www.xsp.ru/sh/ Поиски ИмперииПЕРВАЯ ФАЗА 3 РОССИИ (1653-1689)Минуло много лет после славных событий 2 России, в далеком прошлом осталась Куликовская битва, централизация, скрыто продвинутая вперед Василием I и Василием II и доведенная до конца Иваном III Великим. Миновали времена Ивана Грозного, и восточный ритм, на который перешла Россия, показал всю свою политическую беспомощность. Приход к власти Романовых сделал возможным начало нового имперского цикла, в море хаоса порожденного Смутным временем (Лжедмитрии, Годунов, поляки, Сусанин, Минин, Пожарский), появился островок стабилизации, плацдарм для высадки имперского десанта. Основоположником династии был патриарх Филарет, до своей смерти в 1633 году фактически правивший страной. Его сын, Михаил Федорович, первый царь из династии Романовых, был фигурой малозначительной, умер в 49 лет, в 1645 году, четырех лет не дожив до конца восточного 144-летия. Наконец, в 1645 году царем стал Алексей Михайлович, выбранный историей (судьбой, Богом?) для начала нового имперского цикла России. Не будем забывать, что Алексею Михайловичу в 1645 году было всего лишь 16 лет. По молодости он вначале мало участвовал в государственных делах, фактически управлял государством его воспитатель («дядька») боярин Б. И. Морозов. Именно его управление вызывает восстание в 1648 году в Москве, в 1650-м в Пскове и Новгороде, целую серию «городских восстаний в России в середине XVII в.» Страна в безусловном кризисе, и перелом наступает. Однако этот перелом не просто переход из цикла в цикл, но и перескок с одного ритма (Восток) на другой (Империя). Событий переломного значения в 1653 году достаточно много. Как и 300 лет назад имперский цикл начинается с эпидемии чумы. Знак зловещий, но, быть может, и очищающий, как очищает подчас убийственное пламя. Другое событие 1653 года также носило не столько утверждающий, сколько отрицающий, расчищающий характер. Речь о том, что именно в 1653 году был созван последний Земский Собор. Тем самым была подведена незримая черта под предшествующим периодом российской истории. Именно институт Земских Соборов, введенный с середины XVI века, позволил продлить время существования Московского Государства в старых административно-бюрократических формах и, в частности, разрешить смуту начала XVII века общественным компромиссом. И именно упразднение этого «института согласия» обозначило вступление России в новую эпоху, когда стране в буквальном смысле была навязана задача построения огромной, пронизанной казенным интересом империи, основанной на всеобщем закрепощении снизу доверху. Более позитивным представляется достаточно внезапный договор с Украиной. Малороссия просилась под крыло Москвы, спасаясь от католического террора поляков и в 1630-м и в 1648 годах. Москва отказывала в просьбах, понимая, что ей не выдержать новой войны с Польшей, а главное, находясь в восточном ритме, не имела никакого стремления соединять свою судьбу со слишком западным родственником. Совсем другое дело ритм имперский, в котором все годится для политической экспансии — и свое, и чужое. Таким образом, присоединение Украины стало первым шагом в череде новых присоединений, идущих в системе «колонизации без ассимиляции», когда в единое тело России включались земли и народы, основательно вросшие в иные цивилизационные блоки,— тюрки-мусульмане Поволжья, Урала и Сибири, католическо-униатские украинцы правобережья, народы Прибалтики и т. д. И все же главные события 1653 года, безусловно, связаны с церковными реформами Никона, начатыми по инициативе правительства и в соответствии с его политическими целями именно весной 1653 года. «Исправление книг и обрядов по греческим образцам, принятым в южнославянских странах, служило укреплению церковно-политических связей России с этими странами; унификация культа подчиняла церковь общегосударственной системе централизации. Реформы были враждебно встречены значительной частью русского духовенства, выступившей против нововведений; в церкви возник раскол. Никон и светская власть преследовали раскольников...» (В. Шульгин). Впоследствии Никон, вообразивший, что он и есть истинный революционер, стал активно вторгаться в политику, полагая, что духовная власть берет верх над светской, а было-то все наоборот, и уже в 1658 году он уезжает в монастырь, рассчитывая, что царь вернет его. Его не вернули, более того — велели не выпускать из монастыря. Наступили новые времена, и тезис Никона «священство выше царства» оказался пророчеством от обратного, с 1653 года восточный (идеологический) ритм никогда более не вернется на русскую землю. Очень тонко почувствовал суть революции 1653 года великий религиозный философ Владимир Соловьев, указавший славянофилам, что началом перелома были не петровские реформы, а никоновские: «Петр Великий — это государственная власть, ставящая себя вне народа, раздвояющая народ и извне преобразующая быт общественный, грех Петра Великого — это насилие над обычаем народным во имя казенного интереса, грех