Звучит почти присказкой “ У Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет”. Имена библейских героев настолько стерты и обезличены в нашем сознании, что практически невозможно представить себе реальность этих обратившихся в миф фигур. Однако есть обстоятельство, заставляющее, если не с доверием, то с вниманием отнестись к персонажам библейской генеалогии. Я имею в виду давно замеченное дублирование их имен и образов в преданиях народов, проживающих далеко от Палестины и узами родства  с авторами Библии не связанных. Случаю это обстоятельство приписать невозможно и остается предположить, что за фигурами библейской родословной что-то стоит, какой-то конкретный исторический подтекст, сложившийся намного раньше создания Библии.

Что  потопная история с ее героем Ноем отнюдь не самостоятельное творение библейских авторов - факт бесспорный. Редкий народ не знал этого предания и не возводил свой род к Ною (как бы того не звали в каждом отдельном случае).

Не оригинальна в Библии и фигура сына Ноя, мифического пращура европейцев, Иафета. Многие народы считали его своим предком. Разница, к примеру, между Библией и греческими мифами  заключалась лишь в том, что последние называли титана Иапета не сыном эллинского “ноя” (Девкалиона), а его дедом. Любопытно отметить, что описанное в Библии разрастание генеалогического древа Иафета имело свои параллели в эллинской культурной традиции. Линия Иафета:

Гомер. Вероятно, сильно бы удивились бы жители греческих городов, боровшихся за звание родины Гомера, если бы узнали, что обитатели противоположного берега Средиземного моря считали их любимого поэта первенцем Иафета. Да-да, в Библии Гомер назван первым среди сынов мифического прародителя европейцев, разница лишь в том, что древние греки произносили это имя мягче, нежнее, с придыханием - Хомер.

Добавим, “гомер” существовал в древности и как чистый этноним. Пророк Иезекииль называл северный народ “гомера” своим современником, у арабского географа Аль-Ваззана “гомерой” названа ветвь белых выходцев из Греции, проживавшая в его время на северо-западе Африки. Кроме того, племя “гимер” или “гиммери” упоминают аккадские надписи персидской эпохи, и, если сопоставить аккадских “гиммери”  с “киммерийцами” древних греков, то станет ясно, что и греки знали народ “гомера”, только  несколько иначе произнося это название. Наконец, сам факт большого числа претендентов на звание родины Гомера (на самом деле их было гораздо больше классических “семи городов”) подсказывает, что под именем поэта следует понимать не личность, а народ, национальную принадлежность.

Существуют различные точки зрения на вопрос об этнической принадлежности гомеро-киммерийского племени. Античные писатели отождествляли его с германцами-кимрами (кимврами), современные специалисты  склонны видеть в них либо фракийцев, либо иранцев. Но не это сейчас важно. Главное, в заочном споре Библии и эллинских преданий относительно значения имени Гомера, правее, скорее всего, Библия.

Йаван и сыновья. От Гомера перейдем теперь к другому сыну библейского героя Иафету - Йавану. Его греки должны были знать гораздо лучше, чем Гомера. Еще бы им не знать Йавана, если под ним Библия разумела их Элладу. И хотя сами греки вряд ли бы узнали в “Йаване” свою родину, в принципе, ошибки тут нет. Просто название “Йавана” не греческого и даже не семитского, а индо-арийского происхождения (эта странность позднее получит свое обьяснение).  Термином “йавана” в санскрите обозначалась Греция в целом и узко специально малоазиатская область ее Иония. А поскольку имя области дал мифический потомок Девкалиона (греческого “ноя”) - Ион, то можно сказать, что по линии сынов Иафета-Иапета: Гомер-Хомер, Йаван-Ион - замечается схождение греческой и библейской мифологических традиций.

Пойдем дальше. Йаван был чадолюбив и породил четверых: Киттима, Элишу, Доданима и Таршиша. Киттим - семитское название острова Кипр, и, стало быть, включение этого персонажа в родословную греков особых возражений вызвать не может.

Несколько сложнее обстоит дело с Элишей. Греческая мифическая генеалогия такого не знает. Поэтому библеисты, дойдя до Элишы в своем комментарии библейской родословной, обычно ссылаются на авторитет Иосифа Флавия, писавшего, будто от Элишы произошло греческое племя эолийцев. Так ли, нет ли, судить не берусь, Эол не Элиша, но, в общем, Флавию хочется верить. Привлекает в его параллели то, что Эол принадлежал к чрезвычайно древнему слою греческой  мифологии, равно как и Элиша. Да-да, библейский Элиша сохранился в памяти греков, но не личностью, а страной, которой более всего подходит имя первопредка, это - место последнего упокоения греков - рай - Элисейские поля (лат. Элизиум).

Не найдем мы в греческой мифической генеалогии и брата Элиши - Доданима. Но на его роль вполне может претендовать Додона - древнейший культовый центр Греции, где, согласно глухим упоминаниям, у Зевса родился сын Додон (думаю, им был бог плодородия Дионис, а “Додон” - его сакральное имя). Включение Доданима в греческую родословную уже говорит о многом. Прежде всего о том, что в его лице Библия, кажется, начинает цеплять самый древний догреческий  слой этнографии Эллады. Потому что расцвет Додоны приходится на время, предшествующее греческой колонизации Балкан и в сознании греков целиком связывался с племенем легендарных ПЕЛАСГОВ. У Гомера Ахилл обращается с таким призывом к верховному божеству Додоны:” Властный Додонский Зевес, Пеласгийский,

Далеко живущий, в хладной царящий Додоне...” (Ил.16,233).

Сочетаемые у Гомера эпитеты Зевса “Додонский-Пеласгийский” вместе с упоминанием в Библии Доданима дают нам повод первый, но не последний раз отметить присутствие пеласгов в библейской родословной народов.

Собственно, мы сразу же возвращаемся к пеласгам, обратившись к фигуре последнего сына Йавана - Таршишу. По мнению библеистов, под Таршишем Библия разумела этрусков. Что может показаться вполне правдоподобным, если вспомнить греческий вариант названия этрусков - тирсены. Относительно проживания этрусков в Греции известно мало, но, по словам Геродота, еще в его время часть их обитала там в области под названием Крестония. Так что с точки зрения географии присутствие этруска Таршиша в числе потомков Йавана вполне обьяснимо.

Еще более обоснованным станет включение его в данную линию родословной народов, если взглянуть на Таршиша с точки зрения палеоэтнографии и в контексте братских уз между ним и Доданимом. Дело в том, что, по словам античных писателей, этруски являлись либо близкими родственниками пеласгов, либо ветвью этого племени, либо ими самими, но носящими другое имя. И современная археология, давшая обильный материал для культурных параллелей между этрусками и пеласгами, кажется, позволяет считать эти свидетельства правдоподобными.

Присутствие этрусков в географии и этнографии древней Греции предполагает, что библейский Таршиш должен был значиться в греческом мифическом родословии. И оказывается он в нем действительно назван. Это - прозорливец Тиресий. Тиресий в греческой мифологии - фигура исключительная, великий пророк и знаток жизни, выступавший арбитром в спорах Зевса и Геры. Даже за гробом участь Тиресия оказалась особой:

“Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде

Он лишь с умом; все другие безумными тенями веют”

                                                 (Од.10,494-495)

Пророческим даром обладала и дочь Тиресия - Манто. Сам термин, обозначающий всякого рода гадания - мантика - иногда производят от ее имени. В мифах ничего не говорится о национальности Тиресия, но сопоставив его имя с греческим названием этрусков - тирсены, его прозорливость, со славой этрусков как первоклассных гадателей и чрезвычайную архаичность связанных с ним мифов, остается сделать вывод, что Тиресий, скорее всего, был этруском, т.е. греческим аналогом библейского  Таршиша.

Итак, сопоставление Библии по линии Йавана с сыновьями по линии эллинской мифической родословной само по себе дает крайне любопытный результат.  Называя Грецию санскритских именем Йавана, Библия к тому же занимается описанием исключительно самого раннего догреческого этноса ее. Пеласг Доданим и этруск Таршиш указывают на это прямо, Элиша и Киттим  (Кипр) - косвенно. Элиша - одинаково плохой обьяснимостью своего имени как с греческого, так и с иврита, а равно исключительной давностью преданий об Элисейских полях. Киттим - родством кипрской культуры с самой ранней догреческой культурой Эгеиды.

Поскольку все четыре брата оказались так или иначе причастны к племенам, предшествующим грекам на их теперешней родине, то придется согласиться, что и отец их, Йаван (Ион), греком не был. Сомневаться в греческом происхождении Иона есть основания,  даже если не трогать его библейский дубликат. Еврипиду понадобилось в его драме “Ион” строить надуманнейшую, запутаннейшую интригу, чтобы хоть как-то обьяснить сомнительную греческую этимологию имени главного героя (“ион” - “идущий навстречу”). Однако все усилия  знаменитого драматурга свели на нет два его предшественника: Менекрат из Элеи и Геродот: первый утверждал, что ионийское побережье  прежде населяли пеласги, а второй писал, что ионийцы в старину звались пеласгами. И эти сообщения сразу же облегчают поиск первоисточников имени Ион, потому что легко выводится из имен этрусских богов: Ани (римского Януса) и Юни (римской Юноны).

Такое изобилие этрусков и пеласгов в Библии невольно рождает вопрос: а не слишком ли много их для европейского раздела международной генеалогии? Впрочем, в том не было бы большого греха, почему, в самом деле, не уделить в родословии европейцев побольше места ветеранам средиземноморской колонизации. Но ведь этого мало. Библия не только демонстрирует хорошее знание догреческой этнографии, знание, может быть, даже более совершенное, нежели то, каким располагали сами греки, но она еще делает это намного раньше положенного ею срока. Вот в чем вопрос. Ведь принято считать, что контакты между греками и евреями начались лишь со времен похода Александра Македонского (вторая половина IY века до Р.Х.). То есть, несколько столетий спустя создания Библии. Каково?

Ной и сыновья.  Отдавая должное библейским авторам, со знанием дела описавшим происхождение во многом загадочной для нас этрусско-пеласгийской ветви индоевропейцев, вместе с тем не следует заблуждаться относительно их возможностей по части генеалогии в целом. Много в библейском родословии путанного, ошибочного, странного. Взять хотя бы линию Хама (Гама).

Кем был Хам - известно. Он был непочтительным сыном Ноя, посмеявшимся над своим пьяным голым отцом и за то проклятым им во веки веков. Это обстоятельство, правда, не помешало Хаму обзавестись многочисленным и жизнеспособным потомством. Так вот, с этим потомством и связана самая большая в Библии неразбериха.

