Содержание

Крупнейший американский писатель. Лауреат Нобелевской премии по литературе. Родился в южно-американском городке Нью-Олбани (Миссисипи) 25 сентября 1897 года, умер на рассвете 6 июня 1962года   в городе Оксфорд (штат Миссисипи). Величайший певец американского Юга.

Когда Фолкнер умер, телеграммы и письма стали поступать со всех концов Соединенных штатов и из-за границы. Поступило личное послание президента, прислали соболезнования главы правительств многих стран, пришли письма от разных объединений литераторов и деятелей культуры.

Все американские издательства и газеты прислали репортеров и фотографов. Но, выполняя волю покойного, их не впустили в дом, как они туда не рвались. Ведь Фолкнер всегда твердо им отказывал. Тогда журналисты прислали парламентера с просьбой позволить им сфотографировать Фолкнера в гробу, а рядом скорбящую жену, ведь именно за этим они приехали в город. Но родственники объявили, что они лишь выполняют волю писателя, который пожелал принадлежать только своей семье до тех пор, пока катафалк не выедет за ворота его дома.

Великое множество людей пыталось войти в дом Фолкнера, но допущены были только родственники и друзья. Однако, одно нарушение воли  покойного было сделано. Фолкнер приказал, чтобы гроб его не открывали. Но несколько негров – друзей писателя, одетые в самое лучшее платье, пришли на кухню и попросили разрешения поглядеть на него в последний раз. Жена коротко ответила: «Да, конечно.» Их провели через гостиную, и распорядитель похорон приподнял крышку. Они смотрели на покойника в молчании, кто-то беззвучно шевелил губами. Кто-то тихо плакал. Потом гроб уже закрыли навсегда. Его поставили в машину, дверцы захлопнулись, и тело писателя отправилось в последний путь. Не успел катафалк выехать на улицу, как на него набросились фотографы. Они выстроились стеной вдоль улицы, ведущей к кладбищу.

В тот день в знак траура по Фолкнеру в Оксфорде, родном и многократно воспетом им городе, был приспущен флаг и закрыты все магазины. Священник отслужил службу, она длилась недолго, и гроб опустили в землю в молчании. Фолкнер навсегда вернулся к своим родным холмам.

В справочниках любят писать, что Фолкнер принадлежал к старинному роду аристократов-плантаторов, но данное замечание справедливо лишь отчасти. Его происхождение не мешало ему, как любому фермерскому сыну, сызмальства много работать: кормить свиней, доить коров, таскать в дом уголь. Так вот с перетаскиванием угля приключилась одна судьбоносная история. Мать маленького Уильяма как-то заметила, что каждый вечер, когда сыну приходит время таскать уголь, у них на дворе появляется его приятель, Фриц. Хотя в доме друзья трех братьев Фолкнеров не переводились, маму насторожило, что с Уильямом все время приходил один и тот же мальчик. Она решила узнать, в чем дело, и вскоре раскрыла секрет. На растопку печи требовалось много угля, так что, даже если носить по две корзины, все равно нужно было ходить много раз из кухни во двор и обратно, чтобы натаскать достаточный запас.

Мама видела, что оба мальчика направились к навесу, под которым лежал уголь. Фриц нагрузил корзины и понес их в дом, а Фолкнер пошел за ним следом. Фриц все таскал и таскал уголь, а Уильям ходил за ним по пятам, не отставая ни на шаг, но так и не притронулся к корзине. Мать незаметно подкралась к приятелям поближе и услышала, что Фолкнер говорит не переставая. Мать не стала задавать вопросов, она хотела самостоятельно выяснить, почему это Фриц приходит каждый вечер. В конце концов, она дозналась, что по вечерам сын рассказывает приятелю всякие увлекательные истории и каждый раз останавливается на самом интересном, чтобы Фриц из любопытства узнать, что же случилось дальше, непременно пришел завтра.

