www.xsp.ru/sh/ Теория войнГлава 4 |
Политический период | Экономический период | Идеологический период | Фаза | Стихия | |
Даты | 1653-1665 | 1665-1677 | 1677-1689 | 1 | Набор энергии |
Ориентир | Алексей Михайлович (1645-1676) | Федор (1676-1682) и Софья (1682-1689) | |||
Даты | 1689-1701 | 1701-1713 | 1713-1725 | 2 | Силовое давление |
Ориентир | Петр I (1689-1725) | ||||
Даты | 1725-1737 | 1737-1749 | 1749-1761 | 3 | Бюрократизация |
Ориентир | Анна Иоанновна (1730-1740) | Елизавета (1741-1762) | |||
Даты | 1761-1773 | 1773-1785 | 1785-1797 | 4 | Освобождение |
Ориентир | Екатерина II (1762-1796) |
Первая фаза (1653-1689). До 1633 года страной правил Филарет. Сын его, Михаил Федорович, был фигурой мало-значительной, умер в 49 лет, в 1645 году. При юном Алексее Михайловиче фактически управлял его воспитатель ("дядь-ка") боярин Борис Морозов. Именно его управление и вызы-вают "экономические" восстания, в 1648 году в Москве, в 1650 году в Пскове и Новгороде и так далее по всей стране.
Вот на этом фоне в 1653 году и начинается Имперский ритм. Как и 300 лет назад, начинается он с эпидемии чумы. В этом же году был созван последний Земский собор. Так была подведена незримая черта под предшествующим пе-риодом российской истории. Из новых веяний достаточно внезапный договор с Украиной. Малороссия просилась под крыло Москвы, спасаясь от католического террора поляков и в 1630 году и в 1648 году, но Москва отказывала в прось-бах, понимая, что ей не выдержать новой войны с Польшей, а главное, находясь в Восточном ритме, Россия не имела ни-какого стремления соединять свою судьбу со слишком уж западным родственником.
Совсем другое дело ритм Имперский, в котором все го-дится для политической экспансии - и свое, и чужое. Таким образом, присоединение Украины стало первым шагом в че-реде новых присоединений, идущих в системе "колонизации без ассимиляции", когда в единое тело России включались земли и народы, основательно вросшие в иные цивилизаци-онные блоки, - тюрки-мусульмане Поволжья, Урала и Си-бири, католическо-униатские украинцы правобережья, наро-ды Прибалтики и т. д.
И все же главные события года, безусловно, связаны с церковными реформами Никона, начатыми по инициативе правительства и в соответствии с его политическими целями именно весной 1653 года. Унификация культа подчиняла церковь общегосударственной системе централизации. Ре-формы были враждебно встречены значительной частью русского духовенства. Никон и светская власть преследова-ли раскольников...
Религиозный философ Владимир Соловьев указывал на истоки Имперских реформ: "Грех Петра Великого - это на-силие над обычаем народным во имя казенного интереса, грех тяжкий, но простительный. Патриарх Никон - это церковная иерархия, ставящая себя вне церкви, извне преоб-разующая быт религиозный и производящая раскол..." [7]
А вот характеристика, данная В. Ключевским: "Несмот-ря на свой пассивный характер, царь Алексей своими часто беспорядочными и непоследовательными порывами к новому и своим умением сглаживать и улаживать, приручил пугли-вую русскую мысль к влияниям, шедшим с другой стороны. Он не дал руководящих идей для реформы, но помог высту-пить первым реформаторам с их идеями... Создал преобра-зовательское настроение" [1].
Если бы первая фаза осталась без продолжения, то понять в ней что-либо было бы невозможно, настолько она лишена осмысленности, единства замысла и исполнения, даже пла-ны ее не столько планы, сколько намеки, предвестники при-меты. Однако, прекрасно зная содержание второй, третьей и четвертой фаз, мы можем с удивлением обнаружить почти всем великим свершениям Имперского цикла начало именно в его первой, мистической фазе.