На первый взгляд, все просто. От Хама пошли хамиты, т.е. обитатели африканского  севера: египтяне, суданцы, берберы и т.д. Но только на первый взгляд, взгляд, отражающий не библейскую, а современную, научную точку зрения на этнографию данного региона. Иначе к это вопросу подходила Библия, совершенно неожиданно включавшая в число потомков Хама стопроцентных индоевропейцев хеттов (Хет) и критян (Кафторим). Это - первая, но не последняя странность хамитской родословной.

Вторая загадка - присутствие в нем финикийцев. Вспомним, вместе с Хамом от проклятий Ноя незаслуженно пострадал и сын его Канаан. “Проклят Канаан, раб рабов будет он у братьев своих”, - специально говорится о нем в Писании (Быт,9,25). Филиппика в адрес Канаана, вероятно, не вызвала бы особого комментария, если под этим именем не подразумевались финикийцы  (“кананеи” - обычное прозвание их в Библии). Подобное отношение ее авторов к финикийцам выглядит по меньшей мере странно, так как они были чистокровными семитами, т.е. формально должны были принадлежать к той же привилегированной линии Сима (Шема), что и сами евреи.

Впрочем, высокомерное третирование родни в характере библейской родословной. Ведь и другие потомки Хама: египтяне (Мицраим), суданцы (Куш) - так мало внешностью и языком отличались от евреев, что разведение их по разным линиям родословной, вероятно, легче всего было бы обьяснить какой-то давней домашней ссорой. Что давно поняли этнографы и лингвисты, вновь сведя в своих трудах семитов и хамитов в единую семито-хамитскую семью.

Думаю, тут излишне говорить, как неприглядно выглядит со стороны такое отношение библейских авторов к своим сородичам, какая ни есть, а все-таки - родня. Извинить их в данном случае может лишь одно - то, что НЕ ОНИ БЫЛИ АВТОРАМИ ГЕНЕАЛОГИИ... В этом не только оправдание их, но и решение многих проблем библеистики и истории еврейского народа в целом. Вернемся назад и попробуем доказать это, пока еще чисто голословное, утверждение.

Ранее мы обратили внимание на превосходное и преждевременное знакомство Библии  с древнейшей этнографией Греции. Но Греция не единственное место, относительно которого Библия демонстрирует поразительную осведомленность. То же самое можно сказать и про весь обширный район Кавказа и Закавказья, район, о котором иудеи, в период написания родословной, могли знать разве что понаслышке. Более того, отношение Библии к этим совершенно чужим местам проникнуто такой теплотой и тайной ностальгией, что невольно начинаешь верить в теорию происхождения оттуда иудеев. Но не будем торопиться и ознакомимся с фактами.

Первый, самый ранний слой библейской генеалогии целиком связан с территорией Урарту. Начало этой связи положил потоп, пригнавший ковчег Ноя к Араратским горам. Здесь необходимо небольшое отступление. Читатель, малознакомый с библейской проблематикой, привык считать, что ковчег приставал к горе Арарат, на границе Армении и Турции, что на самом деле не так. Араратом упомянутая гора стала называться сравнительно недавно, прежнее ее имя - Масис - ничего не говорит читателю Библии. Кроме того, в библейской версии потопной легенды фигурирует не “гора Арарат”, а “горы Араратские”, что, естественно, не одно и то же. В действительности, если вообще можно говорить о “действительности” данной версии этого предания, ковчег приставал к горной гряде армянского нагорья у озера Ван, на территории Урарту, чьи “Ураратские” горы были позднее транскрибированы в “Араратские”. Можно сказать еще точнее: ковчег приставал к горе Карду близ озера Ван; на ее вершине, по словам вавилонского историка-жреца Бероза, даже показывали развалины ковчега (Флавий, Древности,1,3,6).

Однако вернемся к библейской версии мифа о потопе. Первое, что настораживает в ней, это - отсутствие патриотизма у авторов сказания. Дело в том, что история потопа, известная большинству народов мира, всегда являлась историей сугубо патриотической, сказанием, призванным узаконить притязания народа на занимаемую территорию. Поэтому каждый из множества “ноев”, выступавший в качестве родоначальника своего племени, старался приставать к своему “арарату”, горе, олицетворявшей подвластную его потомкам территорию. Сказанное касается и тех народов, которые заведомо не принадлежали к коренному населению своих стран, например, греков и индоариев. Будучи пришельцами, они, осев на землях Греции и Индии, тем не менее, довольно быстро скорректировали свои предания в духе местного патриотизма: греки отправили своего “ноя” к Парнасу, индоарии - к Гималаям.

С учетом сказанного, выглядит в высшей степени подозрительно присутствие Араратских гор в записанном на территории Палестины версии легенды. Обьяснение этому странному факту может быть только одно - те, кто рассказывал в Палестине этот вариант предания, пришли туда из Урарту, пришли сравнительно недавно и не чувствовали себя еще настолько хозяевами палестинской земли, чтобы привязывать свое потопное сказание к одной из местных гор.

В принципе, на роль таких рассказчиков могли бы претендовать сами иудеи, ведь они были пришельцами на земле Палестины. Но это предположение необходимо отвергнуть по той простой причине, что иудеи пришли туда не из Урарту, а из Египта, где существовало свое предание о потопе, не лучше и не хуже других,  предание, которое евреи вполне могли усвоить за время своего четырехсотлетнего египетского плена.

С Урарту связаны и начальные ростки ноева генеалогического древа. Библеисты давно ищут первоисточники имен трех сыновей Ноя: Сима, Хама и Иафета. Результат их изысканий кратко может быть сформулирован так. Родоначальник европейцев Иафет произошел из города Непат в Урарту. Трудно сказать, насколько допустимо такое сопоставление с точки зрения морфологии, но по смыслу оно выглядит очень подходящим, потому что название урартского города совпадает с именем общего для индоевропейцев божества вод: римского Нептуна, арийского Апам Напата, этрусского Нетуна, ирландского Нечтана.

Что касается Сима и Хама, то их имена библеисты возводят к названию отрогов Таврских гор вблизи Урарту - “Сим” и “Хаману”. И как гипотезу такую версию стоит принять. Главное, что привлекает в ней, так это локализация адреса. Поскольку другие генеалогии из библейской троицы братьев знали только Иафета, то остается предполагать, что не пользующиеся международной известностью Сим и Хам представляли собой лишь малочисленные живущие поблизости народности.

Ашкеназ. Связи с этим районом не порывали и последующие потомки Ноя, часто селившиеся вблизи Урарту. Взять, например, сына Гомера - Ашкеназа. Его место проживания указывается ныне с большой точностью, это -территория современного Азербайджана. Помогли установлению места жительства Ашкеназа найденные ассирийские таблички YII века до Р.Х, где упоминается страна “Ишкуза”.

Существуют различные точки зрения на проблему этнической принадлежности Ашкеназа. Библеистика, следуя раввинской традиции, считает, что он был германцем и иногда переводит его имя как “род Ассов” (“ассы” - родовое прозвище скандинавских богов). Иной точки зрения придерживается, как правило, этнография, утверждающая, что Ашкеназ был скифом и называющая “страну Ишкуза” - Скифским царством. При всей противоречивости обеих позиций, они вообще-то примиримы, примиримы в том смысле, что этнический состав данного района мог быть смешанным и состоять из скифов и германцев. На предпочтительность такой трактовки указывает один текст времен Ашурбанипала, где говорится о царе “страны Сака и Гутиум”. “Саки” - арийское название скифов, а “гуты” - самая ранняя из засвидетельствованных транскрипций названия германцев-готов. Так что в споре об этнической принадлежности Ашкеназа, видимо, правы и библеисты, и этнографы.

Близ Урарту селились и первые семиты. Линия Сима:

Арфаксад и Луд.  Сразу обо всех семитах не расскажешь, поэтому начнем с самой главной среди них фигуры, первого звена на прямом пути от Сима к Аврааму - с Арпахшада.

Признаться, с Арпахшадом (Арфаксадом) нам очень повезло. Еще совсем недавно, рассказывая о нем можно было лишь повторить сказанное прежде Флавием: мол, Арпахшад был героем-эпонимом какой-то области близ Урарту под названием Арапха (греч. Ариапахитис). Вот и все. Теперь же, благодаря археологии, нам по силам указать место проживания Арпахшада с большей точностью, и даже не одно, а два...

На звание родины библейского героя могут претендовать два места. Одно, собственно Аррапха - город на территории государства Митанни. О его местоположении узнали сравнительно недавно из найденных во время раскопок в Нузи табличек. Оказалось, что Аррапха находилась в районе города Киркука. Таким образом, доверившись древним свидетельствам и пойдя от этого названия, можно легко найти на карте родину библейского Арпахшада. Но не будем спешить, отождествлению иракского города и первого семита мешают две вещи: первое - Аррапха-Киркук отстоит достаточно далеко от Урарту: второе - дата закладки этого города неизвестна, а в данном случае без нее никак не обойтись. Если Аррапха была построена митаннийцами (т.е. не ранее XY века до Р.Х. ), то на роль родины Арпахшада она уже претендовать не может. Согласно Библии, Сим родил Арпахшада через два года после потопа, и, учитывая, что даже не самая ранняя из дат потопа - шумерская, относит это событие к началу III тысячелетия, остается сделать вывод: арпахшадовской Аррапхе должно быть не менее Y тысяч лет. Поэтому прямо не отвергая Аррапху-Киркук за дальность и отсутствие метрики, обратимся лучше к другому месту, кажется, более отвечающему нашим требованиям.

Приятно отметить, что эта, вторая, предполагаемая родина Арпахшада доныне носит его лишь слегка видоизмененное имя - Арпачия. Сейчас - это небольшая деревушка, расположенная в семи километрах на северо-запад от Ниневии, в непосредственной близости от тех самых Араратских гор, к которым некогда приставал ковчег Ноя. Раскопки в Арпачии позволили датировать ее основание Y тысячелетием. Возраст более чем почтенный, вполне подходящий, чтобы считать его близким возрасту первого в истории семита. Иное дело, был ли семитом Арпахшад?

Дело в том, что как библеисты не бились, они так и не смогли дать семитскую этимологию имени Арпахшада. Пришлось прибегнуть к языку ариев и, что удивительно, арийская этимология далась библеистам без труда - “Ariapakshata” (У арийской земли лежащий).⁷ Первой в голову приходит дикая, но не лишенная основания мысль: уж не индийцы ли писали Библию? Еще как-то можно понять, когда Библия пользуется санскритом при обозначении греческой области Ионии (Йавана), но почему она прибегает к этому языку, когда требуется дать имя первому семиту, понять невозможно.

