144 года — таков срок решения любой исторической задачи в жизни России. Быстрее не решить, но и дольше ждать не приходится. Главное — пройти, как положено, три фазы и добраться до четвертой. В истории России был уже период с оборвавшимся на полдороге циклом (1801—1873), но были и шесть законченных циклов, три из них шли по ритму Востока (революции в годы Быка) и три по имперскому ритму (революции в годы Змеи). В начале XXI века заканчивается четвертый имперский цикл (начавшийся в 1881 году), и результаты двухвекового развития очень скоро предстанут нашим глазам.

Всю вторую эпоху развития человечества, а это веков тридцать, именно империи (государства, чья история развивается по имперским циклам) являются центром мира, лишь в них (на Западе они или на Востоке — неважно) — правда времени. Таким образом, Россия как последняя крупная мировая империя в начале XXI века подведет итог не только своему 1000-летне-му развитию, но и всему развитию человечества в исторической (второй) эпохе.

Обо всем этом необходимо помнить для того, чтобы понять, что сравнительное описание трех заключительных (четвертых) 36-летий трех имперских циклов не даст нам полного представления о масштабах наступающих времен. Однако оценить степень ожидающего нас величия мы сможем.

Четвертые 36-летия имперских циклов внешне похожи чрезвычайно, их легко выделить в череде исторических перемен. Единый властитель, единый порядок, стабильность власти, громкие победы, решение всех мыслимых проблем и одновременно грандиозные планы на будущее. Убедимся в этом путем краткого их обзора.

1017—1053 годы. Таковы в нашей теории годы четвертой фазы первого имперского цикла. 1019—1054— сроки правления Ярослава Мудрого. Заметим, что после Ярослава наступает бесконечная череда коротких правлений, разборов, разделов и т. д.

1461—1497 годы. Таковы в теории годы четвертой фазы второго имперского цикла. 1462—1505 — сроки правления Ивана III Великого. И вновь после Ивана III идут сомнения, раздоры, нет твердой власти, длительного единого правления...

1761—1797 — четвертая фаза третьего имперского цикла. 1762—1796 — время правления Екатерины II Великой. После нее — убийство Павла, декабрьское восстание, общественное оцепенение...

Таким образом, четвертые фазы имперских циклов на исторической шкале видны даже при поверхностном взгляде. 35 лет Ярослава, 43 года Ивана III, 34 года Екатерины II. Лучше них, пожалуй, никто и не правил. И имена соответствуют — Мудрый, Великий, Великая.

«Блестящий век, покрывший Россию бессмертной, всесветной славой ее властительницы, время героев и героических дел, эпоха широкого, небывалого размаха русских сил, изумившего и напугавшего вселенную»,— писал о временах правления Екатерины II В. О. Ключевский. Не было ли здесь преувеличения? Пожалуй, если учесть, что вселенная в то время ограничивалась Европой и что XIX век, полностью подчинившийся Британии, был еще впереди.

А вот если эти же слова перенести на предстоящие нам годы, то никаких сомнений — здесь преувеличения уже не будет. При Екатерине II решались вопросы русских границ — с Турцией, Швецией, Польшей. Теперь вопросы уже действительно мировые, вселенские: Китай, Индокитай, Ближний Восток.

Запад осуществляет экономическую экспансию, Восток осуществляет экспансию идеологическую, Империя (будь то на Западе или на Востоке) осуществляет политическую экспансию. Каждый экспортирует то, в чем силен. И сколько бы ни говорили, что политическая экспансия неблагородное дело, можно доказать, что она благо, если исходит от Империи, а не из стран Востока или Запада. Политическая экспансия оправдана лишь в то время и в том месте, где власть слишком слаба или вообще отсутствует. Направление политической экспансии Империи — почти всегда Восток.

Сильная экономика умирает без мощного товарного экспорта, также и сильная политика невозможна без значительного перевеса внешних политических интересов над внутренними. Внутренний порядок в Империи всегда основан на всеобщем увлечении внешними делами. Особенно же ярко эти, в общем-то очевидные, истины проявляются в четвертых фазах имперских циклов, когда реализуются самые смелые планы.

