Гораций Флак

Крупнейший римский поэт века императора Августа. Родился 8 декабря 65 года до н.э., в небольшом южном городе Венузии (ныне Веноза), умер 27 ноября 8 года до н.э. Единственный в своем роде автор поэтической сатиры.

Отец Горация, занимавший должность сборщика налогов, желал дать сыну сколь возможно лучшее образование. Несмотря на довольно скудные средства, он не захотел отдать его в местную школу, а повез его на учебу в Рим, где мальчик посещал лучших учителей, вместе с детьми римской элиты. Особенно запомнился Горацию один учитель, читавший им плохой перевод "Одиссеи" и чьим основным средством воздействия на учеников была порка. В то время как сын получал грамматическое и риторическое образование, отец тщательно воспитывал его в правилах строгой морали, оберегая, путем наглядных примеров, от тех соблазнов, какими был богат тогдашний Рим. За что позднее Гораций в стихах воздал ему искреннюю благодарность. Дальнейшее обучение его прошло в Афинах, и сам Гораций говорил, что именно греки научили его говорить "круглыми устами", т.е. красноречиво и свободно.

Гражданская война застала Горация в стане побежденных, что долго и горько отзывалось на его судьбе. Вернувшись в Рим, он уже не застал отца в живых, а их имение в Венузии было конфисковано. Горацию удалось получить место писца, а чтобы дать исход  мрачному настроению и обратить на себя внимание, он стал писать стихи, которые также содействовали улучшению его материального положения. Первыми литературными опытами, обратившими на себя внимание, явились ямбы и сатиры. Талант и удача сопутствовали Горацию, на его стихи обратил внимание, такой крупнейший авторитет как Вергилий.

Вергилий познакомил Горация с Меценатом (чье имя стало с тех пор нарицательным для всякого богатого покровителя искусств), и с этого момента началась новая страница в жизни поэта. Меценат, хоть и не сразу, но принял его в свой круг и вскоре так близко сошелся с ним, что Гораций стал для него незаменимым человеком. Это сближение сначала с выдающимися литераторами, а затем с Меценатом, ближайшим другом Августа, значение которого в государстве все более возрастало, создало молодому поэту такое блестящее положение, о каком он прежде и не смел мечтать. Это обстоятельство и дало ему то чувство удовлетворения, каким окрашено последующее творчество Горация, прежде довольно горькое и ядовитое.

Гораций был один из тех поэтов, о которых можно сказать, что женщины составляли в его жизни все или ничто. Он не был женат, а что касается его любовниц, то их было до того много, что остановиться на какой-либо и сказать, что та или иная занимала в сердце поэта большее место, чем другие – совершенно невозможно. Они все были близки ему, он им всем пел восторженные гимны, и страсть, которой было проникнуто все его существо, как у настоящего представителя века Августа,  мощным потоком катилась через все творчество Горация, одинаково омывая, очищая, облагораживая всех легкомысленных представительниц прекрасного пола, когда-либо  приковавших к себе его внимание.

Нужно ли говорить, что все это были гетеры, т.е. образованные, свободные, но несколько легкомысленные женщины, занимавшие среднее положение между законными женами и проститутками? Во времена Горация женщина играла довольно жалкую роль или, вернее, не играла никакой роли. Одна ей оставалась область, в которой она царила как полноправная хозяйка – область любви и сексуальности. Обычной жене и здесь не было места, а если ей уделялось иногда несколько блесток игривого чувства, то только в том случае, если она сама спускалась с пьедестала матери, чтобы пасть до чувственного разгула гетер.

Таким образом, понятие женщины сливалось с понятием гетеры, и если мы читаем в произведениях древних писателей славословия в адрес женщины, по временам  самые возвышенные и безгрешные, то с уверенностью можно сказать, что адресовались они существу не вполне безгрешному.

В кругу этих легкомысленных, но притягательных созданий черпал Гораций материал для вдохновения. У гетер были настоящие салоны, и в них собиралось все, что было знатного и светлого в тогдашнем Риме.  Во времена империи прелестница жила барыней-щеголихой, держала слуг, принимала гостей, давала обеды и ужины, сияла не только красотой, но и умом, грацией, образованностью, нередко пела прекрасно и сочиняла маленькие стихи, всегда могла поддержать занимательный разговор о литературе и искусствах. У нее собиралась вся модная аристократия. Нужно было почитать за счастье быть ей представленным и обладать на это очевидными правами – знатность, ум, славу или богатство.  По городу они гуляли в щегольских носилках, имели в цирке и амфитеатре свои ложи, принадлежавшие к числу мест весьма порядочных и благородных, ходили в храм приносить жертвы, как все свободные люди, и пользовались правами римского гражданства, получая наследства и часто огромные. В этих именно салонах и вращался Гораций.