Некоторые рассказы Фолкнер вычитал из книжек. Но большинство сочинил сам. Фриц  таскал уголь всю зиму. Но позднее  сказки Фолкнера-Шехерезады пришлось отменить, Уильяма поставили доить коров, а у Фрица времени на дойку коров товарища времени не хватало, он занимался тем же самым на родительском дворе.

Ко времена детства восходит начало первой и пожизненной любви Фолкнера, к Эстель Олдхэм. Младший брат писателя так пишет о начале их  романа: «Маленькая, грациозная, хорошенькая, как фея, она никогда не принимала участия в наших забавах – ей совсем не нравилось ходить растерзанной и грязной. Все остальные – мальчишки и девочки – были просто товарищи, Эстель же отличалась от нас. Даже и я понимал, что она настоящая девочка. Уверен, что Биллу она понравилась с первого взгляда.

Билл из кожи лез, чтобы привлечь ее внимание. Он старался быть самым заметным, самым отважным. Но чем больше он старался, тем быстрее делался грязным, потным, лохматым и…неинтересным в глазах Эстель. Ей нравилось все красивое и изящное. А нас, когда мы играли в буйные свои игры, решительно нельзя было назвать миловидными. Другие девочки  в нашей компании высмеивали Эстель, они дразнили ее писклей и неженкой. Зато мальчишки старались пустить ей пыль в глаза и пыжились изо всех сил».

Значительные перемены в отношениях с Эстер у Фолкнера произошли тогда, когда его мать заметила, что сын начал сутулится, и надела на него лечебный корсет. И его жизнь обрела совсем другой вид, потому что от буйных мальчишеских игр пришлось отказаться. Зато Уильям обнаружил, что можно быть всегда чистым и аккуратным, а чтобы занять себя, вовсе не обязательно возиться в грязи. Он научился развлекаться по-другому. Оказалось, что Эстель он нравится гораздо больше, когда на нем чистый костюм, и слушает она его тоже с большим удовольствием. Юный Фолкнер неожиданно узнал, что он может быть хорошим рассказчиком, и все больше времени проводил в доме Эстель, сопровождал ее повсюду, разговаривал с ней и слушал ее игру на фортепьяно.

В те времена, когда Уильям носил корсет и очки, он привык тщательно заботиться о своей внешности, за что и получил прозвище, сохранившееся за ним на всю жизнь. Фолкнер очень следил за своей одеждой. Исключение составляли его любимые пальто, которые он не выбрасывал даже после того, как они зарастали кожаными заплатками.

По воспоминаниям младшего брата, в начале его щегольского периода Билл второй раз в жизни использовал свой дар рассказчика и заставил своих братьев выполнять за него трудную и грязную работу, а когда они сообразили, что сам-то он и пальцем ни до чего не дотронулся, было уже поздно.

Школу Фолкнер бросил, недоучившись, и занялся самообразованием, читая в основном античных классиков философии и литературы, Шекспира. Когда ему исполнилось 19 лет, дед устроил внука на работу в свой банк. В тот год Фолкнер чувствовал себя счастливым. Он часто встречался с Эстель, и. быть может, ему казалось, что это и есть его будущее – работа, любимая девушка и свой дом. В это время Уильям превратился в настоящего щеголя. У него появился регулярный доход, и большую часть своих денег он тратил на украшение собственной персоны. Если модны были узкие брюки, – он носил самые узкие; если в моду входили короткие пальто, то его пальто было самым коротким. Он посещал танцы в местном университете, потому что Эстель регулярно бывала там.

И вдруг Эстель обручилась с другим. Мир, в котором жил Фолкнер, разлетелся вдребезги. Помолвка Эстель состоялась весной 1918 года. Свадьба была назначена на лето. Медовый месяц молодые собирались провести в Маниле, где жениху предстояло войти в дело отца.  Узнав об этом, Фолкнер уехал из родного города. Он не мог видеть, как другой поведет Эстель к венцу. Вероятно, будущий писатель очень страдал среди чужих, от мысли, что любимая будет принадлежать другому и, как только весть о свадьбе дошла до него, Уильям вступил добровольцем в Британские военно-воздушные силы.

