Все открытия структурного гороскопа суть продолжение и развитие уже существовавших до него классификаций: социологическая структура развивает юнговское разделение людей на интровертов — экстравертов, однако Юнг «проглядел» третий тип — ортодоксов; идеологическая структура — продолжение давно существующей классификации типов мышления: логический, интуиционный, волевой типы, но наш гороскоп показал, что есть еще тип мистического мышления. А вот структура векторного кольца аналогов в европейских классификациях не имеет, слишком уж она далека от западного мышления. Восток, напротив, очень близко подошел к обнаружению этой структуры, но дело до конца не довел.

Структурный гороскоп создавался как антиоккультная система, противолежащая мистицизму.² Так же, как периодическая система Менделеева положила конец мистицизму в химии, так и структурный гороскоп должен был покончить с эмпирико-мистическими формулировками восточного гороскопа и неверием в существование элементарных составляющих в любом психологическом типе. И все-таки точно так же, как периодическая система не лишила мистицизма химию вовсе (достаточно вспомнить о магии органического синтеза), так и структурный гороскоп не смог полностью рационализировать своего восточного предшественника, ибо обнаружился целый остров мистичности — векторное кольцо. Впрочем, бояться мистицизма и твердить, что его нет, не следует. Лучше обрисовать его границы и признать его право на существование в этих границах. Черта можно обезопасить крестным знамением, а мистицизм — объяснением. Векторное кольцо можно описывать и даже понимать, однако познать его до конца, как и всяческое мистическое явление, не удается. Однако — к сути дела. Другие структуры гороскопа группируют знаки по сходству знаковых свойств (психологическая, идеологическая, социальная и др.). Векторное кольцо — это одна группа, и в группе — не знаки, а 12 пар, 12 связей. Все 12 пар, несмотря на все различия составивших их знаков, характеризуются одним и тем же типом отношений, которые заслоняют, уничтожают то, что между этими знаками «было» в других структурах: в каждой паре один знак «слуга», другой — «хозяин».

Обычно отношения между знаками (людьми) имеют маятниковый характер. Достигнув своего предела, упершись в тупик, они обязательно качнутся в другую сторону — наступит спад, возврат. В отношениях слуги и хозяина таких спадов нет, они идут бесконечно в одну сторону, по кольцу, перекачивание энергии в паре начинается мгновенно и идет, не прекращаясь, в одном направлении. Пары «хозяин» — «слуга» запомнить легко, тут помогают зоологические названия знаков. Обезьяны легко расправляются с Крысами; Змеи завораживают Обезьян; а Козам Змеи не страшны, они их затаптывают; Тигры — гроза Коз; Быки бодают Тигров, прокалывают их рогами; Собаки преследуют и кусают Быков; Петухи (птицы) заклевывают Собак; Коты гоняют и поедают Петухов (птиц); Драконы гипнотизируют Котов; Кабаны наводят ужас на Драконов; Лошади копытами побивают Кабанов, но они цепенеют при появлении Крыс, которых не страшат лошадиные копыта, они их спокойно грызут.

Если вы зрительно запомните описанные 12 действий, «кольцо» уже не уйдет из вашей памяти. А помнить о нем надо. Кто в какой паре слуга, а кто — хозяин, думаю, объяснять нет нужды. Ясно также, что у каждого знака лишь один знак — слуга и один знак — хозяин.

Тем, кто знаком с физикой, известен принцип неопределенности. Он имеет всеобщее значение и в применении к структурному гороскопу означает, что, чем более мощна структура по своей энергии и своей неизбежности, тем менее предсказуемы конкретные ее проявления. Векторное кольцо — самая мощная по выделяемой энергии и абсолютно неизбежная структура (слуга и хозяин не могут не вступить в бурную реакцию между собой), а потому она и самая разнообразная, и самая неожиданная в своих проявлениях. Встречаясь в жизни с векторной парой «хозяин — слуга», не надейтесь предугадать ход событий.

Всякий раз убеждаюсь: лучше всего что-то объяснить на примере любви. Так вот, когда это чувство возникает в векторной паре, любовь оказывается роковой.

