С нее началась, так называемая “неолитическая революция”, где на смену хищническому потреблению пришло воспроизводство, т.е. культура как таковая. И хотя среди историков не утихают споры о приоритете тех или иных районов в тех или иных областях культурной деятельности (земледелия, скотоводства, металлургии), спор этот беспредметен, поскольку превосходство сиро-палестинской культуры не просто в исключительной древности, а в универсальности, независимости и гармоничности развития.

Между Х и YIII тысячелетием в Палестине положено начало земледелию, зодчеству и приручена собака (натуфийская культура).

В YIII  тысячелетии заложен первый на земле, потрясший воображение археологов город Иерихон, где все впервые: фортификация (ров шириной 8,5 м. И глубиной 2,1 м.; каменная стена толщиной 1,6 м. И высотой около 4 м.), храмовое зодчество (круглая каменная башня высотой в 8 м.).

Самое позднее в YII тысячелетии возникает скотоводство: в том же Иерихоне найдены датируемые этим периодом кости козы, имеющие “бесспорные вторичные признаки одомашненной особи”.

Совсем недавно пришло сообщение, что в районе известной нам впадины Вади-эль-Арабы обнаружены легендарные медные рудники Фенана, первая разработка которых относится теперь не к IY, как предполагалось ранее, а к Y - YI тысячелетию: такая датировка позволила археологам назвать Фенан одним из возможных “очагов перехода человечества к бронзовой цивилизации” (“Известия”, 16 марта 1985 г.).

И надо ли говорить, насколько не вяжутся все эти сведения о древней и богатой цивилизации Палестины с традиционными, навязанными Библией представлениями о ней, как о стране примитивного патриархального быта, с живущими в шатрах праотцами, царями-пастухами и т.д. Тем более, что сама Библия вполне бессознательно давала в своих описаниях древней Палестины обратную картину страны, я бы сказал, даже перенасыщенной цивилизации, некого мегаполиса. Так, согласно ее данным, одна маленькая область между горой Хермон и Геннисаретским озером, где обитал народ РЕФАИМОВ (ему в основном и будет посвящен весь наш дальнейший рассказ) вмещало огромное число городов, из которых только укрепленных было шестьдесят (Втор.3,5).

Это сообщение можно было бы отнести на счет часто приписываемой авторам Библии склонности к преувеличению, но побывавший в прошлом веке в том районе паломник считал его близким к действительности. Он писал: « Когда, побывавши в этой стране, действительно находим здесь один за другим большие каменные города, обнесенные и необнесенные стенами с каменными воротами, лежащие тесно один подле другого; когда видим здесь дома, построенные из таких огромных и массивных камней, что никакая сила, восставшая против них, не в состоянии разрушить их, когда находим в этих домах, такие обширные и высокие комнаты, что многие из них могли бы считаться красивейшими комнатами в европейском дворце, и, наконец, когда находим, что некоторые из этих городов доселе носят те же самые имена, которые они носили прежде, чем израильтяне пришли сюда из Египта, то, полагаю, нельзя не убедиться в том, что перед нами города рефаимов”. Выразительная цитата, не правда ли? После нее, право, не очень удобно называть Палестину краем пастухов. Градостроительство, чья история к моменту исхода евреев из Египта насчитывала семь тысячелетий, и осуществляемое в таких масштабах - говорит само за себя.

Здесь нам необходимо приостановиться и подвести некоторый итог. Звучать он может следующим образом: прибегнув к услугам двух обязательных для потопо-атлантологии наук (геологии и археологии), мы вправе теперь констатировать достоверность библейских сведений относительно катастрофы в долине Сиддим. Так что, мы уже теперь располагаем классическим “джентльменским набором” всякого первооткрывателя потопа или Атлантиды: есть катастрофа и утонувшие города. Пожалуй, прежде на этом можно было бы остановиться (как и делалось), но, зная, что ныне как минимум у десятка конкурентов на руках те же козыри, ничего не остается, как продолжить поиск работающих на палестинскую версию аргументов, обратившись за помощью к совершенно не используемых прежде дисциплинам и методам. Например, к методу, обычно применяемому в генетике.