1017—1053. У Карамзина читаем: «Ярослав заслужил в летописях имя государя мудрого; не приобрел оружием новых земель, но возвратил утраченное Россиею в бедствиях междоусобия... Внешняя политика Ярославова была достойна монарха сильного: он привел Константинополь в ужас за то, что оскорбленные россияне требовали и не нашли там правосудия; но, отмстив Польше и взяв свое, великодушною помощью утвердил ее целость и благоденствие... Мы сказали, что Ярослав не принадлежал к числу завоевателей; однако ж вероятно, что в его княжении область Новогородская распространилась на восток и север. Жители Перми, окрестностей Печорских, Югра были уже в XI веке данниками Новогородскими... завоевание столь отдаленное не могло вдруг свершиться, и россиянам надлежало прежде овладеть всеми ближайшими местами Архангельской и Вологодской губерний...»

Итак, успех везде — колонизация на Севере, укрепление и выравнивание отношений с Византией, ну и, конечно, польский вопрос, который, видимо, решать России всю свою историю. А Ярослав не только вернул русские земли, захваченные поляками, но посадил на королевский престол своего ставленника — короля Каземира. И наконец, Ярослав полностью устранил опасность набегов кочевников: в 1036 году он разгромил печенегов под Киевом, и они больше не тревожили русские рубежи.

Политическая мощь и воля Киевской Руси во времена Ярослава всюду сеяли мир, покой, а одним из важнейших видов политической экспансии стали династические браки, связывающие родственными узами Русь с Польшей, Норвегией, Венгрией, Францией, Византией, Саксонией и т. д.

Не менее впечатляюще выглядит внешняя политика Ивана III Великого.

1461-1497. Историк Ю. Г. Алексеев писал о ней: «Для стратегии Ивана Васильевича характерно стремление действовать на разных направлениях, на широком фронте с конечной целью выхода к главному политическому центру противника. С таким размахом военных действий, с такой постановкой задач, с таким упорством в их достижении мы встречаемся в русской истории впервые».

В результате этой стратегии вассалом Москвы стало Казанское ханство; было окончательно сброшено татаро-монгольское иго («стояние на Угре», 1480); разбиты войска Ливонского ордена. И это все несмотря на то, что Русское государство не раз стояло перед реальностью войны на три фронта: Литва, орден, Орда.

Мощь Москвы была столь велика, что Иван III поставил задачу объединения вокруг нее всех православных земель в пределах древнерусского государства. Две войны с Великим княжеством Литовским положили начало этому процессу — православное население переходило на территорию Русского государства.

Была поставлена и решена на данном этапе и новая задача — выход к Балтийскому морю и участие в морской торговле без посредников.

Второй брак Ивана III с наследницей византийских императоров Софьей Палеолог утвердил политическое могущество Русского государства. «Цесаревна, как наследница павшего византийского дома, перенесла его державные права в Москву, как в новый Царь-град, где и разделяет их со своим супругом» (В. О. Ключевский).

1761—1797. Так же как и при Ярославе и Иване III, при Екатерине II, казалось бы, идет сражение со всем миром. Россия перестала быть чьим-то постоянным союзником, ее политика сделалась абсолютно самостоятельной. Риск был велик — сумей Европа объединиться против России, пришлось бы тяжко. Но разъединенная Европа как завороженная наблюдала фантастический парад российских побед. Может быть, позволили именно потому, что не верили в силу русского оружия, в реальность российской национальной политики — ведь все темное время (1689—1761) не было заметно ни силы, ни самостоятельности России. Но — и Румянцев, и Суворов, и Ушаков одерживали свои победы над многократно превосходящим противником.

«Екатерина отвоевала у Польши и Турции земли с населением до семи миллионов душ обоего пола, так что число жителей ее империи с 19 миллионов в 1762 году возросло к 1796 году до 36 миллионов»,— писал В. О. Ключевский.

Дело, конечно, не в новой географии России, а в том, что на всех своих границах она обрела гарантированное спокойствие. Отныне ей больше не грозят ни Турция, ни Польша, ни Швеция. Будущее покажет, что врагу России придется идти к ней издалека.