Фолкнер всегда любил самолеты. Сначала он пытался записаться в Американский корпус связи, американские ВВС входили тогда в этот корпус. Однако его не взяли, так как он не проучился двух лет в колледже. Тогда Фолкнер обратился к англичанам, которые очень нуждались в людях. Он хотел пройти обучение в отделении королевских ВВС, но туда его поначалу тоже отказались взять из-за маленького роста. Тут Фолкнер вышел из себя и заявил, что он все равно найдет место, где ему дадут летать и, что если он не нужен здесь, может немцы не откажутся от его услуг. «Как пройти в германское посольство?»- спросил Уильям. И тогда представитель королевских ВВС сказал: «Послушайте, подождите минуточку». Фокнер остался, а офицер вышел из приемной и, вернувшись, сказал, что его берут.

Война окончилась, прежде чем Фолкнер окончил летную школу. Однако британское правительство дало ему возможность завершить курс обучения. Уильяму присвоили чин лейтенанта военно-воздушных сил корпуса его величества. Приказ о его производстве, подписанный королем Георгом и окантованный в рамку, висел над камином в доме родителей.

Зимой 1918\1919 были впервые опубликованы рассказы Фолкнера, а осенью он поступил в местный университет. Но, как и школу,  недоучившись, бросил и университет. Он пробовал себя то плотником, то маляром, то почтмейстером; даже основал  страховую компанию по страховке студентов от провала на экзаменах. Писать всерьез Фолкнер стал после того, как его уволили с почты. В какой-то момент своих скитаний он устроился ночным кочегаром на электростанции. Фолкнер позднее говорил, что там, на станции, он и написал свою лучшую книгу – «Когда я лежала, умирая». Писатель объяснял, почему именно электростанция оказалась идеальным местом для работы. Там было тепло, тихо, никто его не тревожил. Жужжание большой старой турбины успокаивало нервы, и он писал, отрываясь лишь для того, чтобы подбросить лопатой очередную порцию угля. Здесь на станции Фолкнер, вероятно, окончательно осознал, в чем его призвание, и больше уже не расставался с пером.

Кратко описывая историю профессиональной литературной деятельности Фолкнера,  необходимо отметить главные вехи его блестящей карьеры. Дебютировал Фолкнер книгой стихов «Мраморный фавн», написанной под влиянием французского символизма. Первый роман – «Солдатская награда», вышедший в 1926 году, написан в духе прозы «потерянного поколения»; роман «Сарторис» (1929) открывает цикл  произведений о Йокнапатофе – вымышленном южном округе. Роман «Шум и ярость» углубляет и развивает заявленную в «Сарторисе» тему обреченности патриархальной традиции фермерского Юга, распада и дегуманизации его общественных связей. Деградацию Юга Фолкнер связывает с допущенной в прошлом роковой ошибкой – признанием законности рабства. Вместе с уходящей «южной цивилизацией» гибнут и порожденные ею люди – герои писателя. Если до выхода в свет «Святилища» Фолкнер оставался «писателем для критиков», то история преступлений гангстера-садиста, лишь по чистой случайности уличенного законом, принесла ему коммерческий успех и приглашение в Голливуд в качестве сценариста-консультанта. В центре одного из лучших романов Фолкнера «Авессалом, Авессалом!» судьба полковника-южанина Сатпена, чья энергия и одержимость все же бессильны повернуть вспять неизбежный ход событий: любое его начинание гибнет, каждая идея обречена уже в зародыше.  Распаду былых патриархальных основ посвящена «южная трилогия», повествующая о представителях «нового рода» Сноупсов, жестоких, хладнокровных дельцах.

