Поиски Империи

Содержание

«С начала второй мировой войны и нападения гитлеровской Германии на СССР, несмотря на формальное провозглашение Ираном нейтралитета, деятельность фашистской агентуры в Иране при полном поощрении со стороны правительства Реза-шаха усилилась еще больше. В городах Северного Ирана создавались фашистские группки, которые иногда действовали под покровительством местной полиции. В Тегеране издавался фашистский бюллетень на персидском языке. Многие газеты были подкуплены гитлеровцами. Германия требовала передать ей иранские авиационные базы. На случай, если не удастся втянуть Иран в войну, готовился переворот... В начале августа 1941 года в Тегеран под видом представителя малоизвестной фирмы приезжает руководитель разведки Кана-рис, снабженный огромными суммами фальшивых денег для подкупов» (М. Иванов).

СССР трижды предупреждал Иран — 26 июня, 19 июля, 16 августа... Наконец, 25 августа СССР принимает предложение Англии и союзники вводят в иран свои войска. В результате вместо предполагаемого фашистского (точнее профашистского) переворота переход во вторую фазу прошел достаточно мирно. Реза Пехлеви 16 сентября отрекается от престола, а к власти приходит его сын Мо-хаммед Реза Пехлеви.

Фактически главным революционером стал Реза-шах, добровольно, без чьих-либо уговоров ушедший с политической арены: «Народ всегда знал меня как самостоятельного шахиншаха, хозяина своей воли, сильного и стоящего на страже интересов своих и страны, и именно из-за этой репутации доверия и уважения народа ко мне я не могу быть нормальным падишахом захваченной страны и получать указания из рук русского и английского младшего офицера».

Сдерживающими революционное творчество народа были, естественно, оккупационные войска. Однако не будем забывать, что оккупация была не обыденной, а двухполюсной, а стало быть, давшей возможность не задохнуться под тяжестью чужеродного тела, сохранить свое лицо, свою индивидуальность. Так еще раз торжествовала идея равновесия.

«Концепция равновесия — ведущий принцип иранской внешней политики на протяжении большей части XX столетия — была разработана монархами из династии Каджа-ров как метод, позволяющий уменьшить экономическую и политическую зависимость Ирана неустанным балансированием между двумя силами» (М. Реза Годе).

Говоря о второй имперской фазе, мы уже в который раз приходим к вопросу о роли личности в ходе истории. В третьей фазе историей правит номенклатура, в четвертой фазе освобожденный класс-лидер, в первой нечто неопределенное, то ли законы эволюции, то ли непосредственно Управитель судеб, но уж во второй-то фазе роль личности никто не оспорит. За редкими исключениями вся вторая фаза отдается одному-единственному вождю, и все трансформации внутри фазы достаточно точно отражают внутренние переломы в жизни вождя. Формально старому и последнему монарху Пехлеви досталось 38 лет правления, но мы-то с вами понимаем, что ему всего лишь досталась вторая имперская фаза.

«Долгий 38-летний период его царствования был сложным временем драматических, политических коллизий, крупных экономических реформ и не менее масштабных социальных трансформаций. Судьба оказалась суровой к этому человеку. Она сделала его монархом в тяжелый для Ирана момент, когда страна практически утратила свой суверенитет и, несмотря на провозглашенный во второй мировой войне нейтралитет, была оккупирована войсками великих держав» (3. Арабаджян).

В Османском имперском цикле, так же как и в цикле Великого Могола, вожди второй фазы не выделялись на фоне своих предшественников или последователей какой-то чрезмерной жестокостью или демонизмом, что не мешало им править долго и мощно. Второй Пехлеви по своему темпераменту и способностям безусловно уступал своему отцу, что не помешало ему стать типичным вождем-полубогом. Таким образом, слабость характера или нерешительность не в состоянии испортить систему всевластия тирана (будь то Генрих VIII, Иосиф Сталин или Мохам-мед Реза), с одним лишь условием — не выходить за рамки второй фазы ни на один год, ни на один месяц. Естественное любопытство, вынося тирана в третью фазу, может принести ему большие разочарования.

«Если говорить о характере шахиншаха, то, очевидно, что он не был сильным и твердым, как у его отца. В какой-то степени это, вероятно, определялось и тонкостью его натуры, склонностью сомневаться в себе, своих поступках. А также и тем, что в отличие от Реза-шаха, вынужденного с юности самому решать свои проблемы и продвигаться по службе, Мохаммед-Реза все-таки рос в тепличных условиях и был подвержен влиянию первого, что одновременно очень сильно сковывало как его самостоятельность, так и волю» (3. Арабаджян).