И все же ошибается тот, кто отнесет имперские успехи на счет грубой военной силы. Нет, это была победа всего нового и передового и в военном искусстве, и в дипломатическом. В четвертой фазе империя оказывается впереди всех, и в конце концов наступает доминирование во всех сферах. Князь Безбородко, завершая свою дипломатическую карьеру, говорил молодым русским дипломатам: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела». Увы, как только имперский цикл закончился (1797), политическая мощь России стала падать, контрольный пакет политических акций перешел к Британии на весь XIX век, когда все войны заканчивались к ее пользе.

Что касается XX века, то контроль над миром вновь осуществляет Россия (СССР). Все войны, революции, противостояния свершались и, главное, завершались к пользе России, приводили ко все большему ее политическому присутствию в мире. Влияние России распространилось на те регионы, где раньше и имени ее не знали. Не только Ближний Восток, но и Африка, Латинская Америка, а фактически весь мир стал сферой российских интересов. Однако истинную свою мощь Россия явит лишь в четвертой фазе нынешнего имперского цикла (1989—2025), то есть в ближайшие десятилетия. Внешняя ее политика, свободная от идеологических догм, станет и мощней, и честней, и полезней для всего мира, чем она была в предыдущих имперских циклах. Самое сложное здесь — как можно точней определить, кто нуждается в нашей политической помощи, а кто сам справится со своими проблемами.

О глубоком анализе этого пока неизвестно, но скорее всего ни балканский, ни ближневосточный, ни афгано-пакистанский узлы без России развязаны не будут. Это на ближайшие годы. А впереди (примерно 2009 год) маячит сверхмощный китайский кризис, разрешать который предстоит также России. Наш тоталитарный двойник (США) к этому времени будет чрезвычайно слаб (нижняя точка — 2005 год).

Не следует думать, что разрешение всех этих конфликтов неизбежно потребует участия армии. И хотя гарантировать, что армия не потребуется, мы не можем, все-таки главную роль в распространении благотворного российского влияния будет играть не армия, а информационная мощь, дипломатия, наука, коммуникации, индустриальная помощь в конце концов.

Уже не один век существует целый пакет заблуждений относительно всесилия денег, главенства экономики, предпочтительности рынка и т. д.

По этой логике в войне побеждают те, у кого больше денег на войну. По этой же логике политическая мощь — следствие внутреннего богатства. История многократно опровергала эту логику. Наиболее мощная политика у империй особенно в четвертой фазе, но ни богатства, ни какого-то чрезмерного изобилия, ни народного благоденствия не наблюдается. Как объяснить этот парадокс?

Дело в том, что в империи силы всегда сконцентрированы. Так, от Алексея Тишайшего до Екатерины II все было подчинено одному — построению военного государства. Вот почему еще задолго до своих великих побед, в 1763 году, когда в стране не было даже денег на содержание армии, Екатерина II говорила: «У меня лучшая армия в целом мире...»

Аналогичная ситуация сегодня. От Александра III до наших дней Россия строила мощную государственную индустрию, индустрию и только ее, забросив все остальное. На счету этой индустрии (не путать с экономикой) победа в великой войне, когда против нашей молодой индустрии сражалась индустрия всей Европы (кроме Британии, в Европу не входящей); создание космического комплекса, энергетической, транспортной и прочих систем. И сейчас мы можем с екатерининской уверенностью сказать: «У нас лучшая индустрия в мире...» И не беда, что как и у Екатерины поначалу не было денег на содержание армии, так и у нас пока не хватает денег на содержание нашей гигантской индустрии.

Наша индустрия никогда не была связана по рукам и ногам рыночной необходимостью выпускать только ширпотреб и могла сконцентрироваться на действительно важных и крупных делах. Для того, чтобы это было так, требуется лишь одно условие — развязать руки ведущему классу — технократии.

Вернемся в екатерининские времена. Еще не произошел переворот, у власти незадачливый муж Екатерины Петр III, а уже произнесено главное слово четвертой фазы: «Дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают». В манифесте 18 февраля 1762 года признавалась «польза службы и учения, которые устранили грубость и невежество и укореняли благородные мысли, а потому нет необходимости принуждать дворян к службе». Разрешалось даже служить за границей (!).