Критики, взявшись коротко охарактеризовать стиль и направление писателя, обычно отзываются о них так: «Хотя в ранних произведениях Фолкнера заметен интерес к «экспериментальным школам» европейского романа, и в частности роману «потока сознания», основными тенденциями своего творчества он, несомненно, принадлежит к литературе критического реализма. Творческий метод Фолкнера характеризуется глубоким историзмом, тяготением к символике, ведению повествования в нескольких временных пластах, использованием высокой риторики. Будучи национальным писателем, кровно связанным с судьбой американского Юга, с его прошлым и настоящим, с его мифологией, культурой, языком, бытом, Фолкнер одновременно классик мировой литературы, общечеловеческое достояние».

Характеризуя Фолкнера как глубоко национального писателя, критика нисколько не преувеличивала. Он действительно был плоть от плоти американского Юга, нравы, герои его произведений всегда оказывались узнаваемы их прототипами. Брат писателя рассказывал: «В те дни Билла часто приглашали на вечеринки в окрестные деревушки. Обычно эти вечеринки устраивались тогда, когда у кого-нибудь в деревне скапливался слишком большой запас самогона и владелец не мог его ни выпить, ни продать. Тогда он звал на помощь соседей. Виски наливали в лохань, лохань ставили на лавке у стены, а рядом выставляли жестяные кружки, и, в честь такого случая, как правило, устраивались танцы.

Впоследствии я слышал рассказы очевидцев о том, что делал там Билл. Ничего он не делал. Просто сидел возле выпивки с кружкой в руках и приветливо улыбался. Никто не мог припомнить, чтобы Билл черпал из лохани слишком часто. Он никогда не встревал в драки, которые вспыхивали еще прежде, чем гости успели выпить все виски.

Один парень рассказывал мне, что как-то раз, замахнувшись на соседа, он нечаянно ударил Билла, и тот свалился со стула.  Парень говорил, что за всю свою жизнь он ни чем так не раскаивается, как в этом поступке.

_Ребята, - вспоминал рассказчик, - тотчас же прекратили драку, подняли Билла с пола, усадили его в сторонку на другой стул, чтобы не задеть ненароком, и не теряя времени даром, снова пустили в ход кулаки».

Несколько лет спустя Билл описал все, что он видел и слышал на этих вечеринках. И когда его книги вышли в свет, былые посетители вечеринок узнали друг друга, вернее, им казалось, что они узнали себя в персонажах рассказов и романов Билла.»

Или вот еще одна картинка из жизни патриархальных нравов, что столь обильно питали творчество Фолкнера. С одного из голливудских гонораров он купил ферму в местечке Бит Ту «Свободный штат Бит Ту», как в шутку называли его местные жители. Но как оказалось, Фолкнер купил не только ферму. Он встретил там героев своих будущих книг, жителей холмов. Люди с холмов гнали самогон из своего собственного зерна и не могли взять в толк, как это чужаки смеют совать свой нос в их дела. На выборах они пускали в ход кулаки и собственными силами улаживали свои разногласия. Шурин Фолкнера, победивший на выборах в законодательное собрание,  рассказывал, что в день выборов ему пришлось драться без перерыва с рассвета и до девяти часов вечера, и он клялся, что больше не возьмется проводить избирательную компанию в Бит Ту.

В 1929 году Эстель развелась со своим первым мужем и вернулась домой. Здесь она снова встретилась с Фолкнером. Вскоре они отправились в Колледж Хилл, где доктор Хедлстон обвенчал их в старой церкви с балконом для рабов, именными скамьями и отдельным входом для знатных прихожан. Первый брак Эстель оказался неудачным. Она вернулась с Востока с двумя детьми, мальчиком и девочкой. После женитьбы Фолкнер взял детей в свой дом и воспитывал их как родных вместе со своей дочерью, Джилл от первого брака.

