Поиски смысла жизни и страх смерти. Эти две темы идут параллельно в жизни человека. Стоит только найти смысл в жизни, и смерть как-то уже не очень страшна. И наоборот, если смерть перестает пугать человека, то, стало быть, бессмысленность бытия не так уж очевидна.

Разумеется, человек боялся смерти, боится, и будет бояться всегда. Но тут ведь речь идет скорее об эмоциях либо о каком-то мистическом ужасе, который рождается в юном неокрепшем мышлении, не уверенном в своем бессмертии. Впрочем, вера в бессмертие также штука не надежная, и больно уж смахивает на успокаивающую таблетку, наркоз, сказочку призванную отвлечь от ужаса перед небытием. Да и надо ли нам слишком уж много думать о том, что последует после жизни. Наверное, стоит больше заботиться о делах земных. А вот проблематику рождения и смерти совсем не плохо переместить из внешних дел во внутренние, научиться умирать и рождаться в процессе жизни. Кто много умирал при жизни, не станет бояться смерти заключительной.

В самом деле, разве так уж страшна смерть тому, кто давно похоронил все самое лучшее, что было с ним в жизни. А если он похоронил все, что у него было, зачем жить дальше? Так постепенно мы приходим к выводу, что каждый раз продлеваем себе жизнь, совершая очередной выгодный размен, позволяя чему-то умереть, а взамен чему-то родиться.

Мы можем и должны научиться ощущать смерть не как одну единственную точку в конце жизненного пути, а как некий очень длинный процесс, проходящий многие стадии, причем конечная стадия может оказаться далеко не самой печальной. Череда смертей начинается от самого рождения. Соответственно и череда рождений идет до самой смерти. Так что задача человека лишь в том, чтобы выгодно разменивать свои смерти на свои же рождения. Согласитесь это в наших силах, и если удастся обменять свою очередную смерть на очень выгодное рождение, то смерть уже не повод для печали - а обоснование радости. Так проблема смерти обретает элемент обмена или даже торговли.

Итак, возраст Петуха. Человек только родился, а уже пришло время первой смерти. В человеке умирает его связь с тем миром, из которого он пришел, замолкает музыка того космоса, где он пребывал в блаженстве и неведении. Не стоит думать, что это смерть пустяшная. Что мы, собственно, знаем о том мире? Может быть, эта первая смерть ужаснейшая из всех смертей. Не желая прощаться с тем миром, ребенок может отказаться от мира нашего. Известно, что младенцы, которых не смогли прельстить сомнительные достоинства нашего мира, просто засыпают и не просыпаются.

Что в обмен за обрыв связей с тем миром? Разумеется, мир этот - его звуки, его вкусовые ощущения, осязание, теплые руки матери. До размена все эти прелести воспринимались скорее негативно, ибо отвлекали от музыки небесных сфер.

Второй возраст (1 - 3), Обезьяна. В этом возрасте в человеке умирает полуживотное, блаженное существо, нечто вроде домашней кошки, которую все любят, холят, лелеют, кормят. Короче говоря, умирает беззаботность. Взамен за эту довольно жуткую смерть (человек никогда более не будет так спокоен - его удел теперь страхи, эмоции, переживания) новое рождение - самосознание. Отныне человек знает что такое "Я" и это дар бесценный, которому крикнем "Ура!"

Третий возраст (3-7), Коза. В этом возрасте, вернее в самом конце его, у нормального ребенка окончательно и бесповоротно умирает великолепное самодурство, эмоциональная свобода и бесшабашное отношение к жизни. Взамен рождается тягостное чувство личной ответственности и эмоциональный самоконтроль. Отчего же так радуется человечек столь грустному обмену? Оттого, что теперь он многое научится делать сам, получит пусть крошечную волю и власть. Пока только над самим собой.

Четвертый возраст (7-12), Лошадь. Этот великолепный возраст подводит ребенка к самой жуткой смерти. В конце возраста в нем умирает ощущение единства с природой, погибает счастье простого натурального бытия. Отныне для счастья нужны будут какие-то надуманные и достаточно абстрактные достижения. Взамен в человеке рождается очень еще уродливая способность придумывать, способность рождать идеи. Так на место гармонии приходит уродство и мы вправе заподозрить обман в предложенном нам обмене. Однако и на этот раз выгода размена очевидна: пусть в уродливом виде (а когда новорожденный бывает не уродлив?) человек получает великолепнейшую штуку - разум, умение сомневаться, умение анализировать, в том числе и самого себя. Увы, развитие новорожденного (разума) у многих протекает вяло и приводит к умственной дистрофии. Такие умственные дистрофики, от размена проигрывают фатально и необратимо. Такие люди перестают быть зверушками (теряют естество), но так и не превращаются в людей (нет разума), имя им отныне - зверье.

Пятый возраст (12 - 17), Бык. Хотите вспомнить о смерти в этом возрасте, вспомните слезы старшеклассников на выпускном вечере. Это смерть инфантильности, способности делать все по- своему, но жить под прикрытием папы, мамы и учителей. Ну а смерть инфантильности - это рождение самостоятельности. Кто не рад обмену, милости просим в спецшколу, какую-нибудь бандитскую группировку или армию. Обрадовавшихся обмену, просим в вольное молодежное сообщество. Только уж не забудьте воспользоваться новым качеством на полную катушку - раскройте мир для себя также широко, как широко раскрываете окно утром после душной ночи.