Самые проницательные, встречаясь с такой парой чувствуют, что дело не чисто, и любовь здесь — не совсем любовь...

Писательница Нина Берберова (Бык) пишет о своих отношениях с Владиславом Ходасевичем (Собака): «Обыкновенные мерки «мужа» и «жены», «брата» и «сестры» были бы к нам неприложимы. Счастье мое было не совсем того свойства, какое принято определять словами: радость, свет, блаженство, благополучие, удовольствие, покой. Оно состояло в другом: в том, что я сильнее ощущала жизнь рядом с ним... горела жизнью в ее контрастах... «интенсивность» заряда было иногда таковой, что любое чудо казалось возможным.»

Слово «чудо» порядком подызносилось, но в данном случае оно употреблено в прямом своем значении, ибо именно в любви «хозяина» и «слуги» происходят настоящие чудеса.

Ну разве не чудо, например, то, что произошло за два года между Жорж Санд (Крыса) и Альфредом де Мюссе (Лошадь). «Интенсивность» заряда, о которой писала Н. Берберова, и «открытость» этих знаков³ сделала их двухлетнюю любовь предметом внимания поистине всей Франции. Истории их любви посвящены десятки книг и статей; было время, когда критики и историки литературы разделились на «мюссеистов» и «сандистов», и между ними шли ожесточенные споры о том, кто же виноват в безрадостном финале этого «романа» — он или она.

Разумеется, одними исследованиями дело не ограничилось. «Роман» мимолетный воплощался в романы вечные. Альфред де Мюссе написал об этом «Исповедь сына века», Жорж Санд ответила романом «Она и он», брат Мюссе Поль де Мюссе ответил ей романом «Он и она» и, наконец, Луиза Коле всем им — романом «Они». Чувствуете масштаб явления? Сколько должно было выделиться энергии, чтобы так долго будоражить умы человечества? С кольцом всегда так. Но энергия эта имеет странную направленность. Словно взметнулся вихрь, смерч, поднял всех но кружит на одном месте. Один роман, другой, третий... бесконечное топтание на месте. Та же самая любовь. Что в ее понимании изменилось со времен «Песни песней» Соломона?, шекспировских шедевров, толстовских увещеваний? Сегодня вряд ли кто-то надеется, что сексуальная революция, отгремевшая на Западе, со всеми своими книгами и фильмами, хоть что-то добавила в эту проблему. То же и с кольцом. Один лишь метод есть в его познании — описывать все новые и новые случаи векторных взаимодействий. Но зато и не надоест это никогда, как не наскучивают романы про любовь: одни их все пишут и пишут, а другие все читают и читают.

И все же хочется объяснений, хоть немного рационального. Обратимся снова к Мюссе и Жорж Санд. Их разрыв так потряс всех еще и потому, что уж больно идеальной парой они казались. Векторное кольцо всегда создает такие. Они зоспринимаются как единое существо. Современница (Л. Е. Белозерская-Булгакова) писала о браке А. Н. Толстого (Лошадь) и Н. В. Крандиевской-Толстой (Крысой): «Они с Алексеем Николаевичем производили впечатление удивительно спаянной пары. Казалось, что у них общее кровообращение... Впечатление какой-то необыкновенной семейной слаженности... Оба друг для друга обладают притягательной и отталкивающей силой.» Их роман называли несчастливо-счастливым. Он и не мог быть другим. То же говорилось о Сергее Есенине (Коза) и Айседоре Дункан (Тигр): «Они мазаны одним миром, похожи друг на друга, скроены на один образ, оба талантливы сверх меры, оба эмоциональны, безудержны, бесшабашны...»

Внешне — полный восторг и божественная гармония, а внутри такой пары бушуют губительные страсти, настолько неоднозначные, что разобраться в них не дано и самим героям.