Казалось бы, с такой характеристикой правителю не удержать власть в своих руках. Однако парадокс второй фазы в том, что она не предъявляет требований к воле и прочим положительным качествам, скорее, напротив, она требует отсутствия определенных сдерживающих начал, стремления к всевластию, к власти без ответственности. Поэтому капризный, взбалмошный, неуравновешенный правитель с целым букетом порочных пристрастий для второй фазы в самый раз. В этом смысле Генрих VIII, Сталин, Мохаммед-Реза, каждый по-своему, но одинаково точно соответствовали второй фазе. Что касается борьбы за власть, то ею как бы заняты другие люди, вождь добивается всего чужими руками, все ему приносится на блюдечке с голубой каемочкой. Впрочем, обо всем по порядку.

«После отречения Реза-шаха от престола политическая и идеологическая ситуации в стране сильно изменились. С одной стороны, шла консолидация правых, антидемократических сил, причем важной особенностью новой ситуации стало усиление позиций крупного шиитского духовенства, чему в значительной степени содействовали шахский двор и связанная с Англией группировка правящих кругов. С другой стороны, в новых условиях оживилась деятельность демократических сил. Были возвращены из ссылки и освобождены из тюрем демократически настроенные деятели, активно включившиеся в общественно-политическую жизнь» (С. Алиев).

Первые четыре года фазы ушли на окончание второй мировой войны. Если не знать об имперском ритме Ирана, то большое удивление вызвал бы дружный вывод английских и советских войск из Ирана в 1945—1946 годах. Вслед за освобождением от оккупации следовало разделаться с сепаратистами и оппозицией. К концу 1946-го уже усмирены иранский Азербайждан и Курдистан. Постепенно усекаются возможности демократических профсоюзов и Народной партии Иран... Закрываются левые органы печати...

Буквально за один год проливаются реки крови, которые обычно сопровождают первое четырехлетие становления новой власти. Объясняется это все тем же присутствием иностранных войск. Однако отметим для себя, что присутствие войск не смогло сместить исторический отсчет, и гражданская война в 1946 году велась уже вполне сформировавшейся властью быстро, уверенно, мощно.

«После подавления демократического движения правящие круги Ирана в начале 1947 года организовали выборы в меджлис XV созыва. Правительством были пущены в ход различные средства давления на избирателей и всякого рода махинации, чтобы добиться избрания лишь угодных ему кандидатов» (С. Алиев).

В 1949 году неудавшееся покушение на шаха сотрудника промусульманской газеты было использовано властями как предлог для запрета деятельности Народной партии, демократических профсоюзов и других оппозиционных мелкобуржуазных партий.

Однако, согласно историческому графику, укрепление власти с 4 по 6 год фазы (1945—1949) должно проводиться в основном уже экономическими методами, что, собственно, реальность и подтвердила. «Для ослабления напряженности правящие круги развернули широкую пропаганду вокруг первого плана экономического развития. Согласно замысла властей, принятие плана и его реализация должны были привести к расширению экономических функций правительства и стабилизации положения. План разрабатывался в течение 1946—1949 гг. при сотрудничестве иранского правительства с американскими фирмами. По совету американских специалистов, в указанном плане основное внимание было уделено проектам, осуществление которых могло содействовать главным образом росту сельскохозяйственного производства. Развитию промышленности отводилось незначительное место. Бюджет предусмотренных планом проектов был более чем скромным. Тем не менее для правящих кругов Ирана оказалось проблемой изыскать источники его финансирования» (С. Алиев).

37 процентов предполагалось получить от АИНК (англо-иранская нефтяная компания). Самое крупное и современное промышленное предприятие на иранской территории, АИНК по-прежнему оставалось государством в государстве. В экономическом и административном плане она сохраняла свою автономность. Почти все ответственные посты на предприятиях компании занимали англичане. Администрация компании под видом пожарных держала на территории компании даже полицейские части. Налогов с АИНК английское казначейство получало втрое больше, чем Иран концессионных денег.

Разумеется, такое положение не могло сохраняться долго во второй фазе, требующей проведения самостоятельной политики. На восьмом году фазы предусмотрен всенародный подъем, и наиболее логично было направить этот подъем против АИНК. «В 1950 — начале 1951 года в Иране поднялась волна народного движения против попыток английских империалистов навязать Ирану подготовленное в 1949 году «дополнительное соглашение» АИНК с иранским правительством, по которому предусматривалось сохранение в силе основных статей концессионного договора 1933 года. Участники массовых митингов и демонстраций требовали аннулировать договор 1933 года, национализировать предприятия АИНК, отказаться от всех империалистических концессий» (М.Иванов).