Шестой возраст (17 - 24), Крыса. Смерть, запрограммированную для возраста Крысы, лично я переживал как самое жуткое событие в своей жизни и даже впал от всего этого в глубокую депрессию. Что же так сильно я оплакивал? Вольная молодежно-тусовочная жизнь не прекратилась с окончанием университета. Что же ушло? А ушло ощущение братства, искренность и полнота чувств, которые не заменят комфорт и удобство более прагматичных контактов возраста Кабана. Что взамен? Рождение истинной творческой индивидуальности. Все же в возрасте Крысы мы были слишком серыми и одинаковыми.

Седьмой возраст (24 - 31), Кабан. Число смертей, в этом возрасте, наверное, достаточно велико, ибо велико число рождений ведущих в восьмой возраст, самый главный в жизни человека. У меня лично в возрасте Кабана умерли холостячество и бездетность, интеллектуальная всеядность и любовь к чтению взахлеб. Список можно было бы продолжать. Сейчас по прошествии многих лет мне больше всего жаль умершую безвозвратно способность запрыгнуть на диван с новой книгой, и блаженство прочитать ее всю от начала и до конца. Этот дар у меня более не возвратится никогда. Какая страшная потеря! А еще я умер как автор романа под названием "Город". Роман был написан, дай Бог на 30% и все же грустно, как грустно от любой смерти. Получил же взамен я гигантский ворох новых качеств и свойств. Я научился быть мужем и отцом, домохозяином и организатором творческого коллектива, а главное - я получил свой структурный гороскоп, теорию невероятной красоты.

Восьмой возраст (31 - 40), Собака. Этот возраст был моей огромной удачей и невероятным везеньем. Все девять лет я был безумно и фантастически счастлив. Именно поэтому смерть возраста и смерть его качеств воспринял невероятно болезненно, подтвердив дурную славу "кризиса середины жизни". Катастрофу личной жизни, продолжил факт взросления детей. Почему-то считается, что родитель должен быть счастлив оттого, что дети повзрослели. Настоящий родитель, фанатичный родитель-профессионал испытывает шок оттого, что дети повзрослели, что теперь не нужно рассказывать им сказки и вести тонкую педагогическую линию и самое лучшее отныне - это не мешать им действовать самостоятельно, и устраняться, как можно тщательнее. То есть ты уже им как бы не родитель, не учитель и не щит, не добрый фей и не повелитель, а всего лишь друг и спонсор. Так приходит гибель родителя, ты еще жив, но уже не первый в глазах своего ребенка, не второй и не третий, дай бог в десятке удержаться…

Вторая гибель, это гибель безостановочного мыслителя. Еще недавно, я мыслил ровно столько, сколько бодрствовал, теоретические вопросы крутились в голове безостановочно. Размышления о возрастах, сменялись размышлениями о векторном кольце, далее шли знаки совмещения и так без конца по кругу. Иногда приходила длинная мысль, и я хватался за бумагу, но чаще размышлял в уме, умудряясь на ходу, в поезде, самолете или автомобиле решать сложнейшие теоретические вопросы. Теперь мозг пуст! Нет, иногда я конечно думаю. Но не о теории, а о том, как написать книгу, как разместить в ней материал. Но ведь это совсем другое. Собственно это и есть главная тема размена, ученый умер и на его месте родился писатель.

Так хочется верить, что ученый во мне умер не до конца, и время от времени он будет поднимать голову, внося в теорию очередную поправку. Тем более не хотелось бы, чтобы вслед за ученым безвозвратно умер писатель. Я так долго растил его в себе. Но, не умея жертвовать чем-то одним, разве получишь что-нибудь другое. Потому что уже на подходе, жаждут родиться во мне Учитель и Организатор. Это задача для возраста Дракона (55- 70), до которого не так уж много осталось времени.

Какие еще можно запланировать себе рождения? Может быть, из меня еще получится не плохой путешественник. Так хотелось бы со своими лекциями объездить весь свет. А может быть, еще удастся в этой жизни войти в какую-нибудь могучую политическую организацию, в какой-нибудь очень влиятельный всемирный совет? А может быть, еще удастся организовать какой-то могучий бизнес и стать очень богатым человеком, во всю попользоваться преимуществами больших денег? Самое главное, ожидая очередное рождение - это не забыть умертвить в себе что-то иное. Иначе рождение может и не произойти. Не в этом ли секрет долголетия - не жадничай, сжигай отжившие жизни?

Ну и, конечно же, последний размен, если представиться шанс дожить до него, потребует от человека в жертву абсолютно все - мозг ученого, талант писателя, власть, деньги. Все это надо будет отдать за уникальную способность уйти в пустыню, научиться быть независимым от ВСЕГО, что есть на этом свете, еды, женщин, славы, привязанности к близким. В потере всех связей с этим миром родится величайшая независимость, некий абсолют, по достижении которого страх смерти перестанет существовать окончательно.

Так что бояться единой смерти не надо, ее нет, есть череда умираний и в этой череде стоит бояться только тех смертей, после которых ничего нового не родилось.