С. Платонов: "Нова в реформе только страшная энергия Петра, быстрота и резкость преобразовательного движе-ния" [4].
Пророчеством будущих гвардейских переворотов стал за-хват Софьей власти с помощью стрельцов (военного класса). Сама же Софья удивительнейшим образом предрекла пре-имущественно женское управление во всем Имперском цик-ле. Восстание Степана Разина (1670 год - 19 лет до второй фазы) достаточно симметричным образом предсказывало восстание Емельяна Пугачева (1773 год - 12 лет после третьей фазы), недаром эти два восстания так прочно сли-лись в учебниках истории. Важнейшим пророчеством на весь грядущий цикл явилось беспрецедентное для "тишай-шей" фазы количество военных лет. Алексей Михайлович практически все время воевал, формулируя на весь Импер-ский цикл польский, шведский и турецкий вопросы.
Разумеется, что главным прорицанием будущего Петра I, того, что поднимет Россию на дыбы, был тот же самый Петр, еще до 17-летия устраивавший "потешные игры", но уже мечтающий о великом флоте, о регулярной армии вза-мен поместного ополчения и стрельцов. Как знать, может быть, именно в детстве возникла у него неприязнь к Москве (дрязги раскольников, стрелецкие бунты) и жажда новой столицы.
Как островок новой жизни в Москве появляется Немецкая слобода.
В. Ключевский: "Создатели Немецкой слободы из ревни-телей русской старины опять получили не то, что хотели. Немецкая слобода планировалась как резервация иноземцев, чтобы они не смущали своей раскованной и веселой жизнью патриархальных москвичей. Однако Немецкая слобода ста-ла "проводником" западноевропейской культуры в России" [1].
Таким образом, практически все петровские "сумасброд-ства" в той или иной степени уже начинались до его власти, до его времени, до второй фазы. Однако, проведенные как бы во сне, не явно, пунктиром, на фоне гораздо более мощ-ных и неподвижных декораций старины, все эти изменения не производили революционного впечатления.
Очень важно, что уход благополучной в экономическом смысле четвертой Восточной фазы искажает и деформирует экономику. Закрепощение крестьян было во многом следст-вием именно экономических нелепостей.
С. Соловьев: "В государстве, где вместо денежного жа-лованья раздают землю, где земли больше, чем денег, в та-ком государстве не думают об освобождении крестьян, на-против, думают об их закрепощении, ибо, давши землю, на-добно и дать постоянного работника, иначе жалованье не в жалованье... прикрепление крестьян - это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении" [2].
В 1689 году Петру уже исполнилось 17 лет и он мог на-чинать свою фазу, в которой был и царем, и Богом все 36 лет (именно даты 1689 и 1725 стали одними из главных в поис-ках периодичности). Завершилось 12-летие межпартийной борьбы, начавшейся после смерти Алексея Михайловича Тишайшего.
С. Платонов: "Отношения к началу августа 1689 года стали до того натянутыми, что все ждали открытого разрыва; но ни та ни другая сторона не хотели быть начи-нающей, зато обе старательно готовились к обороне... при-ход к власти Петра летом 1689 года стал разрешением давно зревшего политического кризиса, вызванного неесте-ственным состоянием фактического двоевластия" [4].
К власти пришли Нарышкины, юный Петр сделался само-держцем, его сестра Софья заключена в монастырь.
Главным детищем Петра I была гвардия (цените политика по созданным им структурам!). Два отборных полка, прак-тически никогда не воевавшие. Сферой деятельности гвар-дейских полков оказалась политика. Гвардия Петра была его опорой в борьбе за власть и в удержаний власти, она была его "кузницей кадров". Гвардейские офицеры и сержанты выполняли любые поручения царя - от организации горной промышленности до контроля высшего генералитета.