ГЕНЕТИКА. Когда биологи ставят перед собой цель найти прародину какого-либо культурного растения, они ищут местность, где более всего произрастает его разновидностей и, обнаружив, считают за таковую. Идея тут проста - чем больше сортов, тем древнее культивирование, а чем древнее культивирование, тем вероятней исконность произрастания. Очевидно, что целиком этот метод в мифологии использован быть не может: миф не картошка. Но вот примечательный факт: у древних сирийцев было какое-то особое отношение к преданию о потопе. Обладая им наряду с другими нациями, сирийский народ оказался почему-то особенно чувствителен к сказанию, не только храня его в памяти, но и историю своего культа и сам культ рассматривая исключительно через “потопную призму”. Чего у других народов не наблюдалось, во всяком случае, в таком объеме.

В свое время Лукиан посетил святилище Астарты в одном сирийском городе, называемом у него “Священным” (Иераполем). Существуют различные мнения относительно местоположения данного города, но для нас этот вопрос непринципиален, главное, он находился в сирийских пределах, недалеко от Евфрата и на местном наречии, скорее всего, назывался Кадешем. Предполагать, что именно таково было подлинное название “Иераполя” Лукиана, можно по нескольким причинам: во-первых, “кадеш” (святилище) - однозначный греческому “иераполю” термин;  во вторых, Кадеш - имя семитской богини, которую обычно изображали едущей на львах, и именно такой описал “иерапольскую” Астарту греческий писатель; наконец, в сиро-палестинском районе Кадеш - традиционный эпитет, часто подменявший первоначальное название городов. В исторических трудах обычно упоминаются только два Кадеша: Кадеш-Кинза, близ которого произошла битва хеттов с войсками Рамзеса II, и Кадеш-Варни, крупнейший религиозный центр времен исхода евреев из Египта, - но в действительности их там было намного больше, наверно не меньше, чем в Европе названий городов, начинающихся с Sanct.

Лукиан считал кадешское святилище первым, среди известных ему, самым богатым и пышным. К нему стекались деньги и паломники со всего Востока: Аравии, Финикии, Вавилона, Киликии, Ассирии. Но кто основал его? По словам Лукиана, Ной (писатель называет его по-гречески - Девкалионом). С именем создателя ковчега связывалось не только святилище, но и его культ. В пропилеях кадешского храма стояли два гигантских каменных фалла, на вершины которых два раза в год забирался аскет, чтобы, сидя там неделю, возносить молитвы за Сирию в целом и за каждого отдельного желающего, при условии приличной платы. Но не это интересно, интересно то, что местные жители истолковывали влезание на фалл и бдение там, как деяние ”в честь Девкалиона и в память о потопе” (Лукиан, О сирийской богине, 28).

С именем Ноя связывалось и главное торжество сирийского святилища. Начиналось оно с того, что жрецы и паломники отправлялись к морю, взяв с собой какую-то статую, называемую у Лукиана “Знамением”. Статуя эта, видимо, была лишена каких-либо половых, социальных и профессиональных признаков, единственным ее атрибутом был прикрепленный к голове статуи голубь, но Лукиан в числе возможных прототипов ее называет “ноя”, что ни так уж невероятно, если вспомнить манипуляции с голубем библейского Ноя. Набрав в море воды, участники процессии возвращались в храм и выливали ее в расселину под его фундаментом.

Здесь замечателен не столько сам обряд, сколько объяснение, которое давали ему жители Кадеша. Они говорили, что в “их стране образовалась огромная расселина в земле и поглотила воду. После того, как это случилось, Девкалион поставил алтарь и воздвиг над расселиной храм Гере. Я сам (добавляет Лукиан) видел эту расселину, которая находилась под храмом. Она очень мала... В память об этом событии установлен следующий обряд. Дважды в год в этот храм доставляется вода с моря; ее несут не только жрецы, но также и многие жители Сирии и Аравии. Иные даже из-за Евфрата отправляются к морю, чтобы нести воду. Сначала ее выливали в храме, потом она стекает в расселину, которая, хоть и невелика, но все же поглощает большое количество воды. Совершающие этот обряд говорят, что он установлен Девкалионом”.