Поначалу молодые снимали себе жилье. Но, получив аванс за очередную книгу, Фолкнер приобрел собственный дом, старый дом, тот, куда еще в детстве лазил за яблоками и персиками. Это был единственный дом в Оксфорде, которым владел и хотел владеть Фолкнер. Сначала он приобрел участок в 14 акров. Потом прикупил земли, построил конюшню и всегда держал двух верховых лошадей. В этом месте он прожил до конца жизни, отсюда вынесли гроб с его телом.

Когда пришла весть, что Фолкнеру присуждена Нобелевская премия, многим казалось, что он исписался полностью. Да и сам он к тому времени любил повторять, что если и доведется еще сочинять, он переключится на детективные рассказы.

«Детективный жанр. – говорил  Фолкнер, - отличается великими достоинствами – стоит только придумать хорошую схему, а уж в дальнейшем можно повторять ее без конца, придется только менять имена героев и место действия.» Такой схемой-скелетом, кажется, может служить роман «Осквернители праха». В нем невинного человека спасают от самосуда толпы, доказав, что роковая пуля не могла вылететь из его револьвера.

Еще до того, как появилось сообщение Нобелевского комитета, родные уже знали, что Фолкнер выдвинут кандидатом на соискание нобелевской премии. В то утро, когда появилось, наконец, официальное сообщение, журналисты пришли к Фолкнеру и попросили его сделать заявление для печати. Таким образом, он узнал, что получил премию. Репортеры нашли писателя во дворе за домом, где он пилил дрова для камина. В своих первых, кратких сообщениях они назвали Фолкнера пятидесятидвухлетним фермером, и ему это понравилось. Правда, Фолкнер никогда по-настоящему не занимался сельским хозяйством, но он владел участком земли, считал себя кровно связанным с землей. Он любил родные места преданно и самозабвенно, радовался, когда его принимали за фермера. Фолкнер очень много знал о сельском хозяйстве, но сведения он приобрел в основном из книг. Когда он купил ферму в Бит Ту, он начал собирать соответствующую литературу и действительно изучал ее. Он великолепно говорил про урожаи, хотя сам не собрал ни одного.

Фолкнер поблагодарил репортеров за то, что они взяли на себя труд приехать и сообщить ему о том, что он теперь лауреат. Это – все что содержалось в его первом заявлении. А на другой день стало известно, что Фолкнер отказался ехать в Швецию получать премию. Узнав об этом, представители Государственного департамента забеспокоились. Им казалось, что отказ Фолкнера может вызвать осложнения в отношениях между Швецией и США. Но Фолкнер продолжал стоять на своем. Он заявил, что как только написанная им книга появляется на прилавках магазинов, она становится достоянием любого человека, который в состоянии ее купить. А вот он после выхода книги остается частным лицом и принадлежит лишь себе. И еще он сказал, что если кому-нибудь заблагорассудится присудить его книгам премию, пусть присуждают, однако никому не дано права решать, ехать ли ему, Фолкнеру, за границу за это премией или не ехать.

В Госдепартаменте знали, что Фолнер дружен с полковником Ивенсом, и обратились к нему за помощью. Ивенса сделали как бы специальным эмиссаром правительства США при Фолнера. Полковник взялся за дело и уговорил писателя  (неизвестно как) поехать в Швецию вместе с дочерью. Тем временем Фолнер узнал, что он не сможет пойти на банкет в обычном своем костюме. Прием носил весьма официальный характер, на торжествах присутствует король, и Фолкнеру придется облачиться во фрак и надеть белый галстук. Но Фолкнер одолел и это препятствие, взяв вечерний костюм напрокат. Из фрака, в котором он ухаживал за Эстель, Фолкнер давно уже вырос.

Как только Фолкнер получил Нобелевскую премию, были переизданы все его книги.  Они затопили книжный рынок. Издатели лихорадочно  подбирали крохи и охотились за самыми маленькими неизданными вещами. Знаки отличия сыпались как из рога изобилия: тут были и медали, и почетные дипломы  Все они вместе с дипломом Нобелевской премии хранятся в местном музее. Фолкнер получил первую премию ньюйоркских газет. Иностранные правительства награждали его орденами. Франция сделала его кавалером ордена Почетного легиона, Фолкнер очень гордился этой маленькой ленточкой на лацкане пиджака.

