Векторное кольцо

Идем дальше

Концовку сказки я чуть-чуть сократил и изменил, но суть её осталась прежней: знаки ходят по кругу, уступая друг другу власть, уступают вопреки инстинкту власти, повинуясь закону то ли любви, то ли острой недостаточности чего-то.

Кабан умеет видеть будущее, но не может понять его так, как может лошадь. Лошадь стремится к гармонии, но не может достичь того, что с рождения присуще Крысе. Крыса достигает в любви вершины, но ей не хватает воображения Обезьяны, дабы пройти в любви все стадии. Обезьяна стремится уйти от суеты и достичь глубин жизненной философии, но куда ей до Змеи, которая всегда на грани жизни и смерти. Змея ищет совершенства в добре, но ей не дано рыдать так искренне, как Козе. Коза, напротив, хочет быть самой сильной и внушительной, примером в этом выбирая Тигра. Тигр - это сила, оплаченная жизнью, сметающий всё на своем пути. У Быка же этот напор от природы. Зато Быку не хватает собачьей смелости. А Собаке не хватает петушиной логики. Петуху - кошачьего самообладания, удачливости и разумности. Кот жаждет стать самым великим романтиком и мечтателем, но недотягивает до Дракона. Дракон жаждет мистического проникновения сквозь толщу времен, но никогда в этом деле не сравнится с Кабаном.

А посему продолжим листать пожелтевшие страницы архива. Докладные записки, заявки, письма, прочие следы бурной деятельности… Разгребаю мемуарные завалы. В них меня интересуют не только знаковые, но и векторные перлы. Одним из первых на стол легла книга И.Эренбурга "Люди, годы, жизнь".

Надя Львова (Кот) начала писать стихи в 1910 году. Познакомилась с Брюсовым (Петух). Произошла любовь. Ему было 40, ей - 18. Он писал, что немолод. Она писала, что от раскаяния ей стало холодно. В 1913 году она застрелилась. Брюсов написал Эренбургу (Кот) письмо. Эренбурга удивило, что знаменитый поэт, к которому он относился как к мэтру, вздумал объясниться с ним, - это осталось загадкой. Эренбург пытался стать холодным, рассудительным, подражать Брюсову. Но от таких стихов самому становилось скучно. Брюсов же писал Эренбургу: "Я искренне люблю Вас, то есть как поэта, ибо как человека не знаю. Это, однако, не значит, что я люблю Ваши стихи. Напротив. Говорю это откровенно по тому самому, что люблю в Вас поэта…"

От таких фраз бросало в холод. Выходило, что векторное воздействие идет не только при прямом контакте, но и на расстоянии, через стихи… А может, и через музыку, живопись, кино?

Эренбург пишет о встрече с Аполлинером (Дракон): "Легко догадаться, как я волновался. Я ничего не мог выговорить и даже не следил за беседой, а на Аполлинера глядел, видимо, с таким восхищением, что он, смеясь, сказал: "Я не красивая девушка, а мужчина средних лет". Это обычная для векторной практики информация. А вот необычная: в саду у Пикассо стояла бронзовая коза. Значит, векторное кольцо переносимо и на отношение человека к животным. Диапазон векторного вихря явно расширялся.

Еще одна оценка Эренбургом своего хозяина - Андрея Белого (Дракона): "Андрей Белый казался призраком. Он не сидел на стуле, как все, а приподымался; казалось, ещё минута - и он превратится в облако; говорил он не с собеседником, а с воображаемым обитателем воображаемой планеты. Он восхищал меня, но я думал: тебе хорошо, ты и не сидишь на стуле, ты взлетаешь, а я не умею ни развоплощаться, ни испаряться, ни вещать…"

"Мандельштам (Кот) любил образ петуха, который разрывает своим пением ночь у стен Акрополя; и сам он, когда запевал баском свои торжественные оды, походил на молоденького петушка…" Интересный поворот, не правда ли? Как тут не вспомнить Михаила Булгакова (Кот), который, хоть и воспевал котов и кошачье-дьявольскую темень, но однажды все же воскликнул: "Слава петуху!" Так постепенно сплеталась не бытовая, а уж интеллектуальная вязь векторного кольца.

На протяжении всей книги Эренбург восхваляет драконью поэзию. Дракон - центральный знак в поэзии: Аполлинер, Цветаева, Блок - нет ничего удивительного в преклонении перед их стихами. Однако ввязавшись в векторную игру, я уже автоматически отмечаю всё, что лежит в кольце. И вдруг где-то выплывет аномальность, странность, сверхъестественность… Вот и Осип Мандельштам, критиковавший всех и вся, оказывается, Белого почитал и любил, писал с нежностью о Блоке (Дракон). Больной, у лагерного костра он читал сонеты Петрарки (Дракон). Есть, конечно, в поисках вездесущности векторного кольца некое подыгрывание и так мощной силе.

А вот и долгожданный векторный конфликт: Мейерхольд (Собака) подозревал добрейшего и чистейшего Таирова (Петух) в стремлении уничтожить его любыми средствами. Ну и конечно же Есенин (Коза) с Маяковским (Змея). "Есенин обрушился на Маяковского: "Он же поэт для чего-то, а я поэт отчего-то". Маяковский подчинял свои настроения идее, а Есенин писал, как ему в ту минуту хотелось".