тяжкий, но простительный. Патриарх Никон — это церковная иерархия, ставящая себя вне церкви, извне преобразующая быт религиозный и производящая раскол, грех здесь — насилие жизни духовной во имя духовного начала, профанация этого начала — грех против Духа Святого». Одним словом, оба раскольники, оба погубители старой России. Один, конечно, пострашнее (Петр I), зато другой — на 36 лет раньше. Отстранив от власти Никона, царь конечно же проявил уже не восточную, а истинно имперскую политическую мудрость, однако на дворе была всего лишь первая фаза Империи и о жесткой политике пока еще речь идти не могла. «При всей своей живости, при всем своем уме царь Алексей Михайлович был безвольным и временами малодушным человеком. Пользуясь его добротою и безволием, окружавшие не только своевольничали, но и забирали власть над самым «тихим» государем. Добродушный и маловольный, подвижный, но не энергичный и не рабочий, царь Алексей не мог быть бойцом и реформатором» (С. Платонов). В общем-то, тут и доказывать нечего, ведь в историю этот замечательный царь вошел под именем Алексея Тишайшего. Парадоксальное соединение имперского мятежного темперамента и неизбежной в первой фазе мягкости, даже нежности, возможно лишь в неком мистическом, сновидческом, сомнамбулическом состоянии. «Несмотря на свой пассивный характер, на свое добродушно нерешительное отношение к вопросам времени, царь Алексей много помог успеху преобразовательного движения. Своими часто беспорядочными и непоследовательными порывами к новому и своим умением сглаживать и улаживать он приручил пугливую русскую мысль к влияниям, шедшим с другой стороны. Он не дал руководящих идей для реформы, но помог выступить первым реформаторам с их идеями, дал им возможность почувствовать себя свободно, проявить свои силы и открыл им довольно просторную дорогу для деятельности, не дал ни плана, ни направления преобразованиям, но создал преобразовательское настроение» (В. Ключевский). Если бы первая фаза осталась без продолжения, то понять в ней что-либо было бы невозможно, настолько она лишена осмысленности, единства замысла и исполнения, даже планы ее не столько планы, сколько намеки, предвестники приметы. Однако, прекрасно зная содержание второй, третьей и четвертой фаз, мы можем с удивлением обнаружить почти всем событиям имперского цикла начало в его первой, мистической, фазе. В основном указывается связь между реформами Петра, потрясшими народную память, и их предвестьем в первой фазе. Философ Владимир Соловьев считал, что «Петр не только получил от старого порядка одно сознание реформ, но имел предшественников в этом деле, действовал ранее намеченными путями. Словом, он решал старую, не им поставленную задачу, и решал ранее известным способом». И то же самое, но другими словами: «Нова в реформе только страшная энергия Петра, быстрота и резкость преобразовательного движения» (С. Платонов). Достаточно четко в первой фазе проглядывается будущее классовое строение русского общества, речь о создании единого высшего класса, соединяющего в себе военное и административное начало. «Алексей соединял свои самодержавные интересы с интересами служилых людей... служилым и приказным людям было так хорошо под самодержавной властью государя, что собственная их выгода заставляла горой стоять за нее. Кроме правительствующих и приказных людей царская власть находила опору в стрельцах, военном, как бы привилегированном, сословии. При Алексее Михайловиче они пользовались царскими милостями, льготами, были охранителями царской особы и царского двора» (Н. Костомаров)- В 1682 году, уже при царе Федоре, было отменено местничество, сложная система занятия должностей, исходя из знатности начальника и подчиненного. «За уничтожением местничества должно было последовать явление, что все разряды служилых людей, без исключения известных родов, которые только вследствие местничества составили из себя что-то замкнутое, недоступное для других, все разряды служилых людей должны были составить одно сословие, одно тело с равными правами для всех его членов. Должно было явиться дворянское сословие» (С. Соловьев). Пророчеством будущих гвардейских переворотов стал захват Софьей власти с помощью стрельцов (военного класса). Сама же Софья удивительнейшим образом предрекала преимущественно женское управление во всем имперском цикле. Восстание Степана Разина достаточно симметричным образом предсказывало восстание Емельяна Пугачева, недаром эти два восстания так прочно слились в головах советских школьников. Бунт Степана Разина «имел уже характер общегосударственной смуты. Он явился результатом не только неудовлетворительности экономического положения, как то было в прежних беспорядках, но и результатом недовольства всем общественным строем. Разинцы государственному строю противопоставляли казачий» (С. Платонов). (Именно недовольство строем более всего нравилось в этих бунтах советским историкам.) Важнейшим пророчеством на весь грядущий цикл явилось беспрецедентное