Жорж Санд писала Мюссе: «Прощай, прощай, я не хочу тебя покидать и не хочу брать тебя снова. Я не хочу ничего, ничего... Я не люблю тебя больше — и обожаю навеки. Я не хочу тебя больше, но не могу без тебя обойтись. Кажется, только одна небесная молния могла бы излечить меня, уничтожив. Прощай, оставайся, уезжай, но только не говори, что я не страдаю. Только это одно может заставить меня еще больше страдать, моя любовь, моя жизнь, мое сердце, мой брат, моя кровь, уходи, но убей меня, уходя.»

Так и хочется усомниться в полной искренности писанного — писательница все же,— вдруг все это ее фантазия, все эти небесные молнии, вся эта кровь и любовь одновременно с нелюбовью. Но, как человек, множество раз беседовавший с людьми, побывавшими в векторной «переделке», свидетельствую: это удивительно точное — писательница все же! — описание ужаса и одновременного блаженства ситуации. Мюссе, кстати, сказал очень короткую, тихую фразу, но по магической силе она превосходит тираду Жорж Санд: «В твоих объятиях был момент, воспоминание о котором мешает мне до сих пор, и еще долго будет мешать приблизиться к другой женщине.» Тут тайна большая, чем даже тайна любви...

Разумеется, в любви векторные отношения достигают своего апофеоза не в один день. Эмпирически ясно, что степень воздействия пропорциональна времени общения. Незаметно для себя люди попадают в ловушку, они сливаются, становятся единым целым, покидают свои оболочки. Вот им и кажется невозможным расставанье, ведь они стали единым целым, но и жить без знака, без собственного «я», согласитесь, дело непростое, по крайней мере на длительное время невозможно.

Ответственно говорю, что отношения векторного кольца для семейной жизни не рекомендуются. Такая семья живет на пороховой бочке. Взрыв обязательно произойдет. Когда — никто не знает.

Н. Гумилев (Собака) и А. Ахматова (Бык) не прожили и двух лет, их отношения сам Гумилев назвал «любовной войной», с мучениями и терзаниями. Расстались Жорж Санд и Мюссе. После 20 лет совместной жизни развелись А. Н. Толстой и Н. В. Крандиевская; распался брак Н. Берберовой и В. Ходасевича. Горьким был роман С. Есенина и А. Дункан.

Еще наблюдение: люди, вступившие в кольцевой брак, чаще болеют, они как бы лишаются дополнительной защиты.

Возможно, что самой точной моделью кольцевых взаимодействий является представление о том, что при контакте соседних персонажей кольца происходит растворение защитной оболочки человека — это и иммунная система, и инстинкт самосохранения, и просто психологический барьер. Встречаясь с векторным собратом, человек, не чувствуя никаких психологических барьеров, воспринимает его как старого знакомого, родственника, давно разыскиваемый идеал. Не удивительно, что такая ситуация приводит к роковой любви или вечной дружбе. Вспомните Курта Воннегута: «Если вы обнаружите, что ваша жизнь переплелась с жизнью чужого человека без особых на то причин, этот человек скорее всего член вашего карасса». Карасе на двоих называется дюпрассом. «Настоящий дюпрасс,— учит нас Боконон,— никто не может нарушить, даже дети, родившиеся от такого союза». Конечно, векторная пара не настоящий дюпрасс, она не может для настоящего дюпрасса обрести стабильности. Но стремление к замыканию в паре идет, особенно если пара не супружеская, а дружеская. Слуге хорошо с хозяином, как ни с кем другим, ну а хозяина вполне устраивает преданность слуги и выгоды хозяйского положения. Впрочем, не торопитесь осуждать, может быть, векторные карассы — самое неподдельное, что есть в мире людей.

Елена Булгакова рассказывала: «Пришел человек и сказал — «Я хочу быть вашим биографом.» Булгаков был поражен и тронут столь неожиданно ранним и полным признанием. Человек этот Павел Сергеевич Попов родился в год Дракона, Михаил Афанасьевич Булгаков родился в год Кота. Их дальнейшая жизнь прошла в единстве, «Я все время думаю о тебе»,— писал Попов Булгакову. Он не бросит своею «слугу», ну а Булгаков напишет роман, в котором учеником Мастера будет Иванушка Бездомный, чей прототип Попов.