Петр впервые ввел фискально-террористическую струк-туру в законченные организационные рамки. Были, напри-мер, созданы "майорские сыскные канцелярии". В 1715-1718 годах образовалась целая сеть этих гвардейских след-ственных органов, подотчетных только Петру и возглавляв-шихся лично ему преданными лицами. Кроме того, вместе с Сенатом был создан и институт фискалов - государственных контролеров. Перемены грандиозны.
В. Ключевский: "В эпоху Петра старое московское дво-рянство пополняется из всех слоев общества, даже из ино-земцев, людьми разных чинов... Табель о рангах 1722 года широко открывает этим "разночинцам" служебные двери в "лучшее старшее дворянство" [ 1 ].
При Петре I перенесена столица, изменено летосчисле-ние, принята новая азбука, подвергся ревизии образ жизни, вплоть до одежды и рациона, появились новые праздники. Рубили "окно в Европу", причем рубили по живому.
Но Европа ошибалась, видя в России лишь послушного ученика, все это было хитрой политической маскировкой. Онемечивание России шло столь стремительно и мощно, что ко времени правления Петра III никто не сомневался в том, что у России нет ни своих интересов, ни своих амбиций. 72 года она добросовестно играла роль младшей сестры Евро-пы, предоставляла свою армию для разрешения европейских споров и ничего не требовала взамен. Но вот кончилось Темное время, смыт грим, и изумленная Европа видит свергнутого Петра III, всесильную гвардию, мощное, на-сквозь военизированное государство, а во главе его импе-ратрицу, обладающую абсолютно независимым от чьего-либо влияния мышлением.
Третья фаза началась тотчас после смерти Петра I, ровне-хонько в 1725 году. Наступила эпоха дворцовых переворо-тов. Череда императриц третьей фазы. Празднества и увесе-ления Анны Иоанновны... Маскарады, поражавшие ослепи-тельным блеском и роскошью, - во времена Елизаветы. И при всем этом идет подготовка к прорыву четвертой фазы. Время Елизаветы подготовило многое для блестящей дея-тельности Екатерины и внутри, и вне России. Таким обра-зом, историческое значение времени Елизаветы определяет-ся его подготовительной ролью по отношению к следующей эпохе...
Четвертые фазы русских Имперских циклов так легко увидеть сквозь толщу веков: 35 лет Ярослава, 43 года Ивана III, 34 года Екатерины II. Лучше их, пожалуй, никто ведь и не правил. И имена соответствуют - Мудрый, Великий, Ве-ликая...
В. Ключевский писал о временах Екатерины: "Блестящий век, покрывший Россию бессмертной, всесветной славой ее властительницы, время героев и героических дел, эпоха ши-рокого, небывалого размаха русских сил, изумившего и напу-гавшего вселенную" [1].
Не было ли здесь преувеличения? Пожалуй, что не было, если учесть, что Вселенная в то время ограничивалась Евро-пой и что XIX век, полностью подчинившийся Британии, был еще впереди.
Так же как и при Ярославе и Иване III, при Екатерине II, казалось бы, идет сражение со всем миром. Россия перестала быть чьим-то постоянным союзником, ее политика сдела-лась абсолютно самостоятельной. Риск был велик - сумей Европа объединиться против России, пришлось бы тяжко. Но разъединенная Европа, точно завороженная, наблюдала за фантастическим парадом российских побед. Может быть, это случилось именно потому, что в Европе не верили в силу русского оружия, в реальность российской национальной политики - ведь все Темное время (1689-1761) не было за-метно ни силы, ни самостоятельности России. И когда Ру-мянцев, Суворов или Ушаков стали одерживать свои фанта-стические победы над многократно превосходящими силами противника, наверное, европейцам стало страшно.