Так что три фазы взращивают гомункулуса, а четвертая освобождает его из реторты. В этом разгадка всех чудес четвертой фазы.

Именно сочетание полной внешней свободы с сохранением внутренней преданности государству (а не себе лично) дает высшие достижения всей мировой истории. Ключевский писал по поводу екатерининского «Наказа»: «Государство в вас самих и в ваших домах, а не в казармах и канцеляриях, в ваших мыслях, чувствах и отношениях».

Государственная идея наиболее эффективна не в первой фазе, когда она ощущается смутно и как бы подсознательно; и не во второй, когда она навязывается насильственно; не в третьей, когда от нее не дают избавиться и убежать; а именно в четвертой, когда она становится осознанной необходимостью.

Однако дело не только в осознании и неконтролируемом добровольном служении государству. Абстрактной преданностью не получишь столь мощных плодов,

Крестьяне служат дворянам, поскольку те служат государству, но при освобождении дворян от службы и крестьяне вроде бы должны освободиться, но не тут-то было... Екатерина II подумывала об освобождении крестьян, но время для этого еще не пришло.

Аналогичные процессы можем видеть и сейчас. Технократия и ра-бочий класс — вот две стороны нашей жизни, причем технократия получает свободу от прямой службы государству. Теперь технократы вольны заниматься гуманитарными проблемами, коммерцией, вернуться на землю, даже «уехать за границу». Рабочий же класс по-прежнему прикован к квартире, зарплате, трудовой книжке, пенсии и т. д.

Сказанное касается только метрополии, а метрополия, истинная Россия — это то место, гдe стоят фабрики и заводы, где есть аграрные территории, на которых производство стало поточным, а крестьянин превратился в служащего, пролетария.

Так и войдем в золотой век: химики, ушедшие в коммерцию, физики, занятые политикой, и математики, ведающие идеологией... А что удивляться, разве не военный класс (дворянство) в свое время создал великую литературу, да и все остальное заодно.

Вот историк Сергей Платонов пишет о дворянстве: «Грамотою 1785-го года (в нашем цикле это будет 2013 год.— Авт.) завершен тот процесс сложения и возвышения дворянского сословия, какой мы наблюдаем на всем пространстве XVIII века. При Петре Великом дворянин определялся обязанностью бессрочной службы и правом личного землевладения, причем это право принадлежало ему не исключительно и не вполне. При императрице Анне дворянин облегчил свою государственную службу и увеличил землевладельческие права. При Елизавете он достиг первых сословных привилегий в сфере имущественных прав и положил начало сословной замкнутости; при Петре III снял с себя служебную повинность и получил исключительные личные права. Наконец, при Екатерине II дворянин стал членом губернской дворянской корпорации, привилегированной и державшей в своих руках местное управление».

То же, почти не меняя слов, можно будет со временем сказать о технократии, директорском корпусе, конструкторах, инженерах, ученых. Хотя, возможно, дело не только в близости человека к заводу, а в особом способе работы с информацией, так же как в дворянстве не все решали военные заслуги.

Мы еще не знаем истинного предназначения созданной у нас индустрии. Несомненно, что ей предстоят задачи покрупнее запуска космических спутников, можно лишь предположить, что главная ее задача — создание единого информационно-транспортного обеспечения земного шара.

Очень важно, что в четвертой фазе главенствуют формализуемые стихии, к которым относятся и армия, и информация, а еще мультипликация, архитектура, право.

Все, что так безоглядно разрушается во второй фазе, в четвертой создается, но уже на новом уровне.

Вот, скажем, Петр I уничтожает столичное благолепие, перенеся столицу, что называется, в болото, но уже в четвертой фазе, при Ека- терине II, новая столица приобретает в полной мере столичный блеск.

Чего только не разрушили во второй фазе (1917—1953) большевики— все на новом уровне восстановится в четвертой. В частности, во второй фазе уничтожаются старые законы, наступает беззаконие, а в четвертой фазе, практически все 36 лет, законы творятся. Причем законы эти не столько для четвертой фазы (пока имперский цикл не кончился, законы не работают), сколько на будущие времена.