Кстати, в дружбе учителя и ученика обычно слуга — учитель, а хозяин — ученик. Такая ситуация уравнивает шансы в дружбе и соавторстве. Об этом можно, конечно, спорить, но думается, что в парах Немирович-Данченко (Лошадь) — Станиславский (Кабан), Вильмонт (Бык) — Пастернак (Тигр), Петров (Кот) — Ильф (Петух) уровень слуги достаточно сильно превышает уровень хозяина

Обычно и в браке финансовое, интеллектуальное, преимущество слуги способно стабилизировать брак. Только надо помнить: векторные отношения неравновесны, и любое преимущество слуги рано или поздно растает.

Часто векторное содружество — тормоз для карьеры. Дружба Грибоедова (Собака) и Ермолова (Петух) поразила многих в России. Но быть может, еще больше удивила резкая размолвка неразлучных друзей. А вот чему не придали значения, и зря, так это тому, что после разрыва Грибоедов очень быстро сделал головокружительную карьеру. В практике это очень частый случай как птица, вырвавшаяся из клетки,— высокий полет того, кто казался вечным пешеходом...

Аналогичный случай произошел с двумя детскими писателями - Самуилом Маршаком (Кабан) и Борисом Житковым (Лошадь). Их отношения описал Евгений Шварц. «Всюду появлялись они вместе, оба коротенькие, решительные и разительно непохожие друг на друга» Но векторная любовь меняется на векторную ненависть, начинаются капризы Маршака и обиды Житкова. Окружающие ошеломлены. Шварц пишет: «Их взаимоотношения легко объяснить, если допустить существование черта (!). Без него события тех дней выглядят просто загадочными, Что им было делить? Зачем расходиться? Зачем поносить друг друга усердно, истово, не сдаваясь ни на какие убеждения?»

“Слава Петуху!” - воскликнул М. Булгаков, а мы воскликнем — слава Обезьяне Евгению Шварцу, учуявшему в отношениях Житкова и Маршака черта. Разумеется, это не черт с хвостом и копытами, а попросту мистицизм векторного кольца, но суть та же, и мистик Шварц это понял.

Но у каждой эпохи свои черти. В одной сенсационной статье в «Огоньке» (№ 49, 1990) описывается дружба 1-го секретаря Курского обкома А. Ф. Гудкова (Лошадь) с предателем и полицаем В. И. Полесковым (Крыса). Дьявола в этой истории заменили на американскую разведку, а вот степень мистичности осталась та же. («Пораженный загадочной силой этой дружбы партийный Курск утвердился в мысли, что Полесков является... американским резидентом и по заданию заокеанской разведки разлагает их секретаря.

Власть, даже не самая высокая, всегда сплетена с кольцом. И дело даже не в том, что власть развращает (развращает она далеко не всех) и полна губительных соблазнов, а в том, что кольцо дает чрезвычайно высокую скорость общения, а в политике это большой плюс. Практически вся история политики это история векторных союзов и векторных противостояний, разумеется, облеченных в высокоидейные формулировки. И в этом есть большой парадокс. Казалось бы, облеченный огромной ответственностью политик должен за версту обходить все, что связано со страстями, все, что снижает значение разума. Но в том-то и дело, что свой уход от знака человек не ощущает. Ситуация, со стороны воспринимаемая как абсурд и нелепость, ему самому кажется нормальной и естественной.

В такую историю попал, например, Николай Булганин (Коза), начав ухаживания, а вернее преследование Галины Вишневской (Тигр) именно в тот момент, когда она стала женой Мстислава Ростроповича. «Чуть ли не ежедневные приглашения — то к нему на дачу, то в его московскую квартиру. И конечно бесконечные возлияния». Давил на мужа: «Эх ты, мальчишка! Разве ты можешь понимать, что такое любовь! Вот я ее люблю это моя лебединая песня...» В конечном счете дело чуть не дошло до трагедии, но, слава Богу, Вишневская почувствовала, что хозяйка в этой ситуации все же она, и первое лицо государства получило мощный отпор. Представьте себе, как всего лишь года два спустя после смерти Сталина (еще никакой «оттепели» нет) молодая певица кричит на главу правительства СССР: «Что вы валяете дурака? Я не хочу петь на ваших приемах, потому что мне противно! Я не желаю во время пения видеть ваши жующие физиономии...»