Екатерина отвоевала у Польши и Турции земли с населе-нием до 7 миллионов душ обоего пола, так что число жите-лей ее империи с 19 миллионов в 1762 году возросло к 1796 году до 36 миллионов. Впрочем, дело, конечно, не в новой географии России, а в том, что на всех своих границах она обрела гарантированное спокойствие. Отныне ей больше не грозят ни Турция, ни Польша, ни Швеция. Будущее покажет, что врагу России придется идти к ней издалека. И все же ошибается тот, кто отнесет имперские успехи на счет грубой военной силы. Нет, это была победа всего нового и передо-вого и в военном искусстве, и в дипломатическом. В четвер-той фазе Империя оказывается впереди всех и в конце кон-цов наступает доминирование во всех сферах.
Князь Безбородко, завершая свою дипломатическую карьеру, говорил молодым русским дипломатам: "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без по-зволения нашего выпалить не смела" [1].
Увы, как только Имперский цикл закончился (1797), по-литическая мощь России стала падать. Контрольный пакет политических акций перешел к Британии на весь XIX век, когда все войны заканчивались к ее пользе.
От Алексея Тишайшего до Екатерины II все было подчи-нено одному - построению военного государства. Вот поче-му еще задолго до своих великих побед, в 1763 году, Екате-рина говорила: "У меня лучшая армия в целом мире..." [1]
Что касается искомого Идеологического освобождения, то оно проистекало из освобождения дворянства. Дворянам разрешалось продолжать службу по своей воле, сколько и где пожелают. В Манифесте от 18 февраля 1762 года при-знавалось, что служба и учение устранили грубость и неве-жество и укоренили благородные мысли, из чего делался вывод, что более нет никакой необходимости принуждать дворян к службе. Им даже разрешалось служить за грани-цей. Какое фантастическое сходство с нынешней четвертой фазой (1989- 2025), с ее лидирующим классом технократии! Так три фазы выращивают новый властный класс, а четвер-тая фаза дает ему полную свободу. В этом разгадка всех чу-дес четвертой фазы, а также постимперского развития. Кре-стьяне служат дворянам, поскольку те служат государству, но при освобождении дворян от службы и крестьяне вроде бы должны освободиться, но не тут-то было...
Екатерина II подумывала об освобождении крестьян, но время для этого еще не пришло.
Все, что так безоглядно разрушается во второй фазе, в четвертой воссоздается, но уже на новом уровне. Вот, ска-жем, Петр I уничтожает столичное благолепие, перенеся столицу на пустое место, да еще какое ужасное - в болото, но уже в четвертой фазе, при Екатерине II, новая столица приобретает в полной мере столичный блеск. Во второй фа-зе разрушаются законы, в четвертой воссоздаются. Начиная с указа о вольности дворянства в 1762 году и кончая уже павловским актом о престолонаследии от 5 апреля 1797 года - все 36-летие было строительством и становлением нового правового порядка. Императрица сама называла свое время "эпохой законобесия" [1].
Санкт-Петербургский Эрмитаж со своими картинами, Ложами Рафаэля, тысячами гравюр, камей... Блеск Царского Села... Все это Екатерина.
Еще одна грань Идеологического освобождения - обрете-ние внутренней свободы, потеря генетического страха. Об-щий дух гуманизма и доброжелательства пронизывает стра-ну.
В. Ключевский заметил по поводу Екатерины II, что "...обойтись без книги и пера ей было так же трудно, как Петру I без топора и токарного станка" [1].
Сама Екатерина II писала: "Я не боюсь чужих досто-инств, напротив, желала бы иметь вокруг себя одних героев и все на свете употребляла, чтобы сделать героями тех, в ком видела малейшее к тому призвание" [1].
"Из грозной силы, готовой только карать, о которой страшно было говорить и думать, власть превращалась в благодетельное, попечительное общество, о котором не могли наговориться, которым не умели нахвалиться" [1].
В этом, собственно, и состоит перевертыш в соотношении второй и четвертой фаз. Во второй самоограничением и дис-циплиной увлечен народ, в четвертой - власть.