1017—1053. Древнейшее собрание наших гражданских уставов известно под именем «Русская правда». Карамзин пишет: «Блестящее и счастливое правление Ярослава оставило в России памятник, достойный великого монарха... Ярослав... первый издал законы письменные на языке славянском».

«Русская правда» законодательно закрепила все изменения в славянском обществе, где на место родов и племен пришли сословия.

«Бояре и тиуны княжеские занимали первую степень. Люди военные, придворные, купцы и земледельцы свободные принадлежали ко второй степени; к третьей, или нижайшей, холопи княжеские, боярские и монастырские, которые не имели никаких собственных прав гражданских».

В основном же в «Русской правде» содержались нормы уголовного и гражданского права.

Эпохе Ярослава принадлежит и введение церковного суда (святотатство, еретичество, волшебство, идолопоклонство).

1461—1497. После того как кончилась власть Орды (1480), можно было вводить свои собственные законы. Первым правовым актом единого Русского государства была Белозерская уставная грамота (март 1488). Подобными грамотами снабжались другие уезды Русского государства.

Все в этом документе было впервые: и установление точного размера «кормов» наместников; и запрет на произвольные поборы; и точное определение состава наместнического аппарата; и суд наместника впервые стал представительским, а не закрытым от простых граждан, которые получили право подавать иск на наместника в случае его самоуправства.

И поистине грандиозным итогом законотворческого 36-летия стал «Судебник», принятый в 1497 году.

Впервые узаконен центральный суд русского государства — суд бояр и окольничих, причем он вменялся в обязанность боярину. Впервые же были официально запрещены взятки — «посулы». Впервые точно фиксируется размер судебных пошлин. Впервые введен принцип опроса представителей местного населения в случае, когда против подозреваемого в преступлении нет бесспорных улик.

«Судебник» практически приравнивал ранее почти бесправного холопа к крестьянину. Был установлен единый по всему государству день выхода крестьян от помещика (Юрьев день). «Судебник» впервые законно оформил новый тип землевладения — поместье.

Любое новое приобретение Русского государства сразу же входило в систему административного учета. Так, например, после присоединения Великого княжества Тверского его земли были сразу же описаны по-московски в «сохи» и обложены налогом.

1761—1797. Немалые достижения в сфере права произошли во времена Екатерины II. Начиная с указа о вольности дворянства в 1762 году и кончая уже павловским актом о престолонаследии 5 апреля 1797 — все 36-летие было строительством и становлением нового правового порядка. Императрица сама называла свое время «эпохой законобесия» (особенно это относится к срединному 12-летию- 1773-1785 гг.).

Манифест 19 сентября 1765 года о государственном межевании «произвел великое потрясение умов и всех деревенских владельцев заставил непрерывно много мыслить и хлопотать о своих земельных имуществах...» (В. О. Ключевский).

Другой историк, С. Платонов, написал коротко и ясно: «Екатерина II желала законности и порядка, беспорядок господствовал и в правлении, и в законодательстве».

Важнейшими, видимо, надо считать учреждения 1775 года. «Губернские учреждения Екатерины II составили эпоху в истории управления России»,— писал Платонов. И далее: «Таким образом, с 1775 года вся страна уже управлялась дворянством от низу до верху, 1775 год дал дворянству сословную организацию и административное значение».

Ну и, конечно, жалованная грамота дворянству в 1785 году, ставшая «систематическим изложением ранее существовавших прав и преимуществ»,

Напомним, что в четвертой фазе, как и во всем имперском цикле, все еще идет не по закону, а по правде жизни, законы создаются для будущего, когда правды уже не будет, но останется лишь ее закон. Вспомним «Наказ» Екатерины II, который был составлен для Комиссии об Уложении, созванной в 1767-м (шестом году четвертой фазы). Вспомним, что немало передовых идей западных мыслителей вошло в «Наказ» и что через год под предлогом начала Турецкой войны работа Комиссии была прервана.