И а соответствии с канонами векторного кольца Булганин все это. как говорится, «проглотил» и даже просил извинения, а вскоре и оставил Вишневскую в покое.

Куда же девается гордость властителя и откуда берется смелость певицы? Все — вращение того же кольца...

В соавторстве кольцо, все-таки,— благо, а в политике? Можно ли приветствовать политическое соавторство? Есть мнение, что желание окружить себя слугами свидетельствует о слабости политика, а обилие хозяев свидетельство своеволия.

И все-таки необходимо признать, что кольцо в политике - неизбежность. Ведь скорость обмена информацией между слугой и хозяином намного превышает скорость обмена в других парах. Слуга и хозяин не знают барьеров общения, они подобны близким родственникам, давно знающим друг друга.

У Рузвельта Ф. Д. (Лошадь) составителем речей был Коркоран (Крыса), у Дж. Кеннеди (Змея) составителем речей был Гудвин (Коза). Известно, как неравнодушен был Ленин (Лошадь) к Бухарину (Крыса) («золотое дитя революции»). Не миновали кольца ни Сталин, ни Хрущев, но особенно отличился нынешний президент СССР — Горбачев (Коза). В его ближайшем окружении слуги появлялись в избыточном количестве —Слюньков, Рыжков, Бирюкова, Талызин, Никонов, Медведев и, наконец, Примаков. Все 1929 года рождения.

Существует мнение (знакомая формулировочка), что содружество слуги и хозяина лишает морали обоих (речь идет о политике). Мнение это подтверждает правление четы Чаушеску (Лошадь и Кабан). Адвокат Теодореску заявил, что они «настолько сочетались, что подобны были двухглавому монстру»).

Еще одно мнение гласит, что по-настоящему разоблачить политика может лишь его хозяин и разоблачение политика Кота лучше доверить Дракону, а Дракона — Кабану. Одним из первых разоблачителей Сталина (Кот) был Раскольников (Дракон), разоблачителем Броз Тито (Дракон) стал Милован Джилас (Кабан), который, кстати, признавал, что в годы войны его отношения с Тито напоминали отношения между отцом и сыном. Разоблачение Кабана лучше доверить Лошади, что и проделал блестяще Хрущев, до него делали Капица и Довженко по отношению к Берии (Кабан) и т. д., и т. п.

Что касается самого Сталина (Кот), то ему тоже досталось от хозяев. Влияние Максима Горького, панибратство Чкалова, разоблачительное письмо Раскольнико-ва. И после смерти Сталина Драконы остаются лучшими его знатоками. Генерал Волкогонов (Дракон) написал о нем большой и подробный труд. Кстати, разобравшись с одним Котом, Волкогонов принялся за другого — Троцкого.

Но возможно ли, что самая физиологическая и ирраци-онная структура гороскопа работает на уровне чисто мыслительном, без всякого намека на контакт? И тут мы вплотную подходим к самому главному смыслу кольца — его чистой атрибутивности, что должно нам продемонстрировать, насколько наш ум еще немощен и несамостоятелен.

Рассказывая в начале статьи об инстанциях, проверяющих мышление человека, мы затронули проблему соотношения в человеке собственно человеческого и того, что в нем имеет аналогию в животном мире, аналогию для его знака. Так вот — эти инстанции практически единственное собственно человеческое, мы называем это сутью. Остальные же его качества носят языковой (атрибутивный) характер. И векторное кольцо, со всей его неподвластностью разуму, полностью входит в языковую (атрибутивную) часть человека. Потому его действие проявляется не только при контакте физическом или визуальном, но и через язык жизни — в поступках, образе поведения, в языке литературном (в прозе и особенно — в поэзии).