Единение народа, однако, остается всего лишь козырем в играх властителей. В год псевдорешений 15 марта 1951 года меджлис принимает решение о национализации нефтяной промышленности, 29 апреля 1951 формируется правительство во главе с лидером созданного в 1949 году Национального фронта доктором Мосаддыком. В год вещих снов, в 1952 году, правительство Мосаддыка даже разрывает отношения с Англией и высылает всех английских представителей из Ирана. Однако 1953 год ставит все на свои места. «Доходами от нефти, — говорит Мосаддык, — мы сможем удовлетворить все наши нужды, положить конец бедности, невежеству и болезням, охватившим миллионы трудящихся страны». Его слова открывают экономическое 12-летие второй фазы, а его смещение закрывает политическое 12-летие этой фазы. 19 августа 1953 года происходит военный переворот, Мосаддык и другие министры арестованы, премьером становится руководитель переворота генерал Захеди. «Переворот сопровождался разгромом прогрессивных организаций и газет, массовыми арестами и расправами с демократическими деятелями» (М. Иванов). В декабре 1953 года восстановлены дипломатические отношения с Англией. В 1954 году подписываются соглашения по нефти. В 1955 году Иран вступает в военный Багдадский пакт и т. д. Так заканчивается 12-летие установления новой модели власти. Для любителей аналогий напоминаем, что аналогичный момент в Российской истории наступил в 1929 году — году высылки Троцкого, снятия с ведущих постов Бухарина и откровенного выхода на первые роли Сталина, ну и, разумеется, начала коллективизации, т. е. начала экономического 12-летия.

Может показаться удивительным, что вторая фаза в своем разгаре вдруг покончила с политикой равновесия. Шах выступил с заявлением о том, что курс на нейтралитет (за что ратовал Мосаддык), которого «Иран придерживался в течение 150 лет, ничего хорошего не сулит». Монарх предлагал смело избрать новый путь и «приобрести себе достойных союзников». Речь шла о резкой переориентации на США. Однако удивительнейшим образом новая политика не привела к очарованию иранцев американскими прелестями. Скорее, наоборот — США подпали под обаяние шахского режима, поверили в него, поверили в то, что дружба с Ираном вовек нерушима. Подобные обманы распространены в истории имперских циклов. Петр 1 надул Европу, убедив ее в том, что Россия стремится стать европейской окраинной провинцией. Туркофиль-ство в народных и интеллектуальных кругах Европы породил Мехмед II («Мехметова прелесть»). Примерно тот же обман сотворил на наших глазах Иран, обманув все мыслимые и немыслимые разведки, спецслужбы и т. д. Такова великая сила маскировки второй фазы. (Кстати, максимальный успех по введению в заблуждение, наверное, все же у Ленина—Сталина, убедивших весь мир в том, что их цель — борьба за пролетарские интересы, а отнюдь не построение державы тотальной технократизации.)

Ну а пока отношения США и Ирана крепнут с каждым днем. Основа дружбы — экономика, деньги, нефть, но не только...» В середине 50-х годов при самом активном содействии ЦРУ США в Иране началось создание широко Разветвленной, организации тайной полиции (САВАК). Эта организация стала систематически осуществлять репрессии против членов антишахских и оппозиционных организаций» (С.Алиев). Таким вот образом США содействовали развитию своего самого страшного в будущем врага. Ну а Иран занимался обычным имперским делом для второй фазы — создавал систему тотальной слежки всех за всеми.

Мировая война, борьба за нефть, разработка нового политического курса — все это откладывало начало главной реформы, единственно способной создать новый Иран. «Между тем деревня продолжала оставаться самым острым и взрывоопасным элементом иранского общества, прежде всего из-за господства в ней старых полуфеодальных отношений. И не случайно крупномасштабные реформы были начаты именно здесь. Прежде чем приступить к проведению аграрных реформ, Мохаммед-Реза-шах, для того чтобы показать пример помещичьему классу, принял решение о продаже шахских и государственных земель крестьянам, которая осуществлялась на весьма выгодных для последних условиях со скидкой в 20 % и с рассрочкой платежей в 20—25 лет. По положению на 1961 — 1962 годы таким способом было распределено около 200 тысяч га коронных земель. Сама же аграрная реформа началась в 1962 году» (3. Арабаджян).