Так что нас, живущих в четвертой фазе имперского цикла, ждут еще долгие годы законотворчества, а отнюдь не один-другой месяц на принятие Конституции. Западные идеи у нас не привьются, не будет у нас пока и работающего парламента. Законы создаст сама жизнь, задача властителей их зафиксировать. Это будет самое передовое и самое современное право на земле, и немудрено, что оно станет образцом для большинства стран мира. Окончательно же сформируется и заработает это право лишь к 2025 году, хотя в целом уже будет существовать к 2013-му.

Во вторых фазах разрушаются не только право, мораль, литература, философия, но и вполне реальные физические объекты. (Стоит ли напоминать о невероятном числе разрушенных с 1917 по 1953 год храмов, памятников архитектуры, монументов и т. д.)

В четвертой фазе все восстанавливается, строится заново.

1017—1053. До крещения Руси сколько-нибудь значительных архитектурных сооружений у нас не было. При Ярославе Мудром был создан Печерский монастырь, ставший духовным центром Киевской Руси, построена Святая София — главное церковное и общественное сооружение Киевской Руси (заложен собор в 1037 году). Софийский собор в Новгороде сооружен в 1045—1050 годах.

Киев времен Ярослава заслужил название второго Царьграда за красоту своих церквей, домов, княжеских покоев. По всему государству развернулось каменное строительство, шла закладка новых городов. Об этом написано много, есть что почитать.

1461—1497. Архитектурный бум времен Ивана III Великого тоже достаточно описан. Вновь, как и при Ярославе Мудром, архитектура как бы отражала политические изменения в государстве. Статус Москвы, как столицы единого Русского государства, требовал соответствующего ее облика. Началось на новом уровне собирание камней. Строится митрополичий центр — Успенский собор (1475—1479). Возглавил строительство Аристотель Фиора-ванти, приглашенный за баснословное жалованье (10 рублей в месяц; целую деревню можно было купить за 2—3 рубля). Он же строил Благовещенский собор (1484—1489), Грановитую палату (1487—1491) и другие объекты Кремля, который в обновленном виде на многие века стал символом России.

Обновлялись и старые города, закладывались новые. В их возведении участвовали великие архитекторы мира.

«Столица Русского государства приглашала и привлекала мастеров со всей Европы. Приезжали мастера «стенные и полатные», пушечные и серебряных дел, приехал даже «органный игрец», августин-ский монах, вскоре женившийся в Москве и принявший православие»,— пишет Ю. Г. Алексеев. Об этом времени говорил Н. М. Карамзин: «Иоанн, чувствуя превосходство других европейцев в гражданских искусствах, ревностно желал заимствовать от них все полезное, кроме обычаев, усердно держась русских...»

Но и в эпоху Екатерины II, несмотря на многочисленные войны и далеко не сладкое житье народа, строительство приняло общенациональный масштаб. Особый блеск приобретала столица. Обратимся снова к В. О. Ключевскому, писавшему о Екатерине II: «Она хотела стоять в уровень с умственным и художественным движением века. Санкт-Петербургский Эрмитаж со своими картинами, ложами Рафаэля, тысячами гравюр, камей — монументальный свидетель ее забот о собирании художественных богатств, а в самом Петербурге и его окрестностях, особенно в Царском Селе, сохранились еще многие сооружения работавших по ее заказу мастеров — Тромбара, Кваренги, Камерона, Клериссо, Чевакинского, Баженова и многих других».

Разумеется, что-то строилось и во вторые и третьи фазы (при Петре I— Петергоф, при Сталине — Университет на Ленинских горах и т.д.), однако именно в четвертой фазе строительство наиболее развито, широко и органично. Во второй же фазе, как уже говорилось, больше разрушается, чем строится, и «великие стройки» часто заканчиваются провалом, как, например, строительство Дома Советов.

Три раза строилась столица России, каждый раз новая — Киев, Москва, Санкт-Петербург. Поскольку четвертой столицы у нас не предвидится, то строиться будет... столица мира. У нас. И ничего здесь удивительного — столицы мира строятся только в империях, на Западе предпочитают столичные города делать маленькими и спокойными (Бонн, Вашингтон и т. д.).