Принято считать, что мышление принадлежит своему носителю. Но как тогда расценить такой, скажем, пассаж, который мы находим у Валерия Брюсова (Петух). Он пишет Илье Эренбургу (Кот): «Я искренне люблю Вас, то есть как поэта, ибо как человека не знаю. Это, однако, не значит, что я люблю Ваши стихи. Напротив. Говорю это откровенно по тому самому, что люблю в Вас поэта...» Фантастические, если вдуматься, слова: стихи не нравятся, человека не знает, зато как поэта уже полюбил. В этой ситуации разум Брюсова, в данном случае логическая инстанция (поскольку он Петух), стоял навытяжку перед чисто языковым векторным кольцом (кольцо разуму неподвластно), а попросту говоря, был отключен (ведь Кот хозяин Петуха).

В свою очередь, уже Гумилев (Собака), как слуга Брюсова, ревнует того к Эренбургу и пишет: «Меня смутил только Ваш отзыв об Эренбурге. Сколько я его ни читал, я не нашел в нем ничего, кроме безграмотности и неприятного снобизма».

Во многом, конечно, Гумилев был прав, учуяв необъективный подход Брюсова к Эренбургу, но сам перед кольцом так же беспомощен, проглядел талант у своей жены Анны Ахматовой (Бык): «Мне тогда и в голову не приходило, что она талантлива. Ведь все барышни играют на рояле и пишут стихи...»

Конечно, вектор, идущий через прозу, стихи, историю, культуру, не так трагичен, как в прямом контакте, но разве не трагичен сам факт, что нам не дано объективное восприятие именно тех авторов, которые наиболее нам близки,— кольцевых соседей. Разве не трагично было для Бунина (Лошадь), всю жизнь молившегося на Льва Толстого (Крыса), читать беспомощную и дурацкую критику Толстого Сувориным (Лошадь). Разумеется, что необъективны оба — один в своей безграничной любви, другой в бессильной злобе.

Великий Набоков (Кабан) остался в литературе с целым сонмом уничижительных характеристик, полученных им от Лошадей. Куприн: «Талантливый пустопляс», Бунин: «Блеск, сверкание и отсутствие полное души», Бабель: «Писать умеет, только писать ему не о чем», Георгий Адамович: «Но есть что-то леденящее, мертвящее в его даровании».

Сам же Набоков приложил и ум и сердце, дабы разоблачить своего слугу, достаточно великого, хоть и небезгрешного Зигмунда Фрейда (Дракон), которого называл не иначе, как «венский шаман», в чем, кстати, был очень близок к истине, ведь шаманство дело весьма мистическое, а Фрейд был близок к мистицизму как никто.

Истории эти можно продолжать бесконечно. Ничтожный Владимир Соллогуб (Петух) высмеивает великого Лермонтова (Собака) («Большой свет»), Валентин Катаев (Петух) издевается над Гумилевым (Собака). Историям этим несть числа. И дело не только в том, чтобы благодаря исследованиям по векторному кольцу объяснить необъяснимые явления в истории человечества. Благодаря векторному кольцу, мы проникаем в мир мистики, мир явлений, не подвластных разуму, своего рода антимир. Векторное кольцо дает шанс изучить этот мир максимально подробно и, научившись с ним взаимодействовать, перенести это умение на другие неподвластные разуму сферы.

С другой стороны, векторное кольцо наглядно показывает, что иррациональные сферы чрезвычайно мощны и очень опасно их недооценивать. Словом, не война с мистицизмом, а мирное сосуществование и взаимное уважение должны стать нашим девизом.

И все-таки равновесие невозможно. Если мы считаем, что мы — дети Европы и наш девиз — движение вперед, то мы так или иначе должны теснить мистические сферы, ибо тот Восток, где главенствовала мистика,— это Восток стабильности и застоя. Ну а если наш путь — это особый путь, путь слияния мистического и рационального, прогресса и духовности, то единственное, чего нам можно пожелать, так это объективности, ведь свойства сплава будут зависеть от того, в какой степени нам удастся угадать волшебные пропорции. Не переборщить бы нам с мистической духовностью, ну а с разумом, думаю, мы не переборщим.