Иван Александрович Гончаров

Замечательный русский писатель. Родился 6 июня 1812 года в городе Симбирске, умер 15 сентября 1891 года в Петербурге.

В противоположность большинству писателей сороковых годов Х!Х века, он происходил из зажиточного симбирского  купеческого семейства, что не помешало ему, однако, получить, помимо запаса деловитости, весьма тщательное по тем временам образование. Мать Гончарова, простая, но добрая женщина, на руках которой он остался, после смерти отца, трехлетним ребенком, ничего не жалела для воспитания сына. На другой стороне Волги жил священник, образованный и просвещенный; он был женат на немке и с ее помощью открыл пансион, имевший заслуженный успех среди местного дворянства. Сюда был отдан и молодой Гончаров.  Дело обучения и воспитания было поставлено в пансионе весьма тщательно, священник следил не только за учением, но и за чтением своих учеников. Это обстоятельство не помешало юноше прочитать множество книг, вряд ли одобренных строгим учителем, но много способствовавших его развитию. Особенно много читал молодой Гончаров книги про путешествия, которыми особенно увлекся под влиянием рассказов крестного отца, старого моряка. Именно эти рассказы, вместе с чтением, были впоследствии главной причиной решения Гончарова объехать вокруг света.

В 1835 году Гончаров закончил словесное отделение Московского университета и поступил переводчиком в министерство финансов, где прослужил вплоть до отправления своего в кругосветное путешествие в 1852 году. В Петербурге у Гончарова скоро завязываются литературно-артистические знакомства, он попадает в кружок семьи Майковых, где царит беспечальное поклонение искусству для искусства и возведение объективного творчества в единственный художественный идеал. Первое крупное произведение Гончарова – «Обыкновенная история» имела успех необычайный и вместе с тем всеобщий. Даже «Северная пчела», ярая ненавистница так называемой «натуральной школы», отнеслась крайне благосклонно к дебютанту, несмотря на то, что роман был написан по всем правилам ненавистной ей школы.

В 1852 году Гончаров попадает в экспедицию адмирала Путятина, отправлявшуюся в Японию, чтобы наладить контакты с этой, тогда еще недоступной для иностранцев страной. Гончаров был прикомандирован к экспедиции в качестве секретаря адмирала. Возвратившись из путешествия, прерванного войной, Гончаров печатает в журналах отдельные главы «Фрегата Паллада», а затем усердно берется за «Обломова», который появился в свет в 1859 году. Успех был такой же всеобщий, как и у «Обыкновенной истории». Незадолго до выхода «Обломова» он становится цензором и занимает этот пост вплоть до выхода в отставку в начале семидесятых годов. В 1869 году появился третий большой роман Гончарова – «Обрыв», который, по самому существу своему, уже не мог иметь того всеобщего успеха, что два прежних его романа.

Гончаров не был женат и литературную собственность завещал семье своего старого слуги. Таковы несложные рамки долгой и не знавшей никаких сильных потрясений жизни автора бессмертных русских романов. И именно эта безмятежная ровность, которая сквозила и в наружности писателя, создала у публики впечатление, что из всех созданных им типов, Обломов был списан Гончаровым с самого себя. Повод к этому предположению отчасти давал сам писатель. Вспомним, например эпилог «Обломова»: «Шли по деревянным тротуарам на Выборгской стороне два господина. Один из них был Штольц, другой его приятель, литератор, полный, с апатичным лицом, задумчивыми, как бы, сонными глазами.»  В дальнейшем обнаруживается, что этот апатичный литератор, беседующий с Штольцем, «лениво зевая», есть никто иной, как сам автор романа. Во «Фрегате Паллада» Гончаров восклицает: «Видно, мне народу написано быть самым ленивым и заражать ленью все, что приходит в соприкосновение со мной». Несомненно автопортретна и другая зарисовка в виде некого беллетриста Скудельникова, который «как сел, так и не пошевелился в кресле, как будто прирос или заснул. Изредка он поднимал апатичные глаза, взглядывал на чтеца и опять опускал их. Он, по-видимому, был равнодушен и к этому чтению, и к литературе, и вообще ко всему вокруг себя». Наконец, в авторской исповеди Гончаров прямо заявляет, что образ Обломова не только результат наблюдения окружающей среды, но и результат самонаблюдения. И на других Гончаров производил с первого раза впечатление Обломова. Один из современников так его описывает: «Среднего роста, плотный, медленный в походке и во всех движениях, с бесстрастным лицом и как бы неподвижным взглядом, он кажется совершенно безучастным к суетливой деятельности бедного человечества, которое копошится вокруг него.»