Прежде чем приступить к воплощению реформы в жизнь, шах распустил меджлис 9 мая 1961 года. Дело в том, что меджлис состоял в большинстве из представителей помещиков и духовенства и одобрить аграрную реформу такой парламент был не в состоянии.

Максимум землевладения для помещиков устанавливался размерами одной деревни, но не более 500 га, да и то при условии активного использования сельхозтехники и наемного труда. Для остальных максимум устанавливался в размере от 20 до 150 га в зависимости от плодородия и расположения участка. Излишки земли выкупались государством и с десятипроцентной надбавкой продавались крестьянам в рассрочку на 15 лет. И т.д.

«Такой достаточно радикальный для Ирана подход вызвал яростное сопротивление духовенства, помещиков и представителей племенной верхушки, которое принимало самые различные формы, вплоть до вооруженных выступлений и убийства представителей правительства, проводивших референдумы на местах. Среди тех, кто активнейшим образом выступал против этих и ряда других преобразований в стране и призвал народ к антиправительственным выступлениям, был и аятолла Хомейни» (3. Арабаджян).

Во многом повторялась история, случившаяся с Великим Моголом Акбаром, который реформировал государство в интересах мусульман, интересах ислама, при этом преодолевая мощное противодействие тех, для кого он старался. Однако тогда выступление исламистов на 24 году фазы закончилось поражением, уходом в подполье. То же самое произошло в иранской второй фазе. В обоих случаях исламской оппозиции пришлось ждать наступления третьей фазы.

26 января 1963 года (псевдорешение) был проведен референдум по аграрной и другим реформам. Победа на референдуме значительно укрепила положение правительства, упрочила положение шаха. Впоследствии ряд реформ этого времени был назван «белой революцией», т. е. бескровной, как противопоставление красной, т. е. кровопролитной.

«Аграрная реформа как основной элемент «белой революции» не состояла только в перераспределении земли, но и была подкреплена рядом других мер: создание и активное внедрение в жизнь деревни сельхозкооперативов, которые должны были помогать крестьянам в обеспечении семенами, водой, сельхозорудиями и т. д., то есть заменить собой помещика в традиционной пятичленной системе. Кроме того, был создан «сепахе тарвидж» — организация, призванная пропагандировать среди крестьян передовые методы ведения хозяйства и заниматься помощью в благоустройстве деревень» (3. Арабаджян). И это уже было настоящей революцией — революцией, меняющей весь строй жизни. Тут коренное отличие от поверхностных преобразований Пехлеви-старшего.

Разумеется, результатом преобразований стало не совсем то, что планировалось реформаторами, а лишь то, что предусмотрено законами исторического развития. «В основном выгадали арендаторы, а не безземельные крестьяне и батраки. Прямым следствием реформ явилось и то, что были разрушены традиционные механизмы, позволявшие существовать значительному числу сельской бедноты, и прежде всего безземельным крестьянам, не имевшим возможности даже арендовать землю... Это обстоятельство в сочетании с более привлекательной жизнью в городе привело к огромной по масштабам миграции населения из деревень в города. В дальнейшем именно бывшие сельские жители составили один из наиболее крупных и легко воспламеняемых слоев общества, активно участвовали в революции 1978—1979 года» (3. Арабаджян).

Структура имперского 36-летия такова, что первое (политическое) 12-летие стремится продвинуться на следующие за ним годы, а третье (идеологическое) 12-летие норовит начаться раньше срока. Таким образом, угнетается экономическая тематика имперского цикла. Разумеется, за исключением циклов, напрямую посвященных экономике. Вот почему «белая революция» была итогом поисков в экономической сфере, но одновременно и подготовкой к могучим идеологическим баталиям.

«Ограниченный характер проводимых до 60-х годов в Иране преобразований не позволил существенно изменить ситуацию с общим образованием. В соответствии с переписью 1956 года 85 % населения оставалось безграмотным. Существенные сдвиги в области образования произошли в результате проведения в начале 60-х системы социально-экономических реформ, известных под названием «белая революция». В рамках ее мероприятий предусматривалась реформа просвещения, расширение начального обучения и сети средних школ, открытие специальных профессионально-технических учебных заведений, инженерно-технических вузов. Для борьбы с неграмотностью был создан «корпус просвещения». Однако грамотность в 1966-м достигла лишь 35 %. Причем в основном грамотеи жили в Тегеране и других крупных городах» (В. Овчаренко).