Разумеется, все эти описанные Лукианом обряды могли и не иметь непосредственного отношения к потопу. Да и не это важно, главное: кто бы ни был основателем святилища, за чем бы ни лазил аскет на каменный фалл, чье бы изображение ни носилось к морю, и каков бы ни был подлинный смысл справляемых в Кадеше обрядов - все это освящалось именем “ноя” и связывалось с историей потопа. Это-то по-настоящему важно. Поразительная устойчивость и всеохватность потопного предания в Кадеше заставляет предполагать (вспомним метод генетиков при отыскании прародины растения), что и сам потоп произошел где-то неподалеку. А близость Мертвого моря сама подсказывает, что именно его образование оставило столь глубокий след в памяти сирийцев.

ПАЛЕОЭТНОГРАФИЯ. Очевидно, еще ярче и основательней предание о потопе должно было запечатлеться в сознании жителей территорий, непосредственно прилегающих к Мертвому морю. Но подкрепить это положение практически нечем. Осевшие на земле Палестины иудеи пришли туда поздно. А коренные жители страны вымерли еще до наступления эпохи Царств. Еврейские переселенцы называли исконных обитателей Палестины “рефаимами” (это имя знакомо читателю, оно упоминалось, когда речь шла о культуре древнейшей Палестины). Так вот, в иврите слово “рефаим” означает “исполины”, и одно это наименование уже о многом говорит искателю первоисточника потопной легенды, потому что везде, где бытовало предание о потопе, сказители упоминали чрезвычайно важную деталь - будто бедствие задумывалось богами с целью уничтожения особого племени великанов.

В разных вариантах мифа этот народ назывался по-разному: у славян “асилками”, у скандинавов “инеистыми великанами”, у греков “людьми медного поколения”. Что же это были за люди? Обратимся к “Трудам и дням” Гесиода:

“Третье родитель Кронид поколенье людей говорящих,

Медное создал, ни в чем с поколеньем несхожее прежним.

С копьями. Были те люди могучи и страшны. Любили

Грозное дело Арея, насильщину. Хлеба не ели.

Крепче железа был дух их могучий. Никто приближаться

К ним не решался: великою силой они обладали,

И необорные руки росли на плечах многомощных

Были из меди доспехи у них и из меди жилища,

Медью работы свершали: никто о железе не ведал”.

У Гесиода ничего не говорится относительно роста людей медного поколения, но известно, что греки считали их великанами. Согласно их преданиям, не все люди медного поколения погибли при потопе. По крайней мере, один из них спасся, это - медный гигант Талос, страж Крита, трижды за день обегавший остров. Был ли он медный, так ли быстро бегал - Бог ведает, но, что касается огромного роста, то вполне возможно, сказание здесь не лжет.

Библейская книга бытия также косвенно указывает на антиисполинские цели потопа. Прямо, правда, об уничтожении им племени исполинов не говорится, ее склонные к морализаторству авторы видели причину бедствия в греховности допотопного человечества. Но вот как знаменательно звучит стих (Быт.6,4) непосредственно предшествующий библейской этической разработке темы потопа: « В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, когда сыны Божии стали входить к дочерям человеческим. И они стали рожать: это сильные, издревле славные люди.

И увидел Господь (Бог), что велико развращение человеков на земле...” и устроил потоп.

Из библейского текста видно, что кажущиеся сейчас бессвязными, случайно сшитыми сказания об исполинах и допотопных греховодниках прежде представляли собой нечто целое, а именно - предание о гибели гигантов. И лишь последующее гнетущее морализаторство редакторов привело к разрыву некогда единого по существу, далекого от этических и богословских проблем, чисто исторического сказания. И дважды Библия об этом проговаривается: в “Книге Премудрости Соломона” и “Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова”. В них мы читаем:”...когда погубляемы были гордые исполины, надежда мира, управленная Твоей рукой, прибегнув к кораблю, оставила миру семя рода” (Прем.14,6); “Не умилостивился Он над древними исполинами, которые в надежде на силу свою сделались отступниками; не пощадил и живших в одном месте с Лотом, которыми возгнушался за их гордыню” (Сир.16,8-9).