В принципе строительство уже началось. Все кругом еще еле дышит, власть зыбка, экономика в ступоре, а строительство идет полным ходом. Чего не хватает Москве, чтобы стать столицей мира? Гостиниц, ресторанов, спортсооружений, пешеходных зон — все это ясно. Но важнее, видимо, другое. Москва, наверное, впервые в мире готова к превращению в эдакую «городо-деревню», где городские коммуникации будут сочетаться с деревенским пейзажем. Радиус такого города — одна-другая сотня километров. Впрочем, это уже из области мечтаний. Но вполне осуществимых.

Великое строительство, сверхмощная политика, всемирное покровительство, счастье и радость бытия при среднем материальном достатке. Возможно ли все это, нет ли ошибки в наших расчетах? Давайте вернемся к реалиям и сверим ход исторических часов. Шутка ли — мы уже четыре года живем в четвертой, золотой фазе четвертого имперского цикла России.

Уже четыре года и — всего четыре года. Все великие события впереди; это, однако, не должно влиять на сам факт — четвертая фаза уже с нами, и ее прелести и недостатки уже должны проявиться.

Недостаток, хотя и временный,— прекращение властного давления, а это гражданам, привыкшим к кнуту, представляется как отсутствие власти. В. О. Ключевский пишет об обстановке, предшествовавшей перевороту 1762 года: «Языки развязались, как бы не чувствуя страха полицейского; на улицах открыто и громко выражали недовольство, без всякого опасения порицая государя. Ропот незаметно сложился в военный заговор, а заговор повел к новому перевороту».

Вспомним, что с появлением у власти Горбачева очень быстро развязались языки. Но реально до 1989 года ни открытого недовольства, ни ропота, ни заговора не было. (Вспомним, какой страх сковал наши демократические издания весной 1988 года, когда опубликовала свое письмо Нина Андреева.) Лишь в 1989 году началось открытое неподчинение коммунистической власти и постепенное перетекание власти в новые структуры, что и спровоцировало августовcкий путч 1991 года.

Однако, несмотря на видимое безвластие, четвертая фаза отличается высочайшей самодисциплиной, тем более высокой, чем ближе столица. 36 лет террора, затем 36 лет повсеместного регламентирования и ограничений вырастили чрезвычайно организованный народ, которому никакая видимость безвластия не страшна. Приведу слова В. О. Ключевского о перевороте 1762 года: «Революция самая веселая и деликатная из всех нам известных, не стоившая ни одной капли крови».

Путч 1991 года многие называли опереточным, шутовским. В любом случае введение войск в 10-миллионный город в любое другое время, кроме как в четвертой фазе, привело бы к рекам крови. Для четвертой же фазы характерно, что и смерть трех юношей была отмечена реками слез. Во второй фазе убийства, казни были ежедневной реальностью, в третьей фазе все события такого рода тщательно скрывались (пример: Новочеркасск, 1962).

Слезы, судя по всему, нам еще предстоят в больших количествах, но — слезы умиления. Ключевский: «Плакал и при встречах императрицы, при чтении ее манифестов и «Наказа», плакали за парадными обедами в ее присутствии, плакали от радости при мысли, что бироновское прошлое уже не вернется; никогда, кажется, не было пролито в России столько радостных политических слез, как в первые годы царствования Екатерины II». А быстро ли устанавливались величие и порядок во времена Ярослава и Ивана III?

Четыре года до революции и четыре после нее — сплошная чехарда и неразбериха. В 1018-м, спустя год после революции, Ярослав еще собирался бежать в Скандинавию и лишь в 1019 году, уже два года пребывая в четвертой фазе, он, разгромив печенегское войско Святополка на реке Альта, окончательно укрепился на Киевском столе.

Да и настроение от непрекращающегося братоубийства, надо полагать, было прескверное. Святополк убил Бориса и Глеба, Ярослав — Святополка; все отягчалось еще и постоянным присутствием иностранных войск, поляков и печенегов (Святополк), варягов (Ярослав). Но именно тогда начинался самобытнейший период русской истории.