Еще более подозрительно выглядят данные, полученные в результате раскопок в Арпачии. Открытый там некрополь оказался выстроенным по такому принципу, что археологи при описании его вынуждены были пользоваться греческой архитектурной терминологией и сравнивать гробницы Арпачии ни с чем иным, как с “гробницами более позднего времени в Микенах” (Сетон Ллойд, Археология Месопотамии, М., 1984 г. Стр. 74). К сказанному знаменитым археологом остается добавить, что аналогом гробниц Арпачии могут послужить не только “гробница Атрея” в Микенах, но и гробницы этрусков в Италии: тот же коридор (дромос), ведущий в погребальную камеру, тот же ложный свод над ней...Зная о поразительной осведомленности Библии в догреческой этнографии и обнаружив некрополь, подобный этрусскому на родине первого семита, поневоле задумаешься.

Впрочем, хочется повторить, с Арпахшадом нам повезло. И не только потому, что археология позволила установить его место рождения, но и потому, что у него были братья. Будь он у Сима один, проблема этнической принадлежности Арпахшада могла бы считаться почти неразрешимой. Но Арпахшад имел братьев, естественно, одной крови с ним. И стало быть, тотальная проверка их анкетных данных могла бы, по идее, внести ясность в темный вопрос о происхождении Арпахшада: семит ли он, арий или этруск.

Откроем Библию. В списке сынов Сима сразу же вслед за Арпахшадом идет Луд. Вот и ответ... Ни один библеист не станет отрицать, что Луд - это Лид, герой-эпоним малоазиатской области Лидии, где жили этруски до своего переселения в Италию. Таким образом, обнаружение этрусского некрополя на родине Арпахшада обретает свой смысл и последовательность: узы крови, связывающие Арпахшада  с этруском Лудом, снимают покров тайны  с пристрастия первого к могильникам этрусского типа. И дело теперь за остальными братьями-семитами.

Месопотамия. Оставшихся сыновей Сима: Ашура, Эйлама и Арама придется рассматривать совокупно, так как их имена представляют собой название политических обьединений (Ашур - Ассирия, Эйлам - Элам - Арам - Сирия ), границы которых сильно колебались в зависимости от политической коньюнктуры. Поэтому исходя из кровного родства всех трех на библейско-генеалогическом уровне и тесного соседства чисто географически, обьединим Ашура, Эйлама и Арама  под общим названием Месопотамии. Сложение территорий всех трех государств действительно дает в сумме почти полную картину Междуречья.

А сложив их таким образом, немного отвлечемся и обратим внимание на одну характерную деталь этрусско-пелазгийской ономастики - пристрастии к имени Ларисса. Дело в том, что этруски и пеласги очень любили называть свои города Лариссами. Далеко не полный список Ларисс в “Географии” Страбона занимает почти страницу. В одной Греции их было не меньше пяти: уцелела одна - на севере Греции - Ларисса Пеласгийская. Три Лариссы было в Троаде, еще какая-то Ларисса, рано разрушенная, существовала в Кампании, области, издавна обжитой италийскими этрусками. Любили этруски “Ларису” и как личное имя, только оно у них было не женским, а мужским. На одном этрусском надгробии сохранилась следующая надпись: ”Ларис Пулена, сын Ларса, со стороны отца внук Ларта, со стороны матери внук Велтура, правнук Лариса Пула Крейса.”

Спрашивается, зачем нам понадобился этот экскурс в область этрусско-пеласгийской ономастики, когда речь шла о сыновьях Сима: Ашуре, Эйламе и Араме? Правильно, в нем не было бы никакой необходимости, если бы география городов под названием Ларисса ограничивалась Италией, Грецией и Малой Азией. Но в том-то заключается ее особенность, что она еще захватывает территорию Месопотамии, т.е. района, где проживали на заре человеческой истории первые семиты: Ашур, Эйлам и Арам.

Страбон в своем длинном списке Ларисс упоминает и ту, что некогда существовала в Сирии, области исконного обитания библейского героя Арама. В Эламе Ларисс, кажется, не было, но один одноименный город находился вблизи этого политического обьединения - легендарная шумерская Ларса. Хотя формально Ларса считается городом шумеров, но можно считать доказанным, что происхождение названия его нешумерское. Если не шумеры дали имя Ларсе, то кто? Надо полагать, те, кто обитал в ней до шумеров, а само название города подсказывает, кто это мог быть...

Еще одна Ларисса находилась на севере Месопотамии, в Ассирии. Она пока не найдена, но известно приблизительное местоположение: левый берег верховий Тигра. И складывается впечатление, что библейские авторы знали о существовании этого города и назвали его под другим именем в своей международной родословной.

В генеалогии потомков Хама есть один любопытный пассаж, явно идущий вставным номером. Начав перечислять по обычной схеме потомков Хама, авторы генеалогии внезапно отрываются от нее и разражаются панегириком в адрес совершенно чужого им города. Вот этот текст:” Куш родил также Нимрода; сей начал быть силен на земле; он был сильный зверолов пред Господом (Богом), потому и говорится: сильный зверолов, как Нимрод, пред Господом (Богом). Царство его вначале составляли: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сенаар. Из сей земли вышел Ассур и построил Ниневию, Рехевоф-ир, Калах и Ресен между Ниневией и между Калахом; это город великий” (Быт,10,8-12).

Для нас в этом отрывке наибольший интерес представляют две вещи. Первое, Ашур, названный, как мы знаем, в числе первых семитов, оказался еще и хамитом (процитированный отрывок относится к хамитской линии родословной). Второе, ему приписывается постройка города Ресена, неизвестно почему названного “великим”. Последнее обстоятельство особенно смущает, потому что  совершенно не ясны мотивы, заставлявшие библейских авторов славить город, если и сохранившийся ко времени написания Библии, то, во всяком случае, уступавший в величии названным там же городам: Ниневии и Калаху.

Недоумение по поводу всех этих затруднений имеет давнюю историю и не разрешено до сих пор. Библеистами установлено только, что такой город там, скорее всего, действительно существовал (одна из областей к югу от Ниневии называлась Ризин) и что еще один Ресен был на севере Сирии. От себя хочется добавить к этому списку поныне здравствующий иранский город Резен.

В среде библеистов, исходя их описанного в Библии местоположения Ресена, высказывалась мысль, что Ресен и есть потерянная ассирийская Ларисса. Однако предположение это было сразу отвергнуто из-за несходства названий. И совершенно напрасно. Фонетически между ними действительно мало сходства, но много сходства генетического. Дело в том, что этруски не только любили название Ларисса, но еще и себя называли узнаваемым в библейском названии города Ресена именем - “расены” (приходилось встречать, не знаю насколько верный, перевод этого самоназвания - “свободные”). И не только себя называли так, но и прилагали уже в Италии это имя к разным городам (Резина, Русселы). Так что, можно предположить, что оба совпадающие по топографии ассирийских города: Ларисса и Ресен - на самом деле были одним городом, носящим двойное название Лариссы-Ресены (Этрусской Лариссы), в отличие, скажем, от Пелазгийской Лариссы. Таким образом, похоже, сообщенный в Библии, как нечто значительное, факт постройки Ашуром “великого города Ресена” действительно говорит о многом.

Впрочем, пора остановиться и подвести итог наших ономастических изысканий, где семиты причудливо мешаются с хамитами, эламиты с ассирийцами, и все они в конце концов оказываются этрусками. Для этого прежде всего вернемся к тому, с чего начали - первому поколению библейских семитов: Ашуру, Эйламу, Араму, Луду и Арпахшаду. Обследование их показало, что в библейской родословной не только европейская, иафетическая линия генеалогии странно кренится в сторону этрусков и пеласгов, но и самый ранний слой семитской родословной, где все так или иначе оказываются причастны к этрусско-пеласгийскому племени. Имя семита-этруска Луда прямо на это указывает. Очень близко к Луду стоят его братья Ашур и Арпахшад: первый, потому что закладывал город носящий этрусское имя, второй, потому что хоронил своих соплеменников в некрополях этрусского типа. Остальных: Арама и Эйлама - мы можем признать по меньшей мере “потачниками” этрусков, допускавшими, что на их и сопредельных территориях те называли города милыми своему сердцу именами Ларисса и Ресен. Остается добавить, что время, когда Арам и Эйлам могли позволить это, судя по шумерской Ларсе, приходится на чрезвычайно древний, близкий к “потопному” период, скорее всего предшествующий появлению там шумеров.

Разумеется, говорить о пребывании этрусков и пеласгов в Месопотамии в дошумерский период, опираясь только на ономастику этого района, значит сильно обеднить свою аргументацию, хотя, в принципе, для исследования этнодинамики дописьменной эпохи ономастика - самый надежный инструмент. Конечно, будь наша тема иная, не библейская генеалогия, было бы любопытно сличить культуры Этрурии и Месопотамии, тем более, что работа подобного рода ведется в этрусковедении уже с начала нашего века. Например, давно замечено сходство этрусской модели гадательной печени и ее вавилонского аналога, что само этрусское название этого вида гадания - гаруспиции - возводимо к ассирийскому слову har (печень). От себя можно было бы добавить, что много общего в астрологии этрусков и вавилонян, что пучеглазые статуэтки Ниппура очень похожи на раннюю пучеглазую пластику Этрурии, что месопотамские божества Эту и Иннана - тезки не только по имени этрусским богам Эету и Юни (римской Юноны), но и по функциям; что некоторые слова языка шумеров равно можно считать родными для латыни.

Но не будем отвлекаться от главной темы. Сказанного достаточно для предположения, что этруски и пеласги были предшественниками шумеров на земле Месопотамии. Вывод этот нельзя считать слишком неожиданным хотя бы потому, что хорошо известно: кто-то до шумеров там все равно был. Археология насчитывает в предшествующее им время три культурных слоя: ”самаррский”, “халавский” и “убейдский” -  и почему бы не допустить, что, по крайней мере, один из них принадлежал этрусско-пеласгийскому племени, тем более, что думать так есть веские основания.

Признавая известную отвлеченность своих рассуждений относительно проблем библейской генеалогии, должен заметить, что они все-таки имеют к ней самое непосредственное отношение, потому что позволяют сразу же ответить на ряд возникших по ходу работы над темой вопросов. Оказывается совсем не зря затесался в ряды первых семитов этруск-лидиец Луд; он, а равно и симпатизирующие ему братья, явились персонифицированным отражением древнейшей этрусско-пеласгийской топографии Месопотамии и Малой Азии.

Соответственно и линия Иафета, как мы уже прежде установили, переполненная этрусками и пеласгами, представляет собой воссоздание последующего процесса колонизации ими территории Европы.

