Поиски Империи

Содержание

Для поисков Империи момент прекращения имперского ритма необыкновенно важен, тут теория требует многих символических, а также реальных неприятностей. Разумеется, неприятностью номер один должно было стать то, что немыслимо в имперском ритме,— крупное военное поражение. Структурный гороскоп тут не одинок, все, кто занимался периодизацией турецкой истории, заметили перелом в 60-е годы XVI века. В частности, М.Мейер датой «начала перемен» считает 1571 год (14-й год после Империи, 6-й год Востока), год поражения в морской битве при Лепанто.

В 1570-м Селим II, унаследовавший в 1566 году османский трон, затеял воевать с венецианцами. Европа уже научилась объединяться, по инициативе папы была собрана «Священная лига» для войны с османами (Венеция, Испания, Мальта, Генуя, Савойя и ряд других государств). «В грандиозном по тем временам морском сражении соединенный флот католических государств Европы разгромил османский флот, потопив или захватив 224 из 277 кораблей противника и потеряв при этом всего 15 галер» (М. Мейер). Знаменитый писатель Сервантес, бывший участником этого сражения, писал, что в тот день «рассеялось заблуждение, в коем пребывал весь мир и все народы, полагавшие, что турки на море непобедимы». Нам же остается добавить, что никакого заблуждения не было, имперский османский флот так и остался непобедим, проиграл сражение флот восточного постимперского государства.

Разумеется, не все так просто. Через год флот был восстановлен, через два года турки получают Кипр, через три изгоняют испанцев из Туниса. «Тем не менее поражение при Лепанто определенно свидетельствовало, что период военного превосходства Османской державы уже прошел. В конце XVI и XVII веке османские войска еще не раз одерживали победы, но ряд крупных поражений показал, что их былая непобедимость окончательно осталась в прошлом» (М. Мейер).

Причины столь резкого спада историки, переоценивающие влияние личности на ход истории, находили в вырождении султанов, не понимая, что этому тоже должна быть причина. «Припомнив блеск и могущество царствования первых девяти султанов и особенно эпохи Мехмеда II и Сулеймана I, кажется на первый взгляд непонятным, каким образом уже с половины XVI века в Турции обозначились достаточно резко те общественные недуги, которые, начиная со смерти Сулеймана, повели это скороспелое военное государство к прогрессивному разложению. Военная сила взмахнула Османов быстро на высоту их военного господства, а причины этой быстроты заключались в несомненной даровитости большей части ее султанов до Сулеймана включительно. Но как только началась серия тупоумных или развратных турецких властителей, так непосредственно началось и постепенное территориальное распадение, и признаки государственного разложения начали обозначаться яснее» (А. Чемерзин).

Другие историки видят причины упадка в чрезмерном вмешательстве в политику женщин.

Здесь мы наблюдаем параллель с вечным историческим двойником исламских империй с Византией. Когда в ее истории началась деградация государства после второго волевого рывка, то многие историки обвинили в этом тех женщин, что встали у руля власти.

Самые солидные историки смотрят, конечно же, глубже: «Основной причиной ослабления Османской империи было разложение военно-феодальной структуры государства, в первую очередь сипахийской системы землевладения. С течением времени потребности османских феодалов в деньгах резко возросли, изменился и сам образ их жизни. На смену военному аскетизму пришла страсть к роскоши, дорогим одеждам, пышным дворцам» (М. Мейер).