Перечислять гетер, оказавшихся в соприкосновением с Горацием, было бы делом не благодарным. Все они совершенно одинаковы, как бы их не звали. И Фидилия, и Лида, и Барина, и Филлида, и многие другие, которым Гораций посвящал поэтический досуг, все это были женщины, выкроенные на один лад и занимавшие одно  и тоже положение в обществе. Только по степени нежности, с которой Гораций расточал похвалы той или иной гетере, можно судить о глубине его привязанности к ней. Кажется, более всего благоволил поэт к Лидии и Барине. Вот удивительный по красоте и естественности чувства ода к  Лидии в переводе Фета:

                          Гораций.

Доколе милым я еще тебе казался.

И белых плеч твоих, любовию горя,

Никто из юношей рукою не касался,

Я жил блаженнее персидского царя.

                        Лидия.

Доколь любовь твоя к другой не обратилась,

И Хлои Лидия милей тебе была,

Счастливым именем я Лидии гордилась

И римской Илии прославленней жила.

                        Гораций.

Я Хлое уж теперь фракийской покорился,

Ее искусна песнь и сладок цитры звон;

Для ней и умереть бы я не устрашился,

Лишь был бы юный век судьбами пощажен.

                        Лидия.

Горю я пламенем взаимности к Калаю,

Тому, что Орнитом турийским порожден;

И дважды за него я умереть желаю,

Лишь был бы юноша судьбами пощажен.

                          Гораций.

Что если бы любовь. Как в счастливое время,

Ярмом незыблемым связала нас теперь?

И русой Хлои я с себя низвергнув бремя,

Забытой Лидии отверз бы снова дверь?

                         Лидия.

Хоть красотою он полночных звезд светлее,

Ты ж споришь в легкости с древесною корой,

И злого Адрия причудливей и злее –

С тобой хотела б жить и умереть с тобой».

Что касается Барины, то она, судя по одам Горация, отличалась постоянным вероломством и ветреностью, но зато и редкой красотой. Он расточает ей похвалы, но в то же время клеймит ее измены и говорит, что ни за что не поверит словам возлюбленной, разве только каждая ложь будет ей стоить безобразия в виде наказания. Тогда, конечно. Барина была бы искренна; но до тех пор он может наслаждаться только ее чувственностью. Но не любовью.

Последней любовью Горация была, вероятно, гетера Филида, но при всем желании указать на отличительные черты ее характера нет никакой возможности. Как и Лидия она чувствовала крупинку страсти к Горацию, но, как и та, она одновременно любила другого, и оба эти различных чувства как-то укладывались в ее душе, не мешая друг другу. Впрочем, и Горацию ничто не мешало любить тогда же многих Филид.

Упрочение  литературного и общественного положения Горация  возбудило в одних зависть, а в других вражду. Завистники не давали ему покоя указанием на низкое происхождение поэта, оказавшего в кругу высшей римской аристократии. Им он отвечал спокойным и полным достоинства голосом в 6-й сатире 1й книги, рассказав историю своего знакомства с Меценатом и, заявляя, что хотя Меценат и очень знатного рода, но не такой человек, который ценил бы людей только по их предкам, а не по личным качествам. Вместе с тем, сам поэт не имеет основания стыдиться своего происхождения и отнюдь не стремиться занять какие-либо высокие должности, так как это отняло бы у него свободу и досуг. Некоторые из завистников, будучи вполне бездарны, хотели бы, при помощи Горация, сами попасть в кружок Мецената. В ответ на такие фантазии была написана 9-я сатира, где поэт необычайно живо изобразил назойливость одного нахала, пристававшего к нему с этими претензиями прямо на улице.

Враги Горация силились подорвать его литературное значение, используя по большей части политические мотивы. Противники Августа не могли простить Горацию того, что, служа в войске оппозиции, он подружился с самым близким Августу человеком и тем как бы изменил своим республиканским убеждениям. Твердым спокойным тоном отвечает врагам поэта, говоря о неизбежной смене времен. Заключение первой книги сатир исполнено такого спокойного и уравновешенного голоса, что невольно чувствуется писатель, который знает себе цену и занимает твердое, выдающееся положение в литературном мире. Когда через два года после выхода книги, посвященной покровителю Горация, получил в подарок сабинское имение, доставившее поэту прочное материальное обеспечение, то чувство довольства своим положением и нравственного удовлетворения достигли у Горация высшей точки. Он продолжает еще писать сатиры, но уже в них нет и следа той едкости былого времени, а все дышит спокойствием и благодушием, приправленные такой приятной шутливостью, что вторая книга сатир, изданная пять лет спустя первой, скорее напоминают собой дружеской беседой в письмах, принадлежащих уже к позднейшей эпохи его литературной деятельности. В ней речь идет об умеренности в жизни, как залога счастья, или о приятности уединения в подаренном Меценатом имении сравнительно с шумной жизнью Рима.

Первое собрание лирических сочинений Горация было издано в 23 году до н.э., по обыкновению посвященное Меценату, заключалось тем знаменитым стихотворением, в котором поэт высказывал сознание своего великого значения в латинской литературе, позднее его вольно перевел Державин, а под пером Пушкина обрело вид всем известного "Памятника".

Гораций умер, лишь на два месяца пережив своего друга и покровителя, Мецената, чем исполнил данное прежде обещание не пережить "часть души своей".