Революция 1461 года началась с массовых казней князей Василием Темным; МОСКОВСКИЙ КНЯЗЬ открыто заявил о своем праве на единодержавие. Не только никако го блеска и расцвета, напротив, кругом одно беспокойство и неустройство. В Большой Орде к власти пришел энергичный и честолюбивый Ахмат, мечтающий возродить былой блеск державы Чингизидов. Над восточным рубежом нависает новое Казанское ханство, держава сыновей Улу-Мухаммада. Обостряется конфликт с Великим Новгородом. Неспокойно в Пскове, на вече произошло драматическое событие — наместника «спихнули» со степени. Оскорбленный князь поехал жаловаться в Москву. Неспокойно в самой Москве. Новый митрополит Феодосии, жесткий и суровый аскет, руководствуясь требованиями церковной дисциплины, вздумал приструнить московских посадских священников. Церкви стояли без попов, отрешенных от службы. Посад роптал.

Так что наши нынешние, якобы смутные, времена ничем особым не отличаются от других вхождений в четвертую фазу. Правда, большинство сегодняшних историков и политологов с испугу ищут аналогии с длительными смутами, тянувшимися десятилетиями. Не смута у нас, а просто разминка перед золотым веком.

Сложнейшие клубки проблем доставались и Ярославу, и Ивану III, и Екатерине II, и распутывали они их с необычайной скоростью и изяществом. Однако не в личностях здесь главное. Конечно, ни Горбачев, ни Ельцин не «тянут» на Ярослава Мудрого, как далеко было до него и Петру III, что, однако, не помешало именно Горбачеву начать реформы. Это при нем (как некогда при Екатерине II) упразднили Тайную канцелярию, позволили вернуться раскольникам, вышел указ о вольности дворянства.

И теперь, независимо от слабости лидеров, все необходимые изменения в политике и экономике происходят в свое время. Например, освобождение технократии от политического (1990), военного (1991) и ведомственного (1992) контроля прошло в кратчайшие сроки, несмотря на явное недоверие информационной и демократической властей к директорам.

Даже наша инфляция, как и в екатерининские времена,— это не изъяны экономики, а следствие некой революционной эйфории, когда на радостях раздали слишком много денег.

Однако кризис налицо, и нам важнее увидеть интеллектуальные и образовательные блики четвертой фазы.

Действительно, если во второй фазе правит бал чернь, а в третьей — серость, интеллект становится страшным грехом, то в четвертой фазе, напротив, профессионализм, блеск ума, гений становятся желанными как для власти, так и для народа. Элитарность становится легальной.

Ключеский заметил по поводу Екатерины II, что «обойтись без книги и пера ей было так же трудно, как Петру I без топора и токарного станка». Вот ясное противопоставление второй и четвертой фаз.

Екатерина II писала: «Я не боюсь чужих достоинств, напротив,, желала бы иметь вокруг себя одних героев и все на свете употребляла, чтобы сделать героями тех, в ком видела малейшее к тому призвание».

Вспомним и мы, что единственный лидер нашей революции, академик Сахаров, — для политики интеллектуал беспрецедентного уровня. Вспомним, скольких интеллектуалов удалось за несколько лет поднять из безвестности. Культ серости, безусловно, канул в прошлое, даже апологеты серости стараются подобрать себе лидеров поярче.

Еще один признак: замена карательной функции государства на благодетельную. Ключевский: «Из грозной силы, готовой только карать, о которой страшно было говорить и думать, власть превращалась в благодетельное, попечительное общество, о котором не могли наговориться, которым не умели нахвалиться».

Может быть, мы еще не дошли до того уровня, но уже сейчас видно, как разные ветви власти соревнуются между собой не в суровости кар, а в том, кто больше пообещает благ, кто сильнее облагодетельствует стариков, ветеранов и т. д.

В завершение хотелось бы напомнить график перехода от смут и сомнений к решающим успехам и блеску побед. 1993 год — победа новой власти, начало экономического подъема, выход новой политики на международную арену. 1997 год — достижение экономического благополучия, выход экономики на международную арену, всеобщий народный подъем, начало идеологической революции. 2001 год — окончательная стабилизация власти; слияние всех ветвей информационной власти. Завершится время «собирания камней», и, может быть, тогда и начнется самое важное строительство для себя и для всего человечества — единого дома и единого закона.