Спрашивается: о чем говорят два эти отрывка из “Премудростей”? Во-первых, совершенно ясно, что в среде иудейских книжников имел хождение неканонический, близкий к исходному преданию о потопе рассказ, где говорилось о гибели гигантов. Во-вторых, редакторы Библии сознательно исказили его, принизив титанические образы Ноя и его домочадцев, с тем, чтобы облегчить последующее возведение к славному роду исполинов своего  собственного происхождения (по линии Сима). И последнее, судя по тому, что автор “Премудрости Иисуса” группировал древних гигантов с “жившими вместе с Лотом” (т.е. обитателями Содома и Гоморры), можно предполагать, что книжники догадывались о связи между потопной легендой и историей катастрофы в долине Сиддим.

Причем, навести их на эту мысль могло не только внешнее сходство катастроф (в обоих случаях - потоп), но и сходство облика народов, которые пережили бедствие. Дело в том, что самым поразительным для стороннего наблюдателя во внешности коренных жителей Палестины был их гигантский рост. Рефаимы были племенем исполинов. Когда еврейские переселенцы ушли из Египта, они послали вперед группу соглядатаев: разузнать о силе и достатке живущих там народов. Принесенная лазутчиками весть была ошеломительна. “Народ, который видели мы среди ее, люди высокорослые, там видели мы и исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода; и мы были в глазах наших пред ними, как саранча, такими же были мы и в глазах их,” - рассказывали они (Чис. 13,33-34).

Подобное свидетельство в Библии не единственное. В другом месте ее авторы сообщают, что у одного палестинского племени долго хранилась как реликвия железная кровать последнего рефаимского царя, длина которой равнялась  4,5 метрам (Втор.3,11). Даже если учесть, что кровать делалась с известным запасом, все равно изготавливалась она явно не для обыкновенного человека.

Сами рефаимы до эпохи Царств не дожили, но их потомки из города Гефа до нее дожили и продолжали пугать воинов израильских царей своим, унаследованным от отцов, более чем внушительным ростом. Рост одного из них - знаменитого поединщика Голиафа (1 Цар.17,4) был больше трех метров. Сходные истории про людей, обитавших в этом районе, рассказывали античные писатели. Так, греческий этнограф  Павсаний писал, что в Сирии, на дне реки Оронт был найден гроб с человеческим скелетом 5,5 метров длины.

Будем справедливы, не только с Ближнего Востока поступали такого рода сведения. Геродот рассказывал, что в Греции спарты выкопали скелет какого-то гиганта 3,5 метров ростом; они приняли его за скелет легендарного героя Ореста и долго возили с собой в военных экспедициях в качестве боевого амулета. Знаменитому арабскому путешественнику Ибн Фадлану показывали шестиметровый скелет “волжского богатыря”, повешенного хазарским царем. Подобных свидетельств можно было бы привести еще множество, благо, древняя литература просто переполнена ими. Поэтому на очереди естественный вопрос о достоверности всех этих сведений.

ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЯ. Начать придется с неутешительного вывода, что степень достоверности их невелика. Даже современная антропология, с ее кажущимся отточенным инструментарием, часто не только развеивает мифы, но и плодит их (миф о гримальдийском человеке и ему подобные). Что тогда спрашивать с древних антропологов? Основа старинных сказаний о великанах могла слагаться из нескольких вполне банальных фактов: находок костей ископаемых животных, сооружений, своими размерами указывающих на высокий рост их создателей, естественной разницы в росте между различными племенами и расами. Кроме того, думаю, если бы на бой с царем Давидом вышел не легендарный Голиаф, а наш современник пакистанец Мухаммад Алан Чанна, чей рост - 2,5 метра, а вес - больше 200 килограмм, то впечатление у израильского войска было бы не менее сильным, чем в библейские времена. Однако из этого, понятно, не следует, что пакистанцы - народ-гигант.¹ Поэтому, оставив пока в стороне древние свидетельства, а равно многочисленные упоминания о высоком росте экзотического йети, попробуем поговорить на эту тему, руководствуясь данными проверенными и перепроверенными не один раз.