И все-таки Гончаров не Обломов. Чтобы предпринять кругосветное плавание на парусном судне нужна была решительность, всего менее напоминающая Обломова. Не Обломовым является Гончаров и тогда, когда обнаруживается та тщательность, с какой он писал свои романы, хотя именно в результате этой тщательности, неизбежно ведущей к медлительности, публика и  заподозрила Гончарова в обломовщине.  Читатели видели авторскую лень там, где на самом деле шла страшно интенсивная творческая работа. Конечно, перечень сочинений Гончарова нельзя назвать обширным. Многие сверстники писателя, меньше его жившие, оставили после себя гораздо более обширное наследие. Но за то как широк охват у Гончарова, как велик объем писательского материала, заключающийся в трех его романах. Еще Белинский говорил: «Что другому бы стало на десять повестей, у Гончарова складывается в одну рамку». Среди художников есть такие, которые способны писать только большие холсты, Гончаров – из их числа. Каждый из его романов задуман в колоссальных размерах, каждый старается воспроизвести целые периоды, целые полосы русской жизни.

Еще более несостоятельными оказываются параллели между Гончаровым и Обломовым, когда приступаешь к знакомству с процессом рождения романов Гончарова. Принято удивляться необыкновенной тщательности Флобера в обдумывании и разработке своих произведений, но едва ли ценой меньшей интенсивности в работе достались Гончарову его произведения. Среди современников было распространено мнение, что Гончаров напишет роман, а потом десять лет отдыхает. Это неверно. Промежутки между появлениями романов были наполнены у Гончарова интенсивной, пусть неосязаемой, но все-таки творческой работой.  «Обломов» появился в 1859 году, но задуман и набросан в программе сразу же вслед «Обыкновенной истории». Как только какой-нибудь сюжет завладевал воображением писателя, он тотчас начинал набрасывать отдельные эпизоды, сцены и читал их знакомым. Все это до такой степени его переполняло и волновало, что он изливался «всем кому попало», выслушивал мнения, спорил. Затем начиналась связанная работа. Появлялись целые законченные главы, которые даже иногда отдавались в печать. Так, например, одно из центральных мест «Обломова» – «Сон Обломова» – появился в печати десятью годами раньше самого романа. «Я слышу, – рассказывал сам Гончаров, - отрывки из разговоров, и мне часто казалось, прости Господи, что я это не выдумываю, а что это все носится в воздухе около меня, и мне надо только смотреть и вдумываться».

Произведения Гончарова до того им были обдуманы во всех деталях, что сам акт написания становится для него вещью второстепенной. Годами обдумывал он свои романы, но писал их за недели. Например, вся вторая часть «Обломова» была написана за пять недель пребывания в Мариенбаде. Гончаров писал ее, не отходя от стола. Ходячее представление о Гончарове, как об Обломове, создает, таким образом, совершенно ложное о нем представление. Действительная основа его характера, обусловившая весь ход его творчества – вовсе не апатия, а уравновешенность его писательской личности и полное отсутствие стремительности. Белинский говорил о Гончарове: «У автора нет ни любви, ни вражды к создаваемым им лицам, они его не веселят, не сердят, он не дает никаких нравственных уроков ни им, ни читателю, он как будто думает: кто в беде, тот в ответе, а мое дело сторона». За эту размеренность жизненных идеалов, прямо, конечно,  вытекавшую из размеренности темпераментов, Белинский прямо называл Гончарова «немцем» и «чиновником».

Крайне скудный биографический материал о Гончарове со временем значительно обогатился различными изысканиями. Этот новый материал оглушил читающую публику, установил факт, совершенно исключительный в литературе. Перед публикой предстал маститый писатель, и к тому же представитель редкого литературного бесстрастия, который, вместе с тем, сплошь-и-рядом находился на границе настоящего безумия.  Происходя из патологической семьи, некоторые члены которой даже заканчивали жизнь в сумасшедшем доме, Гончаров был психопатически-мнительным человеком (главным образом, в связи с состоянием погоды), одержимый по временам ясно выраженной манией преследования. В частности неискоренимым убеждением Гончарова было, что Тургенев его злейший враг и крадет у него темы, и принимало вполне бредовые формы. Гончаров не стеснялся уверять, что «агенты» Тургенева роются в ящиках его стола, выкрадывают из его черновиков типажи, «телеграфируют» о них Тургеневу, и тот на данном основании пишет свои произведения. В такой печали и безумии заканчивалась жизнь одного из самых замечательных русских писателей.