То, что движение происходило из Азии (точнее, из Лидии) в Европу, а не наоборот, говорили сами этруски. Во времена Римской империи жители главного города  Лидии Сард заявили свои права на особые отношения с италийцами по причине давнего родства. И италийские этруски нашли их претензии справедливыми, признали их своими кровными родичами:” Ведь Тиррен (герой-эпоним италийских этрусков - А.А.) и Лид, сыновья царя Атиса, вследствие многочисленности своих соотечественников поделили их между собой; Лид остался на земле предков, а Тиррену достались по жребию новые земли, с тем чтобы он основал на них поселения; этим народам были присвоены имена их властителей - одному в Азии, другому в Италии; после этого могущество лидян возросло еще больше, так как они послали людей своих в Грецию” (Тацит, Анналы, 4,55).

В этрусско-пеласгийском контексте обретает смысл и причаливание ноева ковчега к расположенным далеко от Палестины Араратским горам. Урарту - прародина этрусков и пеласгов. На что кроме местной ономастики (о которой речь пойдет дальше) указывают и могильники этрусского типа в Арпачии, и изделия урартских мастеров, поразительно сходные с этрусскими, сходные настолько, что вид их заронил в голову одного археолога диковатую мысль о массовом вывозе урартских мастеров в Италию.⁸

Суммируя прежде добытое. Остается предположить, что в Библии потопная история и следующая за ней генеалогия - суть описание прародины этрусков и пеласгов (Урарту) и процесса дальнейшего расселения их из этого центра.

Евер. Хотя за семитской линией  библейского родословия уже явственно проглядывает история совсем не того народа, которому ее принято приписывать, научная строгость требует, чтобы и последующие поколения семитов так же внимательно обследовались на предмет национальной принадлежности. Подобная проверка позволила бы или окончательно сделать догадку неопровержимым фактом, или безусловно ее отвергнуть.

Из пяти сыновей Сима только двое, согласно Библии, оказались способны к деторождению: Арам и Арпахшад. Линия Арама - коротенькая, побочная интереса не представляет. Гораздо любопытнее линия Арпахшада, она - становой хребет семитской генеалогии и практически от нее зависит решение вопроса о национальности библейских семитов. Линия Арпахшада:

Пропустим сыну Арпахшада Салу. Хотя к его имени в этнографии древнего  Средиземноморья наберется достаточно параллелей. Пропустим его, Сала - пешка библейской генеалогии, значение его практически исчерпывается ролью отца носителя едва ли не самого блестящего в семитском родословии имени - Евер.

И на нем стоит задержаться. Евер - личность, равнозначная общему пращуру семитов Симу, недаром о Симе сказано в Библии, что он - “отец всех сынов Еверовых” (Быт. 10,21). Сам этноним “евреи” иногда возводится к имени этого прародителя. Библеисты уделили много внимания роли Евера в семитской истории, в основном в связи с истолкованием значения его имени - “Переходящий реку”, точнее в связи с вопросом о реке, которую он переходил: Евфрат ли то был или Иордан. Наверно, усилия их, несмотря на разницу в толковании, имели смысл, если бы Евер представлял собой среди мифических героев по-настоящему оригинальную, исключительную фигуру. Но этого как раз сказать нельзя. Пусть не в качественном отношении, так в количественном, греческая мифическая родословная далеко превосходила Библию, потому что знала не одного, а как минимум трех Еверов. Причем, этимология их имени, опирающаяся, естественно, не на иврит, а на греческий язык - “Благой” (от греч. еu - благо) - больше походит на этимологию имени легендарного предка.

Два из трех греческих Еверов ничем особенным себя не проявили: один был сыном тафийского царя Птерилая, другой - одним из пятидесяти сыновей Геракла. Третий Евер, правда, сам по себе тоже не блистал, но он был отцом уже встречавшегося на этих страницах прозорливца Тиресия, героя-эпонима племени этрусков-тирсенов, отождествленного нами прежде потомком библейского Иафета - Таршишем. И надо ли говорить, сколь многозначительно выглядит происхождение Тиресия от Евера в свете всего сказанного прежде. Вдвойне примечательно, что мы теперь в состоянии устроить Тиресию и Еверу взаимную проверку на удостоверение подлинности их родства.

Дело в том, что еще античные авторы писали, будто жившие в Испании этруски носили имя “иберов”. Ученый мир, как водится в таких случаях, безусловно эти сведения отверг, посчитав их досужим вымыслом, и , как водится, напрасно: недавние раскопки на месте испанского города Тартесса (вспомним библейского Таршиша), подтвердили справедливость древних античных свидетельств.

Доказанное теперь археологией существование этрусков-иберов подтверждает сведения греческой мифической родословной о происхождении  этруска Тиресия от Евера и одновременно делает правдоподобным предположение, что и библейские семиты, “сыны Еверовы” - потомки того же этруска Евера. Скажем больше, в написании названия этрусков-иберов есть одна деталь, позволяющая сразу же перенести нашу, пока чисто умозрительную игру в этрусско-библейскую ономастику на рельсы точного исторического знания.

У нас принято иногда называть испанцев якобы древним их именем “иберийцев”. Однако такую транскрипцию имени пиренейских этрусков нельзя признать ни наиболее древней, ни наиболее точной. Пожалуй, только в латинских источниках сохранилась первозданная и наиболее полная форма этого этнонима - “хиберы” (hiberi). Это обстоятельство можно было бы посчитать малозначительным, если бы не тот факт, что именно под полным именем “хиберов” впервые познакомилась с этрусками Палестина.  Они появились там еще в XY веке до Р.Х., за несколько столетий до еврейских переселенцев. Знаменитая эль-амарнская переписка оставила замечательное свидетельство первого натиска этрусков на Палестину.

Египетский наместник в Иерусалиме писал фараону: ”Отпадают все правители; ни одного правителя не остается у царя, моего господина. Пусть царь обратит свой взор на войска, так, чтобы выступили войска царя, господина моего. Не остается земель у царя. Хабиру   грабят все земли царя. Если войска будут здесь в этом году, сохраняется владения царя, моего господина; но если войск здесь не будет, тогда владения царя, господина моего, будут потеряны...”

Как это часто бывало, этруски-хиберы пришли в Палестину не одни, вместе с ними туда пришел народ, чье название эль-амарнская переписка передает идеограммой “Sa gas”. Кто это был? Это были саки. Они уже упоминались в разделе, посвященном сыну Гомера Ашкеназу. “Саки” - обычное название скифов в персидской традиции, но, говоря вообще, современная этнография пока не рискует занять твердую позицию по вопросу об этнической принадлежности саков, точнее, вопросу: к какой ветви арийского племени их отнести, ясно только, что к ариям. Однако о палестинских саках XY века с большой долей уверенности можно говорить как об индоариях. Именно в это время Финикия начинает даже в своих ритуальных текстах пользоваться санскритом. Например, на одной стороне угаритской таблички с религиозным текстом, слово “огонь” передано по-семитски “ишшату”, а на другой по-санскритски “агни” (см. сб. Мифология древнего мира, М., 1977 г., стр. 202). Зная об этом стоит ли удивляться, что тем же санскритом пользовалась Библия, нарекая Грецию Йаваной и называя первого семита по-индоарийски Арпахшадом?

Итак, выглядит более чем многозначительно, что за два столетия до прихода в Палестину еврейских переселенцев, история застает на ее территории народы, чье присутствие и подспудное влияние постоянно ощущается при исследовании библейской родословной. Это обстоятельство, еще не ставя знак равенства между этрусками-хиберами и саками-индоариями с одной стороны и авторами библейской генеалогии - с другой, все-таки способно придать исторический смысл многим ее несуразностям.

Пелег и Рагав.  Но продолжим наши изыскания библейской родословной и откроем современное синодальное издание Библии. В нем говорится:” Евер жил тридцать четыре года и родил Фалека” (Быт, 11,16). Сколько бы мы ни ломали голову, пытаясь припомнить аналогичный “Фалеку” термин древней этнографии, ничего похожего все равно припомнить не удастся. Что неудивительно и имеет свое обьяснение. “Фалек” - своеобразно транскрибированное греческим переводом Библии имя, первоначально, на иврите звучавшее как Пелег. И такой вариант имени библейского героя Пелега, конечно, значительно облегчает поиск соответствующих его имени этнографических параллелей.

Пелег - это Пеласг, герой-эпоним не раз упоминавшегося прежде племени легендарных пеласгов, ближайшей родни этрусков. И поскольку библейский Пелег оказался пеласгом, то естественным было бы предположить, что и сын его Рагав принадлежал к этруско-пеласгийской ветви индоевропейцев. Примечательная деталь: несмотря на весьма почетную роль пращура семитов, имя Рагава оказалось настолько непопулярно среди его потомков, что еще раз оно в Библии упоминается только дважды, да и то в неканонической книге “Иудифи” (1,5;15) и в странном качестве - в качестве названия одной области в Мидии, где принял смерть мидийский царь со знакомым нам именем Арфаксад. Крайне любопытно: семитский патриарх, носивший арийское имя Арфаксад, оказался мидийским царем, убитым на поле имени своего праправнука Рагава. Если к сказанному добавить, что Мидия, согласно той же Библии, является исконной вотчиной индоевропейцев, названная в честь сына Иафета Мадая, то картина станет еще любопытнее.

Не оправданное с точки зрения библейской этнографии присвоение имени семитского патриарха Рагава мидийской области выглядит вполне оправданным с исторической точки зрения, так как оно соответствует названию города, долго служившего столицей мидийского царства ,- Раги.

Так вот, к этим Рагам Мидийским есть одна любопытная итальянская параллель. Не беря на себя смелость решать вопрос об основателях мидийского города, отмечу только, что тезкой его можно назвать город Регий, с которым связывалось предание о возникновении самого названия “Италия”. У греческого мифографа Аполлодора мы читаем:” Геракл двинулся через Тиррению (“тиррены” - вариант названия этрусков - А.А.). В области Регия один бык отбился от стада, кинулся в море и переплыл в Сицилию, перешел через ближайшую землю (которая по его имени названа Италией, ибо тиррены называют быка словом “италос”).”

Хотя комментаторы обычно относятся к данному отрывку скептически из-за кажущейся туманности географии, в нем много точных и достоверных деталей. Действительно, существовал такой город Регий на самом конце носка “итальянского сапога” напротив Сицилии и действительно Италией поначалу назывался только юг полуострова. Верен и перевод этрусского слова “италос” (бык) - оно очевидная вариация индоевропейского корня tel (телец).

Поскольку  Аполлодор упоминает италийский топоним Регия в очевидной связи с этрусками, но можно предположить, что созвучие  названий  мидийской столицы Раг и италийской области Регии не случайно и обязано своим происхождением этрусско-пеласгийской традиции.

Можно даже дать перевод этого названия. В сознании древних жителей Италии с “регией” связывалось не только происхождение названия страны, но и начало власти. “Регией” римляне называли царский дворец, а самого царя однокоренными словами “рекс” и “регулус”. Зная, что этруски дали римлянам единственную царскую династию (Тарквиниев) и знаки царского достоинства (регалии),  естественным было бы предположить, что сам термин “reg” (царь) этрусского происхождения. А это в свою очередь, обьясняет значение и происхождение имени семитского патриарха Рагава (этрусское “царь”), сына  другого библейского патриарха Пелега (Пеласга).