Что на земле некогда жили человекообразные гиганты - факт бесспорный. В антропологии они подразделяются на гигантопитеков (гигантских обезьян) и мегантропов (больших людей). От первых в Китае найдены зубы, от вторых две челюсти в Восточной Африке и на Суматре. Приходилось читать в популярной литературе даже о некой “реконструкции” скелетов этих исполинов со ссылкой на известного антрополога В.П.Якимова. При этом приводились фантастические цифры: рост - до 5 метров и - до полутонны вес. Однако на самом деле вся “реконструкция” представляла собой не что иное, как простое и достаточно спорное умозаключение Якимова, суть которого сводится к следующему: поскольку зуб гигантопитека в два раза больше зуба горной гориллы, то и всего остального у него должно быть вдвое больше. Отсюда - и цифры. С таким умозаключением трудно согласиться полностью: разумеется, между ростом и размером зубов существует известная взаимозависимость, но не настолько прямая, чтобы буквально выводить рост из зубов.

После находки останков гигантопитеков и мегантропов знаменитый палеоантрополог Вейденрейх выдвинул гипотезу о происхождении от них современного человека. Выдвинул, хотя не мог не сознавать, что на пути к признанию его теории стоят почти непреодолимые препятствия, поскольку, по имевшимся на тот день данным, все ближайшие предки человека высоким ростом не отличались.

Но прошло время, и этот главный контрдовод стал терять свою убедительность. Например, обнаружилось, что существовало не менее трех разновидностей австралопитека, колебание в росте между которыми составляло 30 см. Сравнительно недавно известный антрополог Ричард Лики (см. “За рубежом” № 50, 1984) сообщил на пресс-конференции о находке скелета подростка “хомо эректуса”, который, поживи он подольше, мог достичь роста в 180 см. Заметка на эту тему так и называлась “Наши рослые предки”. Практически сейчас не хватает только найти рослого неандертальца, чтобы замкнуть цепь, тянущуюся к человеку от его сверхмассивного пращура - гигантопитека. Точнее, было бы не совсем верно говорить, что нет пока рослого неандертальца. Он - или почти он - есть. И самое любопытное, убеждают в этом данные, добытые в районе, с которого мы начали рассказ о гигантах-рефаимах - в Палестине.

В 30-ые годы нынешнего столетия экспедиция антропологов обнаружила в Палестине, на горе Кармаль, скелеты существ, вызвавшие в стане палеоантропологов долго не утихавшую смуту. Во-первых, различие в строении скелетов “палестинцев” оказались столь велики (“полиморфизм”), что породили теорию о происхождении от них основных человеческих рас, но в действительности эти различия намного превосходили существующие расовые. Во-вторых, по основным своим показателям (объем мозга, форма лба и т.д.) “палестинец” уже был человеком в полном смысле этого слова. Хотя сохранял в своем облике и некоторые неандертальские черты. Это обстоятельство в свою очередь выдвинуло Палестину на первое место среди предполагаемых прародин человечества. Наконец, что самое важное для нас теперь, “палестинец” был весьма рослым - 175 см.

На первый взгляд, цифровые показатели “палестинца” (175 см.) не выглядят слишком внушительно, особенно на фоне рассказов древних авторов о ближневосточных гигантах. 175 -средний рост современного европейца. Но, решая насколько высок был “палестинец”, следует учесть, что цифры в 175 см. европеец достиг только сейчас, в век акселерации, совсем недавно он был гораздо ниже. Например, обмер доспехов мюнхенских рыцарей показал, что их средний рост составлял около 160 см., а ведь германцы - один из самых рослых народов мира. И уж совсем покажется “палестинец” гигантом, поставленный рядом с представителями карликовых племен (120-140 см.), некогда широко населявших ойкумену.