Вместе с тем, когда Кеннеди стал президентом США, то он разработал обширную программу поощрения деятелей искусств. Белый дом приглашал на свои приемы выдающихся поэтов, писателей, музыкантов и художников. Конечно, в список приглашенных попал и нобелевский лауреат Фолкнер. Однако, получив приглашение в Белый дом, Фолкнер вежливо отклонил его. Он сказал, что сто миль слишком большое расстояние для того, чтобы присутствовать на трапезе, и попросил Эстель написать ответ Первой леди – супруге президента.

Про Фолкнера говорили, что он недоступен. Действительно, он как бы возвел вокруг себя стену, спасаясь от разговоров о своем творчестве. Он просто отказывался говорить на эту тему, а если с ним все-таки заводили разговор о его книгах, он прятался, как устрица, захлопнувшая створки своей раковины. Он только что уши не затыкал и решительно не желал слушать собеседников. Критические замечания о его вещах всегда больно ранили Фолкнера. И он защищался от них всеми доступными ему средствами. Он только однажды нарушил это правило. К Фолкнеру обратился юноша-студент, который выбрал  темой своего диплома творчество Фолкнера. Студент пришел к нему, назвал себя, объяснил, чем именно он занимается, и спросил, не согласится ли маститый писатель поговорить с ним о своих книгах.

Фолкнер решил послушать, что написал о нем молодой человек. Убедившись, что студент относится к своей работе серьезно, писатель сделал ряд замечаний, которые, как он надеялся, должны помочь молодому человеку. Во время беседы студент пожаловался, что книгу Фолкнера, о которой он пишет, ему удалось достать только в дешевом, двадцатипятицентовом издании. «Это и есть ее настоящая цена, - сказал Фолкнер, - больше она не стоит"»

Фолкнер всегда сочувствовал всем, кого преследуют власть имущие. Вот почему он однажды вступил в контакт с коммунистической партией. Это произошло в 1930 году. В округе Лафайет проживал тогда коммунист – единственный коммунист, зарегистрированный в штате Миссисипи. Его одиночество вызывало сочувствие Фолкнера, и он пожертвовал пятьдесят долларов на нужды компартии. Пятьдесят долларов не слишком большая сумма, но взнос этот служил как бы данью уважения человеку, который один выступил против двух миллионов жителей штата.

Фолкнер никогда не принимал участия ни в каких политических сборищах. Даже разъезжая со своим дядей Джоном по всей округе во время избирательной кампании, он не слушал его речей. Фолкнер был слишком занят, наблюдая за аудиторией и слушая выступления избирателей. Тем не менее, Фолкнера много раз обвиняли в том, что он коммунист, красный, розовый, разрушитель основ.

В жизни Фолкнера был целый период, когда он в печати и устно выступал в защиту интеграции негров и белых. Его родне это не нравилось, однако остановить его она и не пыталась. Хочешь жить не по-людски - твое дело, считали остальные Фолкнеры. Конечно, как только Фолкнер выступил в защиту негров, на него обрушился поток брани. По ночам раздавались таинственные телефонные звонки, и чьи-то голоса угрожали расправой. Письма тоже были полны оскорблений и брани.  Родня говорила между собой: «Получил по заслугам, так ему и надо! Должен был знать на что идет.»  Но Фолкнер не получал по заслугам, он не реагировал на угрозы, не замечал их. Расплачиваться за идеи мужа пришлось Эстель. Добил ее присланный кем-то протокол заседания суда по делу об убийстве Эммет Тилл (чернокожей девочки убитой белыми подростками; Фолкнер в этом процессе выступал на стороне обвинения). После этого и она перестала вскрывать почту и отвечать на звонки.

Один из профессоров английской литературы написал целую диссертацию, посвященную происхождению слова «сноупс» – фамилии героев последних книг Фолкнера. Ученый не встречал ее прежде. Его заинтересовало само звучание слова. Впрочем, многие ученые ломали головы по поводу происхождения этого слова. Сам Фолкнер говорил только, что фамилия Сноупс – одна из самых счастливых его находок.

Фолкнер писал исключительно о тех «сноупсах», которые завладели его родным Оксфордом. Для него они всегда оставались роем саранчи, опустошившей город и заполнившей его «термитами, подточившими прежний социальный порядок».

Брат писателя вспоминал по этому поводу: «На моих глазах в Оксфорде по вине детей «сноупсов» разыгралась настоящая трагедия, во всяком случае, я так воспринял случившееся. Происшествие это произвело на Билла самое глубокое впечатление.

В одном старинном и почтенном семействе нашего рода был мальчик. Постарше нас, страдавший припадками эпилепсии. Поэтому мальчика приходилось все время держать под наблюдением. Посещать школу он не мог, однако ему разрешали свободно гулять во дворе особняка, так что он был все время на виду у родных.

Семья эта жила в большом старом особняке, обнесенном чугунной решеткой. В те дни решительно все ставили изгороди вокруг своих участков, но мало кто мог позволить себе такую роскошь, как чугунная ограда.

Особняк стоял как раз на пути наших первых «сноупсов» в школу и в город. Мы – Билл, Джек и я – тоже часто оказывались здесь, когда шли в лес или в школу. Каждый раз, увидев во дворе больного ребенка, мы останавливались. чтобы поиграть с ним. Так поступали все наши ребята.

Мы знали его давно и не замечали, что он не такой, как все, - просто он был чуть постарше. Наигравшись, мы уходили, а мальчик провожал нас, идя по двору вдоль ограды. Потом он махал нам рукой на прощанье, а мы махали в ответ и говорили: «Пока, до свидания. Мы скоро опять придем». И тогда больной возвращался на то место перед домом, где ему полагалось гулять.

Ворота особняка никогда не запирали, потому что больной ни разу не пытался выйти за ограду. Но «сноупсята» быстро заметили, что этот большой мальчик не похож на других детей. Сперва они не обращали на него внимания, просто старались держаться подальше от ограды.

Однако мало-помалу они привыкли к мальчику и начали подбираться все ближе и ближе к дому. Они очень скоро поняли, что им ничего не стоит обидеть больного.

Они стали дразнить его и однажды довели до того, что мальчик бросился на них. Он стоял как раз у ворот, ворота поддались под его напором, больной выскочил за ограду и кинулся в погоню за своими обидчиками. «Сноупсы» перепугались до полусмерти: они-то думали, что ворота бывают заперты всегда.

Мальчишки нажаловались родителям, а те обратились в полицию. Делать было нечего, пришлось родным спрятать мальчика от людей.

Мы встревожились, когда он исчез. Теперь мы уже не могли навещать его, и он не провожал нас вдоль длинной чугунной ограды. Думаю, что больше всех расстроился Билл. Мне кажется, что этот случай связан с тем, что он всегда изображал «сноупсов» как нечто жестокое и примитивное. Для него они навсегда остались злобными существами, которые издеваются  над больным ребенком».

На страницах любой книги рядом с героями Фолкнера всегда живет и существует еще один незримый персонаж – сам автор. Трудно зачастую понять, какой из Фолнеров – тот, который стоит перед читателем, или тот, кто выглянул на миг из глубины его рассказов, - более реален и достоверен. Всегда казалось, что Фолкнер идет по жизни как бы в окружении своих героев. Но в тоже время перед читателем стоит Уильям Фолкнер, типичный простой американец, которого так легко встретить на улице тихих провинциальных американских городов. И в этом самая большая тайна его творчества.