Солидной кажется точка зрения тех, кто винит в ослаблении государства непосредственно османский народ. «Отличавшиеся прежде воинственностью, силой, терпеливостью, скромностью, воздержанностью и бережливостью, ныне (XVII век.— Авт.) сипахи стали вялы, трусливы, сладострастны... и за деньги выставляют вместо себя наемников, чему в достаточной степени способствуют корыстолюбие пашей и продажность чиновников» (С. Градич). Что ж, и в этом есть правда. Империя забирает у народа все силы, ничего не оставляя ему со своим уходом. Самое же главное, что с уходом имперского ритма уходит кураж, лихость, широта натуры, бесшабашность. Так было в Англии после 1617 года, когда вдруг, неожиданно нация потеряла свой лихой пиратский инстинкт. Также и в Турции «в конце XVI века прошла пора веселой жизни, не стало потребности и в разгульных песнопениях, служивших отголоском праздного наслаждения такой жизнью» (А. Крымский).

Что же приходит на смену имперской духовной вольности? Разумеется, более ортодоксальная вера, то, что сейчас назвали бы исламский фундаментализм. «Османская династия, первоначально довольно равнодушная к религии и подчинявшаяся влиянию дервишского вольнодумства, силою обстоятельств была вынуждена возобновить традиции воинствующего ислама, в 1593 году во время одной из европейских войн впервые было вынесено в бой «зеленое знамя пророка», будто бы найденное в Дамаске» (В. Бартольд).

Внутри имперского цикла крестьянские восстания обычно обозначали даты смены одной фазы на другую. После имперского цикла восстания идут сплошной чередой. Тишина, установившаяся в государстве после восстания Календера (1527), прервалась в 70—80 годах мощным гулом беспрерывных бунтов. «Социальное равновесие в османском обществе достигалось за счет отказа от индивидуальных стремлений человека, его подчинения теократической идее всеобщего счастья. На рубеже XVI—XVII веков рухнул миф о крестьянской идиллии под харизматической властью дома Османов. Восстания, охватившие империю на рубеже XVI—XVII веков, ознаменовали собой конец героической эпохи великих завоеваний, не оставив от нее ничего, кроме смутных легенд и суровой реальности бесконечной османской теократии» (Н. Иванов).

Кажется, что рухнул не просто имперский ритм, а рухнула сама система бытия. В упадок пришло сельское хозяйство, уже в 1564—1565 годах был голод, в некоторых районах большинство населения питалось травой. И это практически сразу за «золотой» четвертой фазой. В том же 1564 г. впервые был зафиксирован дефицит поступлений в казну. Янычары, оплот имперской государственности, деградируют на глазах. «Янычары XVII века уже обращаются к побочным заработкам — ремеслу и торговле, но не уступают своих привилегий. В 1617—1623 гг. в результате янычарских бунтов сменилось четыре султана. Подобные события дали современникам повод писать о янычарах, что «они так же опасны в мирное время, как слабы во время войны»... Пример Роксоланы, любимой жены Сулеймана, оказался заразительным, править начинают женщины султанши-матери. В народной памяти первая половина XVII века осталась как «эпоха правления женщин» (М.Мейер).

Ну и, наконец, еще одна характернейшая деталь, сопровождающая смену одного ритма другим. «С начала XVII века был изменен порядок наследования. С этого времени престол стал переходить не от отца к сыну, как раньше, а к старшему по возрасту члену династии» (А.Новичев). Впрочем, это уже не так важно, народ отворачивается от пьяниц-султанов и властолюбивых султанш, высшая власть, высший авторитет постепенно переходит к духовенству.

В дальнейшем были и территориальные приобретения (например, за счет венецианцев или Малороссии), были и грандиозные планы (каналы: Суэцкий и Волго-Дон), впрочем, нереализованные, были попытки реформировать развалившуюся империю. Однако удерживать страну в прежних границах становилось все труднее. Первый постимперский цикл (1565—1709) Турция еще кое-как держалась, но уже с XVIII века «посыпалась». Австро-Венгрия, Россия, Иран забирали кто сколько хочет, если Турция и смогла что-то сохранить, то не благодаря своей силе, а благодаря невозможности договориться между собой других стран. До сих пор нет покоя во многих территориях, входивших в Османскую империю. Тут и Закавказье, и Ближний Восток, и Балканы. Видно, срок давности не истек...