Исход. Остановимся на Рагаве. Дальнейшее исследование семитской генеалогии вряд ли способно дать что-либо принципиально новое. Слишком явно выпирает из библейской родословно индоевропейская и в особенности этрусско-пеласгийская этнография, чтобы считать отмеченное прежде дублирование библейских героев в других мифических родословных - результатом авторского произвола, а ношение семитскими патриархами арийских и этрусско-пеласгийских имен - игрой случая. Поэтому остается только выяснить, каким образом генеалогия этрусков и пеласгов попала в Библию.

Прежде уже приводился отрывок из эль-амарнской переписки, где сообщалось о нашествии этрусков-хиберов и саков-ариев на Палестину в XY веке до Р.Х. Трудно сказать, было ли оно первым, но, безусловно, не последним.

В 1285 году до Р.Х. к палестинским пределам подступило войско возглавляемой хеттами коалиции народов. Состав коалиции был достаточно пестрым, но для нас наибольший интерес представляет то, что в нее входил народ “дардна”, под которым принято понимать троянцев, обычно называемых дарданцами в честь их пращура Дардана. На бой с коалицией вышел египетский фараон Рамзес II и, якобы, наголову ее разбил в битве при Кадеше. Впрочем, о безусловной победе Рамзеса трубит только один египетский источник - “Поэма Пентаура”, доверять которому особенно не следует. Вероятней всего, битва при Кадеше закончилась вничью, так как после нее хетты продолжали контролировать Сирию. Кроме того, Библия слишком упорно называет хеттов (“хеттеев”) в числе жителей Палестины, чтобы не заподозрить: поход хеттов при Рамзесе II был по-своему результативен и увеличил долю индоевропейцев в палестинском этносе.

Минуло несколько десятилетий и при фараоне Мернептахе (1251-1231) нападение на Египет повторилось. В числе атаковавших победный гимн Мернептаха называет наших старых знакомых этрусков (“туруша”) и саков (“шакалаша”). Причем, этруски упоминаются дважды: как собственно “туруша” и как “шардана”. Под последними, как предполагается, имелись в виду  этруски-лидийцы, названные “шарданой” в честь лидийской столицы Сард. Таким образом, в лице “шарданы” мы, возможно, сталкиваемся с реальным прототипом упоминаемого в библейском родословии семитского патриарха Луда.

Правда, здесь необходима оговорка, с патриархом Лудом иудеи, жившие тогда в египетском плену ,могли познакомиться много ранее времен Мернептаха, так как “шардана” еще в правление Аменхотепа III (XY век до Р.Х.), т.е. в период нашествия этрусков-хиберов, начали вербоваться в египетские войска, и по мере увеличения нужды в наемниках доля их в войсках фараонов возрастала от правления к правлению.

Однако по-настоящему иудеи и этруски, видимо, сошлись лишь во времена Мернептаха. Данный вывод обусловлен тем, что время отражения атаки этрусков на Египет при нем едва ли не совпало с внезапным исходом евреев из страны, точнее, из земли Гесем, находившейся в зоне боевых действий.  Мотивы исхода отчасти обьяснял сам Мернептах, в своем победном гимне бросивший туманную фразу об уничтожении им какого-то “Израиля”.

Читатель уже, вероятно, обратил внимание, что слова Мернептаха как-то плохо вяжутся с привычным библейским рассказом о героическом исходе евреев из Египта, якобы вполне добровольном, продиктованным только свободолюбивыми чаяниями. И складывается впечатление, что  правда в этом вопросе скорее на стороне Мернептаха, чем Библии.

Во всяком случае, египетский историк-жрец  Манефон рассказывал историю исхода следующим образом: некогда захватил Египет пришедший с востока народ, называемый “гиксосами” (царями-пастухами), которые и были “иудеями” в собственном смысле этого слова. Своим центром гиксосы избрали землю Гесем, ту самую, откуда потом  состоялся исторический исход евреев, и в течении нескольких поколений правили оттуда Египтом. Позднее к ним присоединились некие “прокаженные” египтяне. Под “прокаженными” Манефон подразумевал евреев, “прокаженными” их называли почти все древние писатели, видимо, в связи с предписываемыми иудаизмом правилами ритуальной чистоты.

В дальнейшем события развивались так: египтяне не снесли ига гиксосов и изгнали их из страны. Те ушли в Палестину и основали Иерусалим, а “прокаженные” остались в земле Гесем. Прошло какое-то время и “прокаженные”, возглавляемые иерапольским жрецом Моисеем, призвали гиксосов назад. Гиксосы отозвались на зов, пришли и разорили значительную часть Египта. Фараон Аменофис (Мернептах?) бежал в Эфиопию, но потом, собравшись с силами, разбил обьединенное войско “царей-пастухов” и “прокаженных” и изгнал их до сирийских пределов.

Так выглядит история исхода евреев в изложении Манефона. Но насколько можно верить нарисованной им картине? Оказывается, можно. Ныне хорошо известно, что действительно было такое племя гиксосов, владевшее Египтом; известен довольно точно и период их правления страной: с начала XYII века до первой половины XYI. Правдоподобно выглядит сообщение об особых отношениях, сложившихся между гиксосами и евреями, это факт признавал даже Иосиф Флавий. Однако так как этническая принадлежность гиксосов является до сих пор предметом споров, трудно сказать, было ли здесь генетическое родство или просто политический союз.

Следующий вопрос: кого именно призвали евреи из Палестины спустя 300 лет после переселения туда гиксосов? Вряд ли - гиксосов же. Но нам известно, что уже в XY веке Палестину населили этруски-хиберы и арии-саки, поэтому появление “туруша” и “шакалаша” в египетских пределах во времена близкие ко времени исхода, позволяют предполагать, что именно они были призваны “прокаженными” в Египет, если, конечно, не явились туда сами, без спроса.

В Библии мы находим подтверждение и другого сообщения Манефона - о первоначальном успехе этрусско-арийско-еврейской коалиции, приведшей к разорению значительной части Египта. В одной из глав книги “Исход” говорится, что перед исходом “сделали сыны Израилевы по слову Моисея и просили у Египтян вещей серебряных и вещей золотых и одежд. Господь же дал милость народу (Своему) в глазах Египтян: и давали ему; и обобрал он Египтян” (Исх,12,35-36). Ссылку на Бога-грабителя, мы, конечно, оставим на совести авторов Библии, а сами отметим, что и в этом пункте Манефон точен.

Наконец, последний пункт: был ли исход добровольным? Очевидно, нет. Прямо об изгнании евреев говорит Манефон, косвенно - Мернептах своими словами об уничтожении им Израиля. Да и сама Библия хоть маскирует прискорбный факт изгнания, но делает это, прямо сказать, не очень усердно. Во всяком случае, из библейского рассказа следует, что фараон, отпустив сначала израилитян, потом зачем-то кинулся их преследовать, поэтому покидать пределы Египта израилитянам пришлось бегом. Так что, по всем данным, не свободолюбие и не призрак земли обетованной гнал евреев из Египта, а наступающие на пятки войска фараона Мернептаха.

Скажем больше, в Библии есть одна фраза, позволяющая предполагать, что, по крайней мере, на начальном этапе “исход” был совместным, т.е. израилитяне уходили вместе с этрусками и ариями. В библейской генеалогической таблице при перечислении сынов Египта (Мицраима) назван некий Каслухим и при этом добавлено - “откуда вышли Филистимляне” (Быт.10,14). пикантность этой фразы заключается в том, что Каслухим - другое название земли Гесем, отправной точки еврейского исхода, а ”филистимляне” - собирательное название пеласго-этрусско-арийских племен Палестины. Таким образом, получается совершенное согласие разновременных и разноплеменных источников: Манефона и Библии - исход был совместным и израилитяне шли (точнее, бежали) какое-то время вместе с этрусками и ариями.

Впрочем, первые, видимо, скоро отделились от своих союзников-филистимлян и ушли на юг, в пустынные горы Синая. Что на первый взгляд выглядит довольно странно, так как путь в Палестину, “землю обетованную” по прямой, вдоль берега Средиземного моря, был несравненно короче. Но и это обстоятельство вполне обьяснимо. Израилитяне боялись филистимлян. О чем недвусмысленно говорится в самой Библии:” Когда же фараон отпустил народ, Бог не повел его по дороге земли Филистимлянской, потому что она близка; ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, увидев войну, и не возвратился в Египет” (Исх.13,17).

Мицраим. Оставим пока израилитян бродить среди песков Синая, отметив на первый раз, что контакты между ними и этрусками, следами которых оказалась так богата Библия, начались еще во времена египетского плена. А сами между тем вернемся в Египет, потому что  печальная история отношений этой страны с этрусско-пеласгийским народом успехом Мернептаха не кончилась.

Следующая атака на Египет не заставила себя долго ждать. При Рамзесе III (1240-1180) страна пережила самое крупное из нашествий народов, называемых у египтян “народами моря”, а в Библии “филистимлянами”. Кроме неутомимых саков-ариев (“шакалаша”) в нападении участвовали наши старые знакомые пеласги (“пуласати”).

Боевые действия велись одновременно на суше и на море. Несмотря на похвалы, которые расточал себе задним числом в храмовых надписях Рамзес, успехи его в отражении противника были, по всей видимо, весьма скромными. Морскую битву египтяне выиграли, но, по признанию самого Рамзеса, запечатленному на стене храма в Мединет Абу, врагам удалось проникнуть в дельту Нила. Рамзес явно поскромничал, филистимляне не только проникли туда, но овладели нильской дельтой и долго держали в своих руках.

Видимо, тогда же и получил Египет свое теперешнее название. Коренные египтяне свою страну Египтом никогда не называли, и название это с древнеегипетского языка не переводимо. Кроме того, поначалу Египтом называлась только нильская дельта, т.е. контролируемая филистимлянами территория. Так что смысл сегодняшнего названия Египта, вероятней всего, скрыт в темных для нас пока языках этрусков и пеласгов.

От египетских и античных данных обратимся к главному предмету нашего внимания - библейской родословной и посмотрим, как в нем отразилась история нашествия “народов моря” на Египет. Линия Мицраима (Египта):

Взглянув на список сынов Мицраима, сразу же следует отметить, что, в соответствии с общей тенденцией генеалогии, египетская линия родословной так же не обошлась без представителей этрусско-пеласгийского племени. К ним, безусловно, принадлежат как минимум, два сына Мицраима.