Но и это еще не все. “Палестинец” не настолько чистый тип, чтобы считать его эталоном и максимум возможностей человеческой природы по части роста. Так, выше 1,8 метра был средний рост легендарных гуанчей - светлопигментированных коренных жителей Канарских островов, уничтоженных в XYI веке испанскими колонизаторами (гуанчей иногда отождествляют с атлантами из платоновского мифа). У некоторых ныне здравствующих африканских племен (например, динка) рост в 1,8 метра считается нормой. А так  как прародина тех и других, по мнению многих антропологов, - Палестина, то нет ничего невероятного в предположении, что “палестинец”, прежде чем окончательно сформироваться в современного человека, еще какое-то время рос, и некоторые потомки его могли достичь голиафовой цифры в 3 метра.

Разумеется, процесс этот не был искусственным, похожим на попытку Петра Великого путем скрещивания гренадера с финской девушкой-переростком вывести породу великанов. Царь не знал генетики, того, что сложение двух аномалий не всегда дает в результате аномалию же. Что касается Палестины, то там данный процесс мог идти естественным путем, и, видимо, дал тот результат, о котором мечтал царь-преобразователь. Во всяком случае, византийский историк Михаил Пселл писал, что император Константин YIII был ростом около 2,8 метра, а его предшественнику пришлось иметь дело с мятежом неких “иверов” ростом в 3,1 метра. Даже если Пселл преувеличивал, то явно не намного, поскольку писал не о предках и скелетах, а о живых людях, своих современниках...

Впрочем, нам пора остановиться, палеоантропология - сама по себе увлекательная и практически неисчерпаемая тема. Поэтому пока читатель не забыл, что предмет нашего исследования миф о потопе, составим резюме сказанного прежде. А именно: древние источники, констатируя факт проживания исполинов по берегам Мертвого моря (и это необязательно вымысел), еще раз подтверждают  справедливость предположения, что именно затопление палестинской долины Сиддим послужило основой последующих преданий о потопе. Неотъемлемой частью которых, как уже говорилось, было утверждение, будто задумывалось бедствие с целью уничтожить племя великанов.

Настоящий вывод нельзя назвать слишком оригинальным. Так думали еще творцы Библии. Прежде при цитации мы пользовались обычным русским синодальным ее изданием, опирающимся на греческую версию Библии (Септуагинту). Иное дело еврейская Библия. Она гораздо откровеннее в изложении своих взглядов на проблему первоистока потопного мифа. Возьмем известный нам эпизод засылки иудейских разведчиков в Палестину, вот как звучит их рассказ в оригинальной интерпретации:”...есть земля, истребляющая обитающих на ней,  и весь народ, который мы видели на ней - люди огромного роста. Там увидели мы и допотопных детей великанов, из допотопных, и стали мы в собственных глазах наших похожи на акрид, да такими показались и на их взгляд” (Чис.13,32-33). Эти выразительные, не допускающие разночтений строки ясно указывают на существовавшее, по мнению авторов Библии, родство между палестинскими гигантами-рефаимами и исполинами - жертвами потопа.

Судя по контексту, говоря о рефаимах, как о жертвах потопа, Библия имела в виду ни какую-нибудь иную, а именно “вселенскую” версию мифа. Однако из этого не следует. Что они не были причастны и к “содомскому” его варианту. Хотя миф о Содоме и Гоморре сохранился в Библии, он принадлежал не иудеям, а моавитянам и аммонитянам - семитоязычным племенам, прежде евреев поселившихся в Палестине. Вывожу это из того, что моавитяне и аммонитяне считали себя потомками праведного Лота и его беспутных дочерей. Хотя “содомская” версия рассказывалась ими, из этого факта не следует, что именно моавитяно-аммонитянские предки пережили катастрофу Мертвого моря. В Библии Бог говорит Моисею: « Я не дам тебе ничего от земли сынов Аммоновых во владение, потому что Я отдал ее во владение сынам Лотовым; и она считалась землей Рефаимов; прежде жили на ней Рефаимы” (Втор. 2,19-20).