«С середины 60-х, разворачивая свою «революцию шаха и народа», Мохаммед-Реза Пехлеви поручил придворным философам и идеологам начать разработку философских основ этой революции» (А. Арабаджян).

60—70-е годы в жизни страны были отмечены бурным ростом национального самосознания, что проявилось в развитии общественной мысли, культурологии, художественной литературы. Возник широкий интерес к возрождению культурной памяти, наследию прошлого, к национальным корням, духовным и религиозно-этническим традициям. Одновременно изучались и осмысливались литературные и культурно-политические взаимосвязи с Западом. Эти же тенденции подхватили и утилизировали отечественная массовая культура, пресса и телевидение. На страницах массовых изданий развернулись дискуссии вокруг трактовки культурного наследия прошлого и отношения к западной культуре, к Западу и западной цивилизации в широком плане» (В. Кляшторина).

Одним из лидеров идеологического 12-летия стал Але Ахмад — автор «Западничества». Он считал, что после поражения Мосаддыка в идеологической сфере «воцарилось молчание, которое заставило углубиться в себя, предаться скорби и затем искать в окружающем причины происшедшего». Для Але Ахмада период молчания кончился в 1961 году, когда появился первый вариант «Западничества» (более точно перевести как «Заражение Западом»). В отчетах САВАК книга «Западничество» отнесена к категории «особо опасных для существующего режима», а ее автор охарактеризован следующим образом: «... этот человек на протяжении всей своей жизни действовал против государственного порядка. Его прозвище в политических кругах — "старый партизан"».

Тем временем «старый партизан» совершенно искренне пытался найти место Ирана в современном мире. И если четвертая Россия создает модель нового бытия, что вносит определенный покой в ее существование (созидание отвлекает), то главная задача иранского цикла не столько созидать новое, сколько разрушать старое, выискивать в мире симптомы смертельной болезни, бороться с этой болезнью. Вот почему Але Ахмад гораздо сильнее в отрицании, чем в позитивных предложениях. Вот одна из его формулировок: «Не являясь творцами машин, мы в силу давления экономики и политики должны выступать как потребители того, что производит Запад. Чаще всего мы являемся покорными, тихими и дешевыми монтажниками или ремонтниками того, что поступает с Запада. А ведь именно это влечет за собой превращение нас, нашего правительства, нашей культуры и образа жизни в подобие машины... Если коротко резюмировать — мы не смогли сохранить наши основные культурные принципы перед натиском машин, мы исчезли, уничтожились. Мы не смогли противопоставить этому чудовищу нового века какие-либо принципы!»

Сколь часто нас шокирует в исламе единообразие и кажущийся автоматизм, а вот Але Ахмад всерьез озабочен автоматизмом Запада: «Регламентация людей, сама по себе проистекающая от контактов с механизмом, унификация перед лицом машины, разделение труда, конвейер на предприятии, приход и уход в одно и то же время, выполнение на протяжении всей жизни одной и той же операции, делают из человека придаток машины». Ну и т. д.

Из искр идеологического двенадцатилетия возгорается пламя грядущей революции. Таким образом, разговоры и дискуссии, предшествующие революции, только кажутся абстрактными, отвлеченными и нематериальными. Придет 1977 год, за ним следующие годы и запылают кинотеатры, дискотеки и прочие атрибуты машинной культуры. Кому-то это покажется элементарной дикостью, но это будет ошибочным впечатлением. Речь идет не об одичании, а о создании своеобразной контркультуры, в чем-то напоминающей молодежную контркультуру, также построенную на отрицании без позитивного противопоставления.

В любом случае необходимо отметить, что исламской революции предшествовали годы не одичания, а, напротив, резкого повышения образовательного уровня. Хотя с образованием иногда происходят загадочные вещи. Благодаря неустанной работе корпуса просвещения (премия ЮНЕСКО) к середине 70-х грамотными были уже 60 % населения. Число студентов достигло 150 тысяч. Выросла доля обучающихся медицинским, естественно-математическим, инженерным и педагогическим дисциплинам. В 1974 году вводится система бесплатного высшего образования. Однако парадоксальным образом указ 1974 года, резко увеличив приток студентов из малообеспеченных, охваченных традиционалистскими настроениями семей, способствовал политической радикализации всей студенческой массы. Однако «за впечатляющими цифрами роста количества школ, учеников, вузов, студентов и т. д. стоял во многом низкой уровень преподавания и знаний. Сам образовательный процесс в немалой степени готовил детей и юношество к существованию в рамках старой традиционной системы жизни. И это обстоятельство отмечается многими, начиная с самого монарха, называвшего школьные аттестаты "дипломами безграмотности"» (3. Арабаджян).