Первый - Лудим. Из самого имени этого персонажа следует, что Лудим ни кто иной, как известный нам этруск-лидиец Луд, семитский патриарх (только названный во множественном числе), а значит из семитских патриархов не только Ашур, но и Луд оказался продублированным в хамитском родословии. Где именно обитали в Египте лидийцы сейчас даже приблизительно нельзя сказать, но в самом факте их былого проживания там сомневаться не приходится. Сам Рамзес III, главный противник филистимлян, в своем “Завещании” утверждал, что победив лидийцев (“шардана”), он расселил их в Египте и дал содержание:” Расселил я их в крепости, покорив (их) во имя мое. И была так многочисленна их молодежь. Словно (их было) сотни тысяч. Назначил я им ежегодное содержание в качестве одежды и зернового пайка из сокровищ и амбаров”. Слова Рамзеса, независимо от подлинных размеров его контроля над лидийцами, дают безукоризненное подтверждение библейской родословной, включавшей Лудима в число сыновей Мицраима.

Кроме Лудима Египет породил еще одного филистимлянина - это Кафторим. Кафтор - семито-хамитское название острова Крит, главной военно-морской базы “народов моря”. И его присутствие в египетской линии родословной говорит само за себя, слова пророка Иеремии о филистимлянах как об “остатке острова Кафтора” (Иер.47,4) - лишнее тому подтверждение.

Канаан и Куш. Пример хамита Мицраима, подобно своим двоюродным братьям: семитам и иафетидам - наплодившего представителей этрусско-пелазгийского племени, позволяет под тем же углом зрения подойти к хамитской линии генеалогии в целом и посмотреть, не проявляется ли странная тенденция рожать этрусков и пеласгов в линиях других сыновей Хама.

Начнем с первенца Хама - несчастного Канаана. Признаться, явные пеласги и этруски среди его потомков не значатся. Из индоевропейцев есть только хетты (Хет). Но и финикийцев среди них, можно сказать, тоже нет, хотя, исходя из обычного понимания термина “кананеи”, Канаана и его  потомство следовало бы причислить к финикийцам. Приводимые в этой линии родословной гео и этно-привязки говорят о другом: под именем Канаана фигурирует не Финикия, а Палестина. В первоначальном смысле этого термина. Как название земли между Финикией и Египтом, ограниченной с запада Средиземным морем, с востока - Иорданом и Мертвым морем. А поскольку в Библии “земля Канаанская” нередко выступает в качестве синонима “земли Филистимлянской”=“земли Палестинской”, то есть основание и кананеев по генеалогии считать филистимлянами, хотя бы по прописке.

Исследование хамитской линии генеалогии, очевидно, следует закончить последним, способным к деторождению потомком Хама - Кушем. Линия Куша:

Прежде мы отметили неожиданное присутствие семита-этруска Нимрода-Ашура в хамитской ветви родословной и в качестве основателя этрусского “великого города” Лариссы-Ресены.

Этрусское название города, основанного Нимродом-Ашуром, не единственный признак, указывающий на него как на этруска. В Ассирии,  в лучшие годы включавшие себя и Урарту, осталось достаточно следов пребывания этрусков-хиберов. Кроме могильников Арпачии и тождественных этрусским изделий урартских мастеров на них указывают две реки Хабур (одна - приток Тигра, другая - приток Евфрата) и просто местные документы. Так, в XY веке до Р.Х. один касситский властитель упрекал ассирийского царя за изменнический союз с “хабиру”, что, естественно, могло быть лишь при условии сопредельности владений ассирийского царя и этрусков-хиберов. Так что с семитом-этруском Нимродом-Ашуром все, в принципе, ясно. Неясно другое: как попал этот семит  в хамитскую линию родословной, да еще как раз в ту ее ветвь, что берет свое начало от Хамова сына Куша.  Недоумение этот генезис вызывает, кроме прочего, потому, что Куш - старинное название современного Судана. К которому Нимрод в привычном понимании его местожительства, при всем желании, никакого отношения иметь не мог. Ребенку понятно: Ассирия не Судан. Все так. И все не так. Противоречие это можно снять, признав в Нимроде этруска-хибера.

Дело в том, что этруски были в Куше (Судане). Не знаю в каком числе и как долго, но были. Видимо, они прошли туда минуя Египет: через Аравию и Баб-эль-Мандебский пролив. Кроме Библии о пребывании этрусков на земле Куша говорят местные данные: прежде всего - топонимика и культ. Например, суданский город Напата, долго служивший столицей Кушитского царства, слишком напоминает своим названием урартскую родину Иафета город Непат, а также римскую колонию в Этрурии Непету, чтобы  не заподозрить в этрусках основателей кушитского города и сделать яснее наметившийся треугольник  Урарту-Куш-Этрурия.

Еще более интересный материал дает кушитский пантеон, начиная с главы его Дедуна. Это божество проходит в библейской родословной как внук Куша, и его поневоле хочется сопоставить с внуком Иафета Доданимом, которого мы давно уже отождествили со старейшим пеласгийским культовым центром Греции - Додоной.

Но самая замечательная фигура кушитского пантеона - это таинственной божество по имени Мандулис. Специалисты давно ищут разгадку происхождения этого божества, но единственно на чем сошлись мнения, так это на том, что он иностранец, хотя данное обстоятельство никогда тайной не было, сами местные жители называли его “великим владыкой чужеземных стран”. Иное дело, какие именно чужеземные страны имели в виду древние кушиты? Однако теперь, ориентируясь на указания библейской родословной, можно предположить, что под ними разумелись исконные этрусско-пелазгийские территории.

Скорее всего, суданский Мандулис - это этрусский Мантус (в греческой версии - пророчица Манто, дочь этруска-тирсена Тиресия). Когда в первые века по Р.Х. римские легионеры пришли в Судан, они, вскормленные на молоке этрусской культуры, сразу же признали Мандулиса, несмотря на сильно египтизированный внешний вид, и воздали этому второстепенному божеству кушитского пантеона такие почести, каких не удостаивали всех богов Египта и Куша вместе взятых.

В гимне одного римского легионера Мандулису есть такие выразительные строки: ”Итак, сияющий великий Мандулис спустился с Олимпа, очаровав варварской речью эфиопов, и заставил петь сладостными словами Эллады”. Приведенными словами принято иллюстрировать предположение о включении кушитского Мандулиса в греческий пантеон, что противоречит самому содержанию текста, да и просто не могло быть. Смысл данного текста совершенно ясен - божество двигалось в обратном направлении: из Эллады в Куш. Его движение в этом направлении несколькими веками ранее отмечала еще “Илиада”. Обьясняя Ахиллу отсутствие Зевса, богиня Фетида говорила:

“Зевс громовержец вчера к отдаленным водам Океана

С сонмом бессмертных на пир к эфиопам отшел непорочным”

                                                                        (Илиада,1,423-424).

Позднее, во времена создания “Одиссеи” олимпийцы уже покинули эфиопов, за исключением одного - Посейдона, верховного божества пеласгов. Поэтому, обьясняя почему  Одиссею везло на первых порах после его отплытия с острова нимфы Калипсо, Гомер писал:

“...Посейдон лишь единый упорствовал гнать Одиссея,

Но в то время он был в отдаленной стране эфиопов

(Крайних людей, поселенных двояко: одни, где нисходит

Бог светоносный, другие, где всходит), чтобы там от народа

Пышную тучных быков и баранов принять гекатомбу.

Там он, сидя на пиру, веселился; другие же боги

Той порою в чертогах Зевесовых собраны были”

                                                      (Одиссея,1, 20-270)

Данный отрывок интересен не только констатацией факта особой приверженности эфиопов пеласгийскому божеству, но и тем, что здесь Гомер, вопреки расхожему мнению, продемонстрировал неплохое знание географии: конечно, сидя в Судане трудно увидеть плывущего по Средиземному морю Одиссея, поэтому беды хитреца начались лишь тогда, когда, как мы знаем, Посейдон переселился из Куша на Солимские горы Палестины, с которых это море, действительно, как на ладони.

Что ж, видимо, в Библии одновременное включение этруска Нимрода-Ашура и в число семитов, и в число кушитов было актом осмысленным и достаточно последовательным. Называя отправную точку (Ашур) и конечную (Куш), Библия просто отразила движение этрусков-хиберов с севера Месопотамии (вероятно, из Урарту) на территорию Судана. Прямая линия между урартским городом Непатом и суданской столицей Напатой - вот их маршрут. Проход хиберов через Палестину зарегистрировала эль-амарнская переписка, а память о пребывании в Куше сохранила местная топонимика и культ. Так что, все сходится, и остается лишь удивляться точности библейских информаторов.

Хам.  Нельзя сказать, что при изучении истории “народов моря” Библия совсем не привлекается. Привлекается, но как побочный второстепенный источник. При этом библейская генеалогия не используется совсем. А жаль. В ней, точнее, в ее хамитской линии зафиксирована с исключительной полнотой география распространения этрусско-пеласгийского народа на Ближнем Востоке и северо-востоке Африки, описанная сразу же вслед за окончанием филистимлянской “конкисты” в Египте (Мицраим), Судане (Куш). Палестине (Канаан).

И чтобы такое истолкование хамитской родословной не выглядело более или менее  произвольным. Опирающимся лишь на один источник, по доброй традиции проверим его Гомером. В третьей песне “Одиссеи” повествуется о том, как флот возвращавшегося из-под сожженной Трои царя Менелая попал в бурю и почти полностью был уничтожен, дальше же произошло вот что:

“Пять остальных кораблей темноносых похищенных бурей,

Ветер и волны ко брегу Египта примчали.

Там Менелай, собирая сокровищ и золота много,

Странствовал между народов иного языка”

Меж каких народов он странствовал, позднее рассказывал сам Менелай:

“...претерпевши немало, немало скитавшись, добра я

Много привез в кораблях, возвратясь на осьмой год в отчизну.

Видел я Кипр, посетил финикиян, достигнув Египта,

К черным проник  эфиопам, гостил у сидонян, эрембов;

В Ливии был...”

Менелай не сказал, зачем ему понадобилось проникать к черным эфиопам, когда его дом находился в прямо противоположной стороне и как достались ему богатства, но, судя по современным Менелаю египетским документам, отмечавшим, что нападавшие пришли в Египет в поисках “пищи для рта своего”, странствия его преследовали вполне определенную и отнюдь не бескорыстную цель.

Генеалогия. Кажется, пора подвести итог и, вновь сведя вместе Сима, Хама и Иафета, решить главное:  каковы задачи и природа библейской родословной.