Нечто подобное библейским свидетельствам можно найти в другом прославленном памятнике семитской литературы - в Коране. В нем Мухаммад, предостерегая своих соплеменников, напоминал: « Помните, как Он сделал вас приемниками после народа Нуха” (7:67). Пророк не говорил, был ли народ Нуха (Ноя) рослым, ну да, это сейчас не важно. Главное, сами арабы считали себя пришельцами на земле Аравии, где им предшествовал народ, переживший потоп. Поэтому, сведя теперь воедино данные семитской литературы, можно довольно определенно говорить, что жило на Ближнем Востоке некое племя, считавшее себя жертвой потопа, племя, предшествующее семитам на их теперешней родине, но само, судя по разнице в росте, к семитской ветви народов не принадлежавшее.

Скажем больше, хотя ближневосточные источники сохранили только одну антропологическую примету народа-носителя потопной легенды - его высокий рост, нам сейчас, благодаря археологии, есть много чего добавить к скудным данным литературы. Дело в том, что сохранились портреты людей этого племени. Прежде уже упоминался первый на земле, чудо-город Иерихон, где все было впервые: и фортификация, и храмовое зодчество - но до времени не говорилось, что в нем были найдены изображения людей, которые опять-таки впервые со стопроцентной уверенность можно назвать портретами. Уверенность эта обусловлена тем обстоятельством, что изображения представляли собой чрезвычайно реалистически выполненные погребальные маски. Особенно хорошо сохранился один женский портрет.² Одного взгляда на это милое, с прямым слегка вздернутым носом, домашнее, я бы сказал, русское лицо достаточно, чтобы убедиться: древнейшее, коренное население Палестины к семитам не принадлежало и обликом своим являло классический европеоидный тип. Поэтому, если кто из потомков иерихонцев дожил до наших дней, то говорить эти потомки должны либо на индоевропейском, либо угро-финском языках.

ИТОГ. От промежуточных выводов перейдем теперь к более широкому обобщению, где учитывались бы данные всех привлеченных дисциплин: геологии, археологии, “генетики”, этнографии и антропологии. Итак, есть веские основания заподозрить в истории образования Мертвого моря первоисточник последующих легенд о потопе. За это говорят: первое, потоп в Палестине был, и случилось это на памяти знакомого с градостроительством населения. Второе, гео и этно привязки в легендах, если таковые сохранились, часто не имеют ничего общего с местными условиями, но поразительно сходятся с условиями Палестины: горы расступились, хлынуло море, образовалось озеро, цель потопа - умерщвление исполинов.  Указание на очень высокий рост жертв потопа, возможно, не вымысел, во всяком случае, народ-носитель потопной легенды заметно превосходил по этому показателю семитов и обликом походил на современных европейцев. Третье, наиболее восприимчивы и памятливы относительно этого события оказались жители города, находившегося в непосредственной близости от Мертвого моря (Кадеш).

Спрашивается: может ли этот свод аргументов, кстати, гораздо более полный, чем у других потопо-атлантологов, служить сколько-нибудь серьезным доводом в пользу предположенной гипотезы? Да - ничуть. Разумеется, без геологического и археологического подтверждения вообще не было смысла заводить разговор на эту тему. Но сами по себе они - доказательства из разряда косвенных. Практически, единственно, что достигнуто, так  это констатация факта потопа в Палестине, события породившего миф о Лоте, как нельзя более удачно вписавшегося в общемировую традицию потопной литературы и повлиявший на кораническую версию мифа. Вот - все. Недоказанным остается главное: что именно история палестинской катастрофы была первоисточником всех других легенд о потопе. Только вселенская ономастика мифа (имена и названия), указующая на дно Мертвого моря, способна дать решающие аргументы в пользу палестинской версии.

Точнее, условия еще жестче. Мало свести по ономастике одно, два, три потопных сказания к ономастике Палестины (в подобном случае трудно было бы исключить вероятность простого переноса из одного вторичного источника в другой). К прародине мифа должна сходиться вся или почти вся ономастика легенды, по крайней мере, большая ее часть, с таким разбросом по географии, чтобы он заведомо исключил возможность попадания во вторичные источники. Вот каковы условия “ игры”. Никто их прежде не ставил - да и кому захочется обрекать себя на такую мороку - но только эти условия способны обеспечить чистоту, корректность и подлинную научность построений. Во всемирной ономастике - нерв проблемы мифа о потопе, его единственное безукоризненное решение. И слово теперь за ней.