для «тишайшей» фазы количество военных лет. Алексей Михайлович практически все время воевал, «формулируя» на весь цикл польский, шведский и турецкий вопросы. «После 21 года изнурительной борьбы на три фронта и ряда небывалых поражений бросили и Литву, и Белоруссию, и правобережную Украину, удовольствовавшись Смоленском и Северской землей да Малороссией левого брега, и даже у крымских татар в Бахчисарайском договоре 1681 г. не смогли вытягать ни удобной степной границы, ни отмены постыдной дани, ни признания московского подданства Запорожья» (В. Ключевский). (На все вопросы найдутся ответы у Екатерины 11 из четвертой фазы все той же третьей России.) Разумеется, что главным прорицанием будущего Петра I, того, что поднимет Россию на дыбы, был тот же самый Петр, еще до 17-летия устраивающий «потешные игры», но уже мечтающий о великом флоте, о регулярной армии взамен поместного ополчения и стрельцов. Как знать, может быть, именно в детстве возникла неприязнь к Москве (дрязги раскольников, стрелецкие бунты) и жажда новой столицы. Встретив первую фазу 24-летним юношей, Алексей Михайлович простоял у власти 23 года, 12-летие подъема и 12-летие стабилизации, осталось 12 лет спада, развала общества, поисков новой идеологии. Эти годы поделили между собой Федор (1676-1682) и Софья (1682-1689). Федор Алексеевич был широко образованным человеком, знал древнегреческий и польский языки, был инициатором создания Славяно-греко-латинской академии, увлекался музыкой, особенно певческим искусством, и сам сочинял некоторые песнопения. Софья Алексеевна, разумеется, тоже чрезвычайно образованная царица, и она таки основала Славяно-греко-латинскую академию (1687). Типичные государи первой фазы, рвущиеся к новой русской культуре, но, увы, еще не способные ее основать. Однако при желании можно обнаружить предвестники будущих шедевров. Выходит «Синопсис» — первый учебник русской истории. Греки, братья Лихуды, преподают в Москве логику и физику Аристотеля. Предсказанием грядущего театрального бума по всей России стало появление светского театра. Пастор Грегори, по настоянию боярина Матвеева, собрал труппу из молодых иностранцев, проживавших в Москве (1672). Для выступления этой труппы в летней резиденции царя была сооружена Комедийная хоромина. Ставились пьесы на библейские сюжеты («Юдифь», «Артаксерксово действо»), но пафос и подтекст был уже вполне российский и современный, в спектакль включались бытовые шутовские сценки. Одним словом, это уже был театр, первый настоящий театр. Как островок новой жизни в Москве появляется Немецкая Слобода. Создатели Немецкой Слободы из ревнителей русской старины опять получили не то, что хотели. Немецкая Слобода планировалась как резервация иноземцев, чтобы они не смущали своей раскованной и веселой жизнью патриархальных москвичей. Однако Немецкая Слобода стала «проводником западноевропейской культуры в России» (В. Ключевский). «Немецкая Слобода — ступень к Петербургу» (С. Соловьев). Таким образом, практически все петровские «сумасбродства» в той или иной степени уже начинались до его власти, до его времени, до второй фазы. Однако проведенные как бы во сне, не явно, пунктиром, на фоне гораздо более мощных и неподвижных декораций старины, все эти изменения не производили революционного впечатления. Негативные процессы должны начаться с приходом имперского цикла в экономике, и они начались. Война за Малороссию разорила государство. Денег перестало хватать, и государство вверглось в финансовые махинации. Начали произвольно увеличивать стоимость денег: клейменые ефимки ходили по стоимости рубля, неклейменые — по 40—50 копеек. Народ ответил соответственно — стад клеймить ефимки сам. Пришлось отменить клеймение, так как цены взлетели, появилось недоверие к новой монете, рынок был парализован. В 1656 году были введены медные деньги вместо серебряных, началась инфляция, отовсюду посыпались фальшивые деньги. В 1662 году разразился Медный бунт и т. д. В дальнейшем экономические перекосы сохранялись в течение всего имперского цикла, в частности, закрепощение крестьян было во многом следствием именно экономических нелепостей. «В государстве, где вместо денежного жалованья раздают землю, где земли больше, чем денег, в таком государстве не думают об освобождении крестьян, напротив, думают об их закрепощении, ибо, давши землю, надобно и дать постоянного работника, иначе жалованье не в жалованье... прикрепление крестьян — это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении» (С. Соловьев). Таким образом, к 1689 году старая модель бытия, не столько имперская, сколько восточная, была уже достаточно размыта, Россия подошла к экватору своего бытия, отныне все ее метания уже между Империей и чистым Западом, настал час «рубить окно» в Европу. Нужен был для этого вождь, царь могучий, великий И, быть может, даже безумный. Такого вождя первая фаза вырастила, ибо в 1689 году Петру уже исполнилось 17 лет и он мог начинать свою фазу, в которой он был и царь, и Бог все 36 лет. |