В любом случае неоспорим сам факт мощного идеологического продвижения именно с 1965 по 1977 год, каким бы странным ни показался конечный результат. Напротив, дикости начала третьей фазы во многом объясняются слишком большим напряжением ума и души в конце второй фазы. «60—70-е годы, несмотря на жестокую цензуру, стали временем значительных достижений иранской литературы, музыки, театра, имевших ярко выраженную национальную форму и развитые гуманитарные традиции как древнеиранской, так и мировой культуры» (3. Арабаджян).

В 1975 году на конгрессе иранской философии шахиня провозгласила программу интеграции философии, науки и религии на Востоке, которая даст возможность избежать переживаемого Западом духовного кризиса. В том же 1975 году официально принятый указ оформил 14 принципов «белой революции» в единую идеологию. В сентябре 1977 года иранское телевидение провело диспут «Восток-Запад». Идеологический накал достиг высшего градуса, после которого следует взрыв и переход из сферы идеологии в сферу политики, из второй фазы (единоличное правление) в третью фазу (номенклатура, бюрократия).

Конечно, трудно сравнивать грандиозную личность Акбара (Великие Моголы) с достаточно жалким Мохаммедом-Реза. Однако не будем забывать, что последний иранский шах был блестяще образован, свободно пользовался несколькими языками, написал книги «Мое служение Родине», «Белая революция», «К великой цивилизации», «Ответ истории». Особенно же сильно напоминает он Акбара своим стремлением к эклектическому соединению в единое целое разнородных пластов мировой культуры. «Шах делал упор на возвеличивание древней иранской цивилизации и культурных достижений монархии. Он прославлял деяния правителей эпохи Ахменидов и Сасанидов, "при которых иранское искусство и культура достигли зенита, восхвалял зороастризм как "вечно живую, идеалистическую религию", возвеличивал манихейство... При этом несколько затенялась роль и значение шиизма как идейной и политической силы» (В. Кляшторина).

Согласно времени, в 1973 году кризис второй фазы должен был перейти в свою заключительную фазу. И надо же такому случиться, что именно в 1973 году происходит «революция» мировых цен на нефть, что приводит к многократному росту доходов Ирана и других развивающихся стран. Казалось бы, такой поворот должен привести к политической стабилизации на долгие годы. Однако, в который уже раз, мы должны признать, что политическая мощь никоим образом не связана с мощью экономической и финансовой. (Речь не идет о ритме Запада, где политика и экономика слишком плотно переплетены.) «В области экономики во главу угла была поставлена задача создания дорогостоящих престижных промышленных объектов и приобретения в крупных масштабах современной технологии, способной поглотить огромный поток нефтедолларов. Планы возведения подобных объектов (атомных электростанций, крупнейшего в мире нефтехимического комбината, металлургических заводов нового типа с новейшей, но не проверенной технологией и т. д.) были выдвинуты без учета экономических возможностей страны, уровня ее производственной и социальной инфраструктуры. И все это уже само по себе обуславливало провал планов, предусматривавших ускоренное превращение Ирана в промышленно развитую державу» (С. Алиев).

«Роскошная жизнь шахского окружения, бюрократов, финансовых воротил, спекулянтов и других представителей эксплуататорских слоев, в карманах которых оседала львиная доля обрушившегося на страну золотого дождя, усиливала у трудящихся чувство ущербности, обездоленности, порождала стремление к социальному протесту» (А. Арабаджян).

«В политическом плане существенной чертой развития Ирана после 1973 года стало усиление личной власти шаха. Сыграв заметную роль в становлении новой прослойки крупной промышленно-банковской буржуазии, глава государства в то же время добивался от нее полной покорности, не разрешил ей создавать свою политическую организацию. Наоборот, продолжалась линия на усиление авторитарных черт режима» (С. Алиев).

В 1975 году вводится однопартийная система. В программе партии «шахиншахский строй» провозглашался единственной формой государственного правления, соответствующей «национальным чаяниям» иранцев. В том же 1975 году начала осуществляться реформа по созданию народного капитализма (продажа акций рабочим), что вызвало на фоне инфляции и роста цен лишь всеобщее недоверие.