Даже самые правоверные библеисты редко характеризовали запечатленную в книге “Бытия” генеалогию как-либо иначе, нежели бред на тему мирового этногенеза. И в привычном ее понимании, эта мешанина из противоестественно породненных народов и племен вряд ли могла рассчитывать на иную оценку. Подлинную ценность генеалогии всегда видели в другом, в якобы присущем ее авторам желании приподняться над обычной для других родословных национальной замкнутостью и дать нечто похожее на универсальную концепцию происхождения всего человеческого рода. Что, в самом деле, следовало бы признать уникальными крайне отрадным явлением, если бы оно имело место. Но, чего нет, того нет. Реальность оказалась много прозаичнее. Подобно другим, библейская генеалогия посвящена одному народу, хотя и великому - этрусско-пеласгийскому, т.е. совсем не тому, которому привычно приписывается ее авторство.

Но не будем огорчаться, потеряв ореол универсальности, библейская родословная много приобрела, прежде всего - смысл и цельность, которых ей так недоставало и без которых клеймо бреда, вероятно, продолжало бы безобразить ее в действительности достаточно строгий и последовательный вид. Более того, в качестве сугубо этрусско-пеласгийской родословной, библейская родословная скорее выиграла, чем проиграла. Вместо карикатуры на доктрину мирового этногенеза, она стала крупнейшим памятником истории самого загадочного из индоевропейских народов, каждое упоминание которого в литературе, обычно сопровождается эпитетами “легендарный”, “таинственный” и т.д.

Начав свое повествование с характерной для преданий многих индоевропейских народов фигуры прародителя Ноя и с прародины - Урарту (“гор Араратских”), генеалогия последовательно отметила основные этапы длившегося не менее трех тысячелетий процесса расселения и дробления филистимлянской нации. Сим и его потомки стали олицетворением ее азиатской ветви, Иафет с сыновьями - европейской, а Хам - судьбу обеих на Ближнем Востоке и Африке. Поэтому теперь остается выяснить одно - сам механизм передачи предания из рук филистимлян в руки иудеев.

Давид.  Филистимляне пришли на землю Палестины раньше иудеев и обосновались столь прочно, что, несмотря на все усилия последних, им так и не удалось изгнать своих предшественников, хотя планы такие безусловно имелись (Нав,15,45). Вообще появление израилитян в Палестине принято представлять как победное шествие вдохновленного верой, не знающего удержу в своем стихийном стремлении обладать землей обетованной народа. В действительности поход этот больше походил на медленное и постепенное просачивание согнанного с насиженного места, бесприютного племени. С самого начала успехи древних евреев по завоеванию Палестины были весьма скромными, им даже не удалось взять Иерусалим, в чем с горечью признавались сами авторы Библии:” Иевусеев, жителей Иерусалима, не могли изгнать сыны Иудины, и потому Иевусеи живут с сынами Иуды в Иерусалиме даже до сего дня” (Нав,15,63).

Не лучше выглядела дальнейшая история. Просочившиеся на землю Палестины иудеи почти сразу же и на долгие годы подпали под власть филистимлян (Суд,14,4). Попытка сбросить с себя пеласгийское иго при первом израильском царе Сауле закончилась катастрофой и гибелью царя (1 Цар,31). Параллельно политическому закабалению шло культурное, в последнем смысле настолько полное, что не только весь хозяйственный инструмент иудеев из-за отсутствия у них кузнецов изготовлялся филистимлянами, но и точить его приходилось у них же (1 Цар,19-22).

Будем справедливы, не только израилитяне, но практически весь семитский этнос Ближнего Востока в большей или меньшей степени испытал на себе влияние филистимлян. Например, давно замечено, что именно после нашествия “народов моря” финикийцы всерьез занялись мореплаванием.  Прошло еще какое-то  время и симбиоз филистимлян и семитского населения Ближнего Востока достиг таких степеней, что античный мир просто перестал отличать одних от других. Например, дельфийская пифия называла финикийцев “троянским народом”, а римский историк Тацит уверял, что иудеи - выходцы с Крита.

Прав ли Тацит, нет ли, судить трудно, но очень похоже, что одно из самоназваний израилитян - “евреи” - действительно заимствованное. Обратим внимание, сама Библия поразительно редко пользуется этнонимом “евреи”. Считанные разы, а знавшие израилитян народы не пользовались им совсем. Спрашивается: почему? Не исключено, потому что он был чужим. А проживание этрусков-хиберов (hiberi) в Палестине, чье самоназвание мало отличимо от этнонима “евреи” (ibrim), обьясняет - чьим именно (ср. лат. hebraeus - еврей).

Избавителем иудеев от филистимлянского ига принято называть царя Давида. Однако в действительности дело, видимо, обстояло сложнее. Давид сам подолгу жил у филистимлян, скрываясь от Саула. И даже однажды чуть не предпринял участие в их походе на своих соплеменников (1 Цар,29,1-3). Не изменил своих симпатий Давид и после воцарения: в его свите состояло не меньше 600 филистимлян (2 Цар.15,18). Еще более характерен выбор столицы, где короновал себя царем Давид - Хеврон. Этот город являлся старинным центром этрусков-хиберов. Видимо, к периоду правления “филистимлянствующего” царя Давида и следует отнести момент передачи генеалогии этрусков и пеласгов в руки их вассалов - иудеев. Молодой, энергичный, но безродный Давид вполне мог из честолюбивых видов приписать себя к народу, определявшему в его время политический и культурный климат Палестины.

Разумеется, мог - еще не значит: приписал. Чтобы пойти на такой подлог, мало было простого осознания своей политической зависимости, требовалось серьезное знакомство с культурой сюзерена израилитян. Однако в этой области Давид был подготовлен как никто, он, кажется, даже знал “Илиаду”. Конечно,  “Илиады” в том виде, в каком она предстает перед нами сейчас, во времена Давида еще не было, однако сюжеты и отдельные песни, положенные потом в основание знаменитой поэмы, уже, безусловно, существовали. Так вот, с ними-то и был знаком Давид. Убеждает в этом наиболее знаменитый эпизод биографии израильского царя: его поединок с Голиафом.

Кому не известна эта история, вдохновлявшая на создание шедевров многих художников Возрождения? В преддверии одной из битв между филистимлянами и иудеями вышел из филистимлянских рядов гигант по имени Голиаф и стал выкликать себе поединщика, насмехаясь над иудеями. Не нашлось в израильском стане никого, кто бы решился принять вызов. По счастью, тогда в ряды израилитян затесался, случайно оказавшийся на поле брани, подросток Давид. Он принял вызов и, кинув в голову Голиафа камень из пращи, убил гиганта  (1 Цар.17,1-51).

Повторяю, история эта известна всем, но очень немногие знают, что Голиаф гибнет в Библии не один раз, а дважды. Впервые от рук Давида, а потом еще раз, много позднее, от других рук, в другой битве, в которой сам сильно постаревший Давид едва не заканчивает свои дни под рукой филистимлянина (2 Цар. 16-19). В какой из битв погиб Голиаф на самом деле, читатель волен решать по своему усмотрению. Но я бы выбрал второй вариант. И дело здесь не только в том,  что рассказ о второй гибели Голиафа, непритязательный, лишенный романтических красок, более правдоподобен. Но и в том, что первая версия, выставившая израильского царя в наивыгоднейшем свете, сильно отдает плагиатом.

Точно такая же история рассказывалась еще под Троей. Когда никто из данайцев не смел выйти на единоборство с троянским героем Гектором, старец Нестор, стыдя и возбуждая, рассказал данайцам одну из историй своей молодости. Будто некогда сошлись на плодородных полях Пелопоннеса два войска, впереди одного из них стоял богатырь Эревфалион, “богу подобный”, выкрикивал он себе поединщика, но все трепетали, и выйти не решился никто. Вызов принял тогда совсем еще Юный Нестор:

“Вспыхнуло сердце во мне, на свою уповаю отвагу,

С гордым сразиться, хотя между сверстниками был я и младший.

Я с ним сразился, - и мне торжество даровала Афина!

Большего всех и сильнейшего всех я убил человека!

В прахе лежал он, огромный, сюда и туда распростертый”

                                        (Илиада,7, 150-156).

Не правда ли, узнаваемый сюжет? Юннейший принимает вызов поединщика, перед которым все трепещут  и побеждает.  Можно даже довольно точно сказать, от кого услышал Давид эту рассказанную под Троей историю: от филистимлянского царя , носившего очень характерное имя - Анхуз.

Если бы древние римляне взяли на себя труд вчитаться в Библию, думаю, они очень удивились бы, обнаружив имя Анхуза на страницах иудейского священного писания. Потому что соответствующее Анхузу имя - Анхиз - носил их собственный легендарный предок. Анхизом звался престарелый троянский герой, которого на плечах вынес из горящей Трои его сын Эней, родоначальник римской аристократии.

В античных источниках, кажется, нигде не говорится, что Анхиз после гибели Трои переселился в Палестину, но известно, что он вместе с сыном некоторое время жил на Крите - главной морской базе филистимлян (Вергилий в “Энеиде” только намекает на это, а Овидий в “Метаморфозах” указывает прямо).  Поэтому, взяв на себя смелость оспорить мнение Вергилия, будто Анхиз умер на Сицилии, можно предположить, что троянский герой под именем Анхуза окончил свои дни в Палестине. Во всяком случае, такая версия хорошо обьясняет специфику культурного багажа царя Давида. Давид состоял телохранителем Анхуза  (1 Цар.28,2) и за время прохождения службы вполне мог наслушаться от словохотливого старика разных троянских побасенок, историй и преданий,  которыми потом, по воцарении, украсил свою биографию. Кроме льстящей самолюбию Давида, но политически  бесполезной переделки истории поединка юного Нестора с Эревфалионом, в нее, конечно, попало нечто более значительное - легендарная родословная филистимлян, дающая полное этно-юридическое обоснование его притязаний на абсолютную власть. Не будем к Давиду слишком строги, такие приписки были в древности явлением обычным, взять хотя бы русских царей, возводивших свой род к императору Августу. По той же схеме и с теми намерениями, видимо, действовал Давид, заимствуя у филистимлян генеалогию и приписывая себя  к славному роду семитов, т.е. азиатской ветви этрусков-хиберов.

Шестоднев. Впрочем, нам нет необходимости ограничивать генеалогией круг заимствованных Библией у филистимлян преданий. Если их влияние на древних иудеев было действительно так велико, как кажется, сфера заимствований должна была выйти далеко за пределы этнографических легенд. Что ж, возьмем, для кратости несколько сжав, всем известный библейский “Шестоднев”:” В начале сотворил Бог небо и землю... день один.

И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом ...день второй.

И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место и да явится суша...день третий.

И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи...день четвертый.

И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птиц да полетят над землей, по тверди небесной.

И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду их...день пятый.

И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их ...день шестой.

Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал” (Быт, 1-2).

Обновив в памяти библейскую космогонию, сравним же ее теперь с этрусской космогонией, записанной в лексиконе “Суда” под словом “Тиррения”: “Тиррения, страна, и Тиррены, называемые тусками. Их историю написал ученый муж. Он рассказывал, как бог - создатель всего на протяжении 12 тысяч лет трудился над всеми своими творениями, которых он разместил в 12 так называемых обиталищах. В первое тысячелетие он создал небо и землю. Во второе - всю видимую небесную твердь, в третье - море и все воды, текущие по земле, в четвертое - великие светила, солнце  и луну, и звезды, в пятое - всю живность, летающую и пресмыкающуюся и четвероногих, в воздухе и на земле, и в воде, в шестое - человека. Как явствует, первые 6 тысячелетий ушло на создание человека, остальных же шесть уйдет на жизнь человеческого рода, покуда не истечет все время до исполнения двенадцати тысячелетий”.

Что тут сказать? Просто указать на поразительное сходство обеих космогоний, будет, прямо признаться, повторением пройденного. Этрусковеды давно обратили внимание на него и отметили не только структурно-смысловое тождество, но и буквальные текстологические совпадения. Иной вопрос, как они все это истолковали. А обьяснение их можно назвать очень простым: поскольку автор лексикона жил в христианскую пору (Х век), то совпадения явились результатом переноса конспекта библейского текста в текст лексикона. Очень, очень простое обьяснение. Однако многое смущает в нем: почему именно этрускам приписал “Суда” библейский “Шестоднев”? Как такой серьезный автор рискнул на грубую подделку текста, который в его время знали даже дети? Зачем вообще понадобилось это делать?  Наконец, совершенно непонятно, почему, идя на столь откровенную фальсификацию, он одновременно подделал ее с тонким знанием этрусской числовой символики?

Вероятно, читатель обратил внимание на единственное отличие сравниваемых космогоний - лишний седьмой день покоя в библейской версии; если гнаться за точностью терминологии, то звание “Шестоднева” вообще заслуживает не библейская, а этрусская космогония. Что весьма примечательно, потому что цифра 6 здесь имеет очень четкую этническую привязку и не к иудеям, а к этрускам. Дело в  том, что вся жизнь этруска была подчинена цифре 12. Он жил в одном из двенадцати городов этрусской федерации, двенадцать ликторов сопровождали его царя, сама жизнь человека, вселенной, государства вписывалась им в двенадцатичленный цикл. Этрусские гадатели, например, предсказали Римскому государству 12 веков существования и, что самое удивительное, попали в точку, от основания Рима (754 г. до Р.Х.) до падения империи (476 г. По Р.Х.) действительно прошло немногим более двенадцати веков.

Видимо, расхождение во взглядах на магию числа у древних иудеев и этрусков в свою очередь обусловило небольшое расхождение между обеими космогониями. Полностью приняв этрусский “шестоднев” библейские редакторы не приняли в нем только числовую символику и добавили один  день покоя, доведя, таким образом, число дней до привычной им священной семерки.

Впрочем, этрусский сакральный подход к цифре 12, видимо, все-таки оказал известное влияние на иудейские представления о магии числа, недаром, израилитяне делили свой народ на двенадцать колен. А двенадцать апостолов евангельского предания? Ведь их коллегия- копия коллегии12 богов этрусского пантеона.

Новый завет. В новозаветной истории этруски определили не только число апостолов, но практически всю образную структуру жизнеописания ее главного героя - Иисуса - от колыбели до креста. Рождественское предание о появлении  Христа на свет в пещере, приспособленной под хлев, - это рассказанная в Палестине старинная легенда пеласгов-данайцев о рождении их предка Эпафа. Греческий географ Страбон, побывав на острове Эвбея, потом упомянул в своем труде пещерный храм, так и называвшийся “Хлевом” (Bous Aule), в котором, по преданию, у обращенной в белую корову возлюбленной зевса Ио родился пращур пеласгов Эпаф.

К сожалению, не миф распятие Христа - это реальность.  Но реальность, также обусловленная этрусско-пеласгийской культовой традицией. Хотя распяли назаретского пророка римляне, но их самих распинать людей на крестах научили этруски, точнее, первый среди римских царей этруск - Тарквиний Приск. Много позднее римский историк Тит Ливий описал, как неприятно поразил римлян, сперва на себе испытавших его преимущества, этот вид казни.

Вместе с тем, было бы большим заблуждением видеть  в кресте только род казни. Судя по латинскому слову, обозначающему крест (gabalus), однокоренному латинскому habeo (иметь, питать) и древнееврейскому gub (поле, пахота) - описанный в Евангелие трагический финал жизни галилейского плотника представляет собой старинный обряд плодородия у этрусков, центральным моментом которого было ритуальное убиение царя на кресте - образе мирового древа, древа жизни.

Можно даже довольно уверенно сказать, кто в Палестине еще до римлян перенял у этрусков и ввел в практику иудеев этот жестокий обряд. Это сделал все тот же филистимлянствующий царь Давид. Кончина его сына Авессалома, сначала коронованного в Хевроне, потом повешенного на древе и убитого в таком положении (2 Цар.18), явилась первым, но, увы, не последним опытом в этом роде. Отсюда становятся понятными и описанные в Новом Завете крики иерусалимской толпы при виде совершенно не знакомого им Христа - “Осанна сыну Давида (Авессалому!)!” - и неожиданная реакция самого славимого в этот момент - плач и горькие слова пророчества в адрес Иерусалима (Лк,19,41-45).

Этрусско-пеласгийской традиции, думаю, можно приписать и ту скорость, и ту безболезненность, с какими распространилось христианство в границах вполне определенного ареала. Как бы ни приписывался этот факт гуманности и универсальности доктрины христианства, определенность территориальной избирательности христианства говорит о другом.  Без помощи властей и даже вопреки им христианство заняло господствующее положение точно в пределах ареала, некогда обжитого этрусско-пеласгийским племенем и очерченного библейской генеалогией: запад Азии (от Кавказа до Индостана), север Африки (от Эфиопии до Марокко), юг Европы. Так что, на начальном этапе успех христианства обуславливался, скорее всего, не универсальностью доктрины, а узнаваемостью ОБРАЗА даже не для сознания, а для подсознания всех тех народов, чья культура опиралась на этрусско-пеласгийский субстрат, ко времени Понтия Пилата уже, вероятно, исчезнувший с лица земли.

Итог.  Кажется, нам пора остановиться. Тема влияния филистимлянской традиции на жизнь древнего Средиземноморья безбрежна. Неисчерпаема она даже в том случае, если ограничиться ее библейскими отголосками. Библия - крупнейший из ныне доступных памятников этрусско-пеласгийской культуры, и выявление всех следов ее в этом памятнике -  дело будущего. Поэтому остановимся и подведем итог. Кратко он может быть сформулирован следующим образом: есть веские основания думать, что источник значительной части Библии послужили предания, мифы, представления филистимлян. Сказанное в первую очередь касается “Шестоднева”, потопной легенды, генеалогии. Кроме того, косвенное их влияние ощущается практически во всех частях Библии вплоть до книг Нового Завета.

При всей новизне такого вывода, ничего, в принципе, неожиданного в нем нет. Странно обратное, почему Библия, скрупулезно обследованная на предмет египетского и вавилонского влияния, до сих пор не исследовалась с точки зрения влияния на нее этрусков и пеласгов. Филистимляне прожили бок о бок с иудеями несколько столетий, непосредственно предшествующих созданию Библии; с их помощью закладывалась основа государственного строя древних евреев и соответствующего ритуала. Что говорить, даже свой инструмент иудее ходили точить к этрускам. И разумеется, взаимные контакты двух народов не ограничивались государственной, военной и хозяйственной сферами. Приведенные примеры - лишь малая толика культурных ценностей, перешедших из одних рук в другие.

Вместе с тем следует признать: лучшая часть иудейства отдавала филистимлянам должное. Когда утихла межнациональная рознь, пророк Исайя, громя своих соплеменников за нечестие, предрекал, что Бог наберет себе избранников и пошлет “спасенных от них к народам: в Тарсис, к Пулу и Луду, к натягивающим лук, к Тубалу и Иавану” (Ис.66,19). И надо ли обьяснять, чего стоит это обещание в контексте всего прежде сказанного? Надо ли обьяснять, почему прозревая грядущее спасение, единственными о ком вспомнил Исайя, оказались этруски (Тарсис), пеласги (Пул), лидийцы (Луд), арии (“натягивающие лук”), индоевропейцы-тибарены (Тубал), ионийцы (Иавана)?

В заключение от себя хочется добавить, что практически всем нам, так или иначе причастным к этрусско-пеласгийской культуре, не грех вспомнить и отдать должное этому великому народу-первооткрывателю, учителю всех наших учителей.

1983 - 1988

¹ Что, вопреки Гомеру, утверждал и Аполлодор (Эпитома,7,24)

² Ср. aрийск.eka/ayka (один). c копт.oha/oh¶ (один), берб-шауйа y¶gg(один), бакс.ika (один, в  - amarika -одиннадцать, где amar - десять), финн.yokko//nen (единица),yksi (один), абхаз.ak¶ (один), кит. ig¶ (один), кор.uyug¶ (уединение), япон.ikka/icu (один), кечуа ¢uk (один)

³ Название Иардана, видимо, восходит к и-е.yarda (влага), ср.: фрак.arda(s) (течение, река), греч. a¢rdo (орошать), инд.ardra (мокрый, влажный), хетт.aldanni (источник).

⁴ Ср. греч.raf¶ (шов),rufa (выливать)ruf/o (разлив реки, половодье), лат.ripa (берег, реки),rivus ручей,канал, поток), рум.rapa (обрыв, овраг, пропасть), алб.rripe (обрыв), исл.ruuf (дыра, отверстие), ript (впадина, расселина), англ.rip (разрез),rive (трещина),river (река), инд.ropam (дыра, пещера), иран.(h)rave (река), праслав.rupa (яма, дыра), рус. pов, рапа (соленая вода), лит.ravas (ров), аккад.rupasu (затоплять, заливать), араб.rif (низменное, сырое место), хаус аraf/i (ручей, поток),ruw/a (вода, водоем), суах.refu (глубокий), малаз.rawa (болото), каннада orapu (пруд, водоем),irupu (трещина), финн.repia/revin (рвать),ryppy (морщина).

⁵ То, что на территории образовавшегося в 15-ом веке арийского государства Миттани существовал город с пеласгийским названием Ларисса, служит топонимическим подтверждением этой гипотезы.

⁶ Подробнее на тему влияния флистимлянской культурной традиции на Библию см. Приложение № 4.

⁷ Думаю, лучшим переводом было бы «Арийская община», от санскр.paksata (община).

⁸ Maxwell-Hislop K.R., «Urartean bronzes in Etruscan tombs»,» Iraq